Полночный воин (Хранительница сокровищ)
Шрифт:
— Не замерзнешь. У тебя покрывало, и я рядом. — Его рука скользнула вниз, к ее бедрам. — Впрочем, мы можем немного подождать, если тебе так хочется. — Его ладонь сжалась и двинулась к ягодицам. — Хотя мне очень жаль, что не могу приласкать самое заветное, нежное. Помнится, там такие мягкие завитки и такой упоительный родник, сжимавший, ласкавший меня, удерживавший, когда я двигался туда-сюда из…
— Помолчи! — отчаянно взмолилась она. — Как можно говорить такое вслух?!
Его рука уже под платьем поглаживала
— От этого тебе хочется делать такое, о чем ты стыдишься говорить, не правда ли? Не снимешь ли ты платье, а я подниму тебя на себя, как в тот первый день у пруда? — Под его рукой мышцы ее живота напряглись, желая его. — Ага, чувствую, очень хочешь. Давай посмотрим, насколько сильно. — Его рука принялась покручивать ее влажный бугорок. — Уже трудно сдерживаться. — Он прижался губами к ее уху. — Не лучше ли закрыть глаза и позволить мне делать с тобой то, чего и тебе не терпится? Тогда завтра ты успокоишь себя тем, что я силой взял тебя.
Ее тело горело, ныло от боли. Она выгнулась вперед и вверх, постанывая от желания.
— …Впрочем, я не позволю тебе солгать себе и мне. Я не войду в эту прекрасную горячую узкую норку, меня жаждущую. Не стану впускать в тебя свое семя, пока ты сама не попросишь меня об этом.
Снова не спеша он начал ласкать бугорок большим пальцем, трогая его и теребя. Под пальцем он словно бы вырос. Невольно Бринн вжималась своим горячим раскрытым лоном в его ладонь.
Острое желание резким толчком вскинуло ее тело, и, не удержавшись, она вскрикнула.
— Тогда зачем… ты делаешь это? — задыхаясь, спросила она. — Ты ведь не получишь удовольствия, не удовлетворишь свою плоть.
— Это может убить меня, — мрачно соглашался он.
— Тогда отпусти меня к Эдвине. Я этого не вынесу.
— Вынесешь! — зло ответил он. — Я не перестану ласкать твое тело, пока оно не затоскует по моему прикосновению. Я дам тебе удовольствие и мучение. Я стану будить тебя среди ночи языком, или пальцами, или голосом, повторяя, что я возьму тебя, когда ты сама меня об этом попросишь.
— Пожалуйста… Я никогда не смогу попросить тебя об этом.
Два пальца глубоко вошли в ее разгоряченное лоно.
— Помолимся за просветление нашего разума и за то, чтобы ты попросила меня взять тебя.
Невыносимо прекрасно…
«Грех, — сонно подумала она, — это, должно быть, сон. Этого не может быть…»
— Шире… — донесся до нее откуда-то из глубины голос Гейджа. — Еще пошире, Бринн…
Ее тело охотно подчинилось.
Его язык!
Она широко раскрыла глаза, когда его язык, твердый, шершавый и чувственный, приник к ее нежному бугорку и стал его ласкать, покусывая.
— Гейдж. Не надо! — взмолилась она. — Так не…
Его… голодный рот.
Зубы… нежное покусывание.
Ее тело дернулось, и она закусила губу, перестав
Приняв ее ответное движение, он обхватил руками ее ягодицы и удержал, чтобы она не смогла отклониться от его ласк.
Когда он кончил, она продолжала лежать, при каждом вздохе содрогаясь каждой клеточкой своего тела.
Он обнял ее за плечи.
— Так нехорошо! — срывающимся голосом сказала она. — Я никогда не слышала, чтобы мужчины сотворили такое с женщинами. И…
— Не переживай! — прервал он ее. — В Византии так очень часто ласкают женщин. Я доставил бы тебе это удовольствие еще раньше, но мне так хотелось поскорее войти в тебя. — Он крепче прижал ее к себе. — Давай спать.
— Так ты снова этим можешь разбудить меня?
— Я же предупреждал. Надеюсь, что смогу показать тебе другие способы. — Он начал сжимать ее груди через шерстяную ткань платья. — Вот уж что мешает и не на своем месте.
— Я не сниму его. — Конечно, оно не спасет, но Бринн почувствовала бы себя совсем беззащитной в его объятиях. — И не проси.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Я хочу, чтобы ты его сняла.
— Проснись, Бринн, — прошептал Гейдж. — Раздвинь ноги.
Опять? Словно по сигналу, она почувствовала тепло между бедер. Она уже не знала, сколько раз будил он ее в эту ночь. В очередной раз его рот присосался к ее груди, пока пальцы доводили ее до вершины блаженства.
И снова его рот…
Она вытянулась в жадном призыве.
— Не теперь, — гортанным голосом произнес он. — Скоро рассвет.
Холодное влажное полотно легло между ее бедер. Она открыла глаза.
— Что ты делаешь?
— Успокаиваю тебя. Сегодня тебе предстоит долгий переезд, а я всю ночь наслаждался твоей сладкой… — Он помолчал, подыскивая точное слово, но так и не назвал по имени вожделенную часть ее тела. Только спросил: — Тебе больно?
— Нет.
Ей захотелось ощутить в том месте его руки и рот еще раз, а не его «успокоительное» полотно.
Полотном он прижал мягкие завитки волос на лобке.
— А грудь больно?
— Нет.
Грудь слегка побаливала. Он припадал к ней, словно голодный ребенок. Его неистовое посасывание заставило ее кончить.
— Твоя грудь очень чувствительна к прикосновению, — хрипло сказал он. — Она твердеет и набухает, как спелый фрукт. Мне хотелось бы присосаться к ней, когда у тебя будет ребенок.
У нее перехватило дыхание, так отчетливо встал перед ней нарисованный его словами образ. В ее чреве набирает силы зачатое ими существо, обнаженное тело Гейджа лежит на ней, а его губы ласкают ее грудь.
— И этого тебе тоже хотелось бы, — сказал он. — Посмотрим, что я смогу сделать. — Он отбросил мокрое полотно и протянул ей платье. — Одевайся, быстро. Они скоро проснутся.