Полночный вальс

Куин Джулия

Выдержать такое преклонение и чистую веру он не смог. Со стоном, в котором смешались счастье и мука, он грубо привлек ее к себе. Их губы слились в жарком поцелуе, он упивался ею, как человек, долго страдавший от жажды. Он запустил пальцы в ее волосы, наслаждаясь их нежным шелковистым прикосновением, а его губы с благоговением касались ее глаз, носа, щек.

Джон чувствовал, что начинает исцеляться. Черная пустота в его сердце не исчезла, но стала съеживаться, уменьшаясь в размерах. Тяжесть не упала с его плеч, но в ней словно убавилось

весу.

Неужели она способна принести ему такой дар? Неужели ее чистота и доброта в состоянии уничтожить мрачные тени в его душе? У Джона закружилась голова, и он крепче прижал к себе Белл.

Она вздохнула.

— О, Джон, как хорошо!

— Очень хорошо? — пробормотал он, касаясь губами уголка ее рта.

— Очень, очень! — рассмеялась Белл, с жаром отвечая на его поцелуи.

Губы Джона прошлись по ее щеке к уху, и он шутливо прикусил его бархатистую мочку.

— У вас такие приятные ушки, — прошептал он, — как абрикосы.

Белл отпрянула с недоуменной улыбкой на лице.

— Абрикосы?

— Я же говорил вам, что мне недостает поэтичности.

— Я люблю абрикосы, — решительно возразила Белл.

— Идите же сюда, — приказал он строгим голосом, в котором сквозила насмешка. Он сел на диван и усадил рядом Белл.

— Как вам будет угодно, милорд. — Белл попыталась изобразить покорность.

— Что вы за сластолюбивая плутовка!

— Сластолюбивая плутовка? Вот это уже совсем не поэтично.

— Тише! — Верный своему принципу, Джон заставил ее замолчать очередным поцелуем, откидываясь на подушки и привлекая Белл к себе. — Говорил ли я вам, — спросил он в краткий промежуток между поцелуями, — что вы — прекраснейшая из женщин, каких мне доводилось видеть?

— Нет.

— Ну так слушайте. А еще — самая умная, добрая, а еще… — рука Джона скользнула вдоль тела Белл, охватила ее ягодицы и сжала их, — а еще у нее самое соблазнительное мягкое место, какое я когда-либо чувствовал. Белл отпрянула с видом оскорбленной невинности, но тут же рассмеялась и прильнула к нему.

— Никто еще не говорил мне, что целоваться так забавно.

— Разумеется. Ваши родители опасались, что после этого вы броситесь целоваться с кем угодно.

Белл прикоснулась пальцами к его щеке, осторожно провела по щетине бакенбардов. — Нет, только с вами.

Джон считал, что родители Белл вряд ли могут быть довольны поведением дочери, но поскорее прогнал эту мысль, не желая нарушать очарование момента.

— Большинство людей, целуясь, не смеются. — Он по-мальчишески усмехнулся и дернул ее за нос.

Белл ответила ему таким же жестом.

— В самом деле? Тем хуже для них.

Джон прижал ее к себе так, словно мог удержать одной силой. Может, ее доброта повлияет на него, омоет ему душу и… Он закрыл глаза: воображение заводило его слишком далеко.

— Вы даже не представляете себе, какие чувства я сейчас испытываю, пробормотал он, вдыхая аромат ее волос.

Белл придвинулась поближе.

— Нет, я

знаю — это блаженство.

— К сожалению, теперь в любую секунду могут принести заказанный вами чай, и вряд ли нам стоит делиться с прислугой нашим блаженством.

— О Господи! — воскликнула Белл, мгновенно отскочив в другую сторону комнаты. — Как я выгляжу? Можно ли по моему виду понять, что я… что мы…

— Я понял бы это с первого взгляда, — сообщил Джон, стараясь не обращать внимания на боль неудовлетворенного желания, пульсирующую во всем теле. — Но если вы пригладите волосы, думаю, никому, кроме меня, об этом не догадаться.

— Мы попали под дождь, — возразила Белл. — Норвуд решит, что именно потому я такая растрепанная. — Несмотря на всю свою смелость, Белл оказалась не готова к тому, чтобы дворецкий кузины застал ее в объятиях Джона.

— Садитесь же, — приказал Джон. — Мы будем беседовать, как рассудительные взрослые люди, и тогда Норвуд ничего не заподозрит.

— Вы думаете?..

— Просто сядьте на свое место, и к тому времени, как дворецкий вернется сюда, мы успеем завязать вежливую беседу.

— Я не смогу, — еле слышно прошептала Белл.

— Почему же?

Белл опустилась на стул и уставилась на носки туфель.

— Потому, что каждый раз глядя на вас, я вспоминаю, как вы обнимали меня.

Сердце Джона глухо ударилось в груди. Он глубоко вздохнул, борясь с растущим и мучительным желанием вскочить с дивана, схватить Белл и овладеть ею прямо здесь. К счастью, от необходимости отвечать на откровенное замечание Белл его избавил негромкий стук в дверь.

Вошел Норвуд, неся поднос с чайной посудой и печеньем. Поблагодарив дворецкого, Белл стала разливать чай. Джон заметил, как у нее трясутся руки. Он молча взял предложенную чашку и сделал глоток.

Белл потягивала чай, досадуя, что дрожь в руках никак не утихает. Не то чтобы она стыдилась — она была просто потрясена собственными ощущениями.

— Пенни за ваши мысли, — вдруг предложил Джон.

Белл взглянула на него поверх чашки и улыбнулась.

— Они стоят гораздо дороже пенни.

— Тогда как насчет фунта.

Секунду Белл обдумывала, стоит ли признаваться Джону в своих мыслях. Но это размышление продолжалось всего секунду. Мать приучила ее к сдержанности.

— Я размышляла, стоит ли пролить чай на вашу ногу немедленно или лучше дождаться, когда он немного остынет.

Джон вытянул раненую ногу и оценивающе оглядел ее, делая вид, что всерьез обдумывает заявление Белл.

Белл с коварной усмешкой взялась за чайник.

— Если этот способ подействует, в медицине произойдет настоящий переворот. — Она склонилась над вытянутой ногой, и на секунду Джону подумалось, что Белл действительно решила облить ее чаем. Но в последний момент она перехватила чайник другой рукой и поставила его на стол.

— Дождь усиливается, — заметила она, выглянув в окно. — Вам придется повременить с отъездом домой.