Полное собрание сочинений в трех томах. Том 1
Шрифт:
Дорант.Гм-гм, какой же вы хитрец, господин Лизидас! Вы говорите не то, что думаете.
Лизидас.Прошу прощения.
Дорант.Боже мой, мне ли вас не знать! Не притворяйтесь.
Лизидас.А разве я притворяюсь?
Дорант.Я вижу, что вы хорошо отзываетесь об этой пьесе только из беспристрастия, а в глубине души вы, как и большинство, считаете, что это плохая пьеса.
Лизидас.Ха-ха-ха!
Дорант.Согласитесь, что это
Лизидас.Знатоки ее в самом деле не одобряют.
Маркиз.А, шевалье, попался! Вот тебе за твои насмешки!.. Ха-ха- ха-ха-ха!
Дорант.А ну, любезный маркиз, еще, еще!..
Маркиз.Теперь ты видишь, что и знатоки на нашей стороне.
Дорант.Совершенно верно, суждение господина Лизидаса довольно основательно. Но пусть только господин Лизидас не рассчитывает, что я так легко сдамся! Если уж я имел смелость оспаривать мнение госпожи Климены, то, надеюсь, он не станет возражать, если я выступлю и против него.
Элиза.Что же это такое? Против вас госпожа Климена, господин маркиз и господин Лизидас, а вы стоите на своем?! Фи! Это просто неучтиво!
Климена.Не понимаю, как это люди рассудительные могут так упорно защищать подобную бессмыслицу.
Маркиз.Клянусь богом, сударыня, в этой пьесе все скверно, от первого до последнего слова.
Дорант.Суждение скороспелое, маркиз. Рубить сплеча — самое легкое дело. Приговоры твои настолько безапелляционны, что тут даже не знаешь, что и возразить.
Маркиз.Черт возьми! Но ведь даже актеры других театров, [99] которые видели эту пьесу, говорят, что это дрянь неимоверная.
Дорант.Тогда я умолкаю. Ты прав, маркиз! Уж если актеры других театров отзываются о ней дурно, так им нельзя не верить. Это люди просвещенные и притом совершенно беспристрастные. Спорить больше не о чем, сдаюсь!
Климена.Сдаетесь вы или не сдаетесь, все равно вам не удастся меня убедить, что можно терпеть все нескромности этой пьесы и грубую сатиру на женщин.
99
… актеры других театров… — Речь идет об актерах Бургундского отеля и театра Маре, конкурировавших с театром Мольера.
Урания.А я бы не стала обижаться и принимать что-либо на свой счет. Такого рода сатира бьет по нравам, а если и задевает личность, то лишь отраженно. Не будем применять к себе то, что присуще всем, и извлечем по возможности больше пользы из урока, не подавая виду, что речь идет о нас! Те смешные сценки, которые показывают в театрах, может смотреть кто угодно без малейшей досады. Это зеркало общества, в котором лучше всего себя не узнавать. Возмущаться обличением порока не значит ли публично признать этот порок в себе?
Климена.Я сужу обо всем со стороны. Надеюсь, мой образ жизни таков, что мне бояться нечего: вряд ли кто-нибудь станет искать сходство между мною и женщинами дурного поведения, которых изображают на сцене.
Элиза.Конечно, сударыня, никто искать не станет! Ваше поведение всем известно. Есть вещи бесспорные.
Урания (Климене).Я, сударыня, ничего не говорила о вас лично. Мои слова, как и все сатирические места в комедии, имеют общий смысл.
Климена.Я в этом и не сомневаюсь, сударыня. Об этом не стоит даже говорить. Не знаю, как вам понравилось то место в пьесе, где осыпают оскорблениями наш пол, а я была страшно возмущена тем, что дерзкий сочинитель обзывает нас «зверями».
Урания.Да ведь это же говорит комическое лицо!
Дорант.И потом, сударыня, разве вы не знаете, что брань влюбленных никого не оскорбляет? Бывает любовь нежная, а бывает исступленная. В иных случаях странные и даже более чем странные слова принимаются теми, к кому они обращены, как выражение высокой страсти.
Элиза.Говорите что хотите, а я не могу этого переварить, так же как «похлебку» и «пирожок», о которых здесь сейчас толковали.
Маркиз.Да-да, как же, «пирожок»! Я сразу это заметил — «пирожок»! Как я вам благодарен, сударыня, что вы напомнили мне о «пирожке»! Для такого «пирожка» в Нормандии не хватит яблок. «Пирожок»! Ах, черт возьми, «пирожок»!
Дорант.Ну, «пирожок»! Что ты хочешь этим сказать?
Маркиз.Черт побери, шевалье, «пирожок»!
Дорант.Ну так что же?
Маркиз.«Пирожок»!
Дорант.Скажи наконец, в чем дело!
Маркиз.«Пирожок»!
Урания.Не мешало бы, мне кажется, пояснить свою мысль.
Маркиз.«Пирожок», сударыня!
Урания.Что же вы можете против этого возразить?
Маркиз.Я? Ничего! «Пирожок»!
Урания.Я отступаюсь!
Элиза.Маркиз разбил вас блестяще. Мне бы только хотелось, чтобы господин Лизидас несколькими меткими ударами добил противников.
Лизидас.Осуждать — это не в моих правилах. Я к чужим трудам снисходителен. Однако, не желая задевать дружеские чувства шевалье к автору, я должен сказать, что подобного рода комедия, собственно говоря, не комедия: между такими пустячками и красотами серьезных пьес громадная разница. Тем не менее в наше время все помешались именно на таких комедиях, все бегут на их представления; великие произведения искусства идут при пустом зале, а на глупостях — весь Париж. У меня сердце кровью обливается. Какой позор для Франции!