Полночный воин (Хранительница сокровищ)

Джоансен Айрис

— Он мог бы выжить и без тебя.

— Конечно, если Господу было бы так угодно. Я не утверждаю, что дар срабатывает каждый раз. Легче лечить детей или таких людей, как Малик, у которых разум ясный. Но иногда больные не возвращаются к нам. Бывает, они погибают, уходят в мир теней…

— Но сын булочника не умер?

— Нет, он остался жив и выздоровел. Через четыре месяца он опять лазил по деревьям. Сначала они назвали это чудом. — Бринн закрыла глаза. — А потом сказали, что здесь кроется что-то другое.

— Колдовство.

При

этих словах она вздрогнула.

— Она не была ведьмой. И я тоже. Это дар.

Он молчал, прижимая ее к груди с умиротворяющим спокойствием.

— Ты все еще не доверяешь мне?

— Хотелось бы. Если бы это было в моих силах, я дал бы тебе все, что ты от меня хочешь. — Он встряхнул головой. — Я знаю, ты не ведьма, ты добрая, милая и хочешь только блага для всех. И я не перестану сражаться до конца своих дней во имя твоей защиты и ради того, что ты называешь даром. Довольно с тебя?

Нет, она по-прежнему пребывала одна в своем круге. Ее дар оставался для всех подозрительным. Он услышал ее рассказ и не испытал ни отвращения, ни страха, который она встречала на лицах тех, других, слышавших о ее даре. Для него неважно, чем она занималась, он принимает ее и всегда защитит. Она почувствовала облегчение, словно с ее плеч сняли непосильную ношу.

— Я не могу просить тебя. Дар предназначен мне, так уж получилось.

— Я сам предложил тебе помощь и защиту. — Он прижал ее к груди. — А теперь помолчи. Отдохни и постарайся не думать о прошлом. Скоро мы уйдем отсюда. Мы далеко от деревушки рыбаков?

— До Селкирки? Полный день пути. Сегодня нам надо переночевать здесь.

— Разве теперь ты руководишь моими людьми? Я повторяю, мы отправимся в путь сразу же, как только добудем провиант. Мы будем ехать всю ночь и к рассвету дойдем до деревни, где я смог бы договориться о лодках.

Он никогда не совершал переходов ночью, все знали, как они опасны и для людей, и для лошадей. Он решился на это только ради нее. Бринн закрыла глаза, отдаваясь чувству близости, сердечного родства. Теперь она не одинока. Наверняка они еще не раз столкнутся в споре, но она примирится с его всепоглощающим уютом.

Ночь выдалась пронзительно-холодной. Свирепо завывал ветер, когда к рассвету они добрались до Селкирки. Деревня показалась Бринн совсем маленькой. Она помнила ее многоголосой, шумной, а сейчас в ней оказалось домов двадцать, беспорядочно разбросанных по побережью. В столь ранний час на улицах почти никого не было, но Бринн заметила две небольшие лодки, качавшиеся в море, наготове стояли еще четыре.

— Что такое? Ты чему-то удивлена? — спросил Гейдж. — Разве мы не туда попали?

— Туда. — Бринн не могла ошибиться. — Тогда деревня казалась гораздо больше.

— В детстве все кажется больше. — Гейдж повернулся к Малику. — Не знаю, как долго пробудем здесь, так что поищи, где мы могли

бы остановиться. На побережье чертовски холодно.

— А ты чем займешься? — спросил Малик.

— Тем, что умею делать лучше всего — торговаться. — Гейдж пришпорил коня. — Хочу перехватить рыбаков до их выхода в море, иначе придется торчать без дела до заката, пока они не вернутся.

«Торчать без дела? Гейдж понятия не имеет, что это значит», — с грустью подумала Бринн. Такой неугомонный характер всегда будет в вечном движении. За долгие недели ее борьбы за спасение жизни сарацина Гейдж из-за вынужденного добровольного безделья еще больше привязался к другу.

— Поехали, — сказал Малик. — Укроем вас, женщин, от этого дикого ветра. Эдвина просто посинела от холода.

— Очень любезно с вашей стороны, — едко заметила Эдвина, — но мне не так уж плохо. Вы сами, как я заметила, дрожите, словно лист на ветру.

Слова Эдвины задели Малика.

— Ты всегда замечаешь только плохое и не хочешь видеть того, что бросается в глаза. Почему бы тебе не обратить внимание, как великолепно я смотрюсь на своем коне. Или, скажем, оценить мое остроумие. Нет, я, видите ли, чувствителен к холоду. У меня на родине не бывает таких убийственных северных ветров.

Эдвина опустила глаза, прикрыв их длинными пушистыми ресницами.

— Я рада, что вы так понятно объяснили мне свои достоинства, и не стану больше укорять вас за то, что вы неженка.

— Неженка? — повторил Малик, не веря своим ушам. — Разве есть хоть капля слабости в…

— Эдвина, может, и примирилась с холодом, а я так вся дрожу, — вступила в разговор Бринн. Ее забавляли перепалки между ними, так и подмывало послушать дальше, но на этот раз она слишком устала. Пережитое в Кайте, длинный переход утомили ее. — И потом я хочу спать.

— Я мигом! — Малик махнул рукой Лефонту, и они поскакали в деревню.

Жители встретили их с крайним недоверием и неохотно торговались. Битый час Малик пытался уговорить их, прежде чем нашел то, что искал. Недовольный собой, он вернулся к ожидавшим его Бринн и Эдвине.

— Гейджу станет не по душе, если здешние мужчины станут торговаться так же яростно, как и их жены. Мне удалось договориться всего о пяти домишках, да и то втридорога. — Малик кивнул на небольшой домик на берегу. — Для Гейджа и для тебя, Бринн, — сказал он и, повернувшись к Эдвине, добавил: — Вы с Алисой займете вон то жилище, а Лефонту с его людьми придется разместиться в трех остальных.

— А как же ты? — спросила Эдвина.

— Лягу у вашего порога.

— Как это?

— Только так я смогу доказать, что не неженка. — Малик принял героическую позу. — Свернусь у дверей, подставив лицо холоду, всегда готовый отразить любую беду от вас, даже под угрозой схватить жуткую простуду, которая унесет меня из этого бренного мира, — мрачно добавил он.