Полное собрание сочинений в трех томах. Том 3
Шрифт:
Жак.Что прикажете?
Гарпагон.Сегодня, Жак, у меня будет ужин.
Жак (про себя). Что за чудеса!
Гарпагон.Можешь расстараться?
Жак.За хорошие деньги.
Гарпагон.Провались ты! Опять деньги! Только и слышишь от них: «Деньги! Деньги! Деньги!» Привязались: давай им денег. Все о деньгах! Ни шагу без денег!
Валер.Глупее этого ответа я ничего не слыхал. Эко диво — приготовить хороший ужин за хорошие деньги! Это легче легкого, так-то всякий дурак справится. Нет, уж коли ты мастер своего
Жак.О хорошем ужине, но подешевле?
Валер.Да.
Жак.Сделайте милость, господин дворецкий, откройте нам секрет. Возьмите уж на себя и мои обязанности, благо вы здесь все в свои руки забрали.
Гарпагон.Перестань! Так что же тебе требуется?
Жак.Да вот, дворецкий приготовит вам хороший ужин подешевле.
Гарпагон.Я спрашиваю не его, а тебя.
Жак.На сколько персон?
Гарпагон.Будет человек восемь-десять, но готовить надо не больше как на восемь. Где сыты восемь, там сыты и десять.
Валер.Понятно.
Жак.Ну, стало быть, четыре перемены. Пять сортов закусок, суп, заливное…
Гарпагон.Да ты что, черт тебя побери, намерен целый город накормить?
Жак.Жаркое…
Гарпагон (зажимает ему рот).Изверг! Хочешь по миру меня пустить?
Жак.Еще одно легкое блюдо…
Гарпагон.Еще что?
Валер (Жаку). Да что ты, в самом деле, закормить всех хочешь? Гостей-то разве наш господин на убой созвал? Почитай-ка правила здоровья да спроси врачей: что может быть вреднее обжорства?
Гарпагон.Так, так!
Валер.Заруби у себя на носу, любезный, и всей своей родне внуши, что кто подает у себя за столом много мяса, тот прямой душегуб; если хозяин любит своих гостей, он должен соблюдать умеренность. Есть даже такое древнее изречение: мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть. [14]
14
Есть даже такое древнее изречение: мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть. — Выражение, известное еще в Древней Греции, приписывалось Плутархом Сократу. Бытовало оно и в латинском языке: «Ede ut vivas, ne vivas ut edas».
Гарпагон.Отлично сказано! Подойди, я тебя поцелую. Отроду ничего умнее не слыхал: мы для того живем, чтобы есть, а не для того едим… Нет, что-то не то. Как бишь ты сказал?
Валер.Мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть.
Гарпагон (Жаку). Вот. Слыхал? (Валеру.)Какой великий человек изрек это?
Валер.Забыл.
Гарпагон.Напомни мне записать эти слова. Я прикажу золотыми буквами вырезать их над камином в зале.
Валер.Непременно. А насчет ужина позвольте распорядиться мне — я все устрою в лучшем виде.
Гарпагон.Устраивай.
Жак.Вот и прекрасно. Меньше забот.
Гарпагон (Валеру). Нужно что-нибудь такое, чего много не съешь: рагу из барашка, например, пожирнее, паштет с каштанами…
Валер.Положитесь на меня.
Гарпагон.Затем, Жак, нужно почистить карету.
Жак.Простите. Это уже относится к кучеру. (Надевает кучерской кафтан.)Так вы изволили сказать…
Гарпагон.Нужно почистить карету и заложить лошадей — поедешь на ярмарку.
Жак.Лошадей, сударь? Да они с места не сдвинутся. Не стану лгать: они валяются не на подстилке — подстилки у бедных животных никакой нет. А постятся они у вас так, что и на лошадей не похожи — одна тень от них осталась.
Гарпагон.Ах, бедненькие! Да им же ничего не приходится делать!
Жак.Можно и ничего не делать, сударь, а есть-то все-таки надо? Да они, бедняги, на какую угодно работу пойдут, лишь бы сытыми быть. Сердце надрывается глядеть, как они тощают. Я ведь люблю лошадок, мне за них больно. Каким жестоким человеком надо быть, сударь, чтобы не жалеть ближних!
Гарпагон.Довезти до ярмарки — не бог весь какой труд.
Жак.Нет, сударь, у меня и духу на это не хватит. Понадобится стегнуть — рука не поднимется. Как вы хотите, чтобы они сволокли карету, когда они сами ног не волочат?
Валер.Я попрошу, сударь, соседа Пикара сесть за кучера, а Жак пусть остается и готовит ужин.
Жак.Ладно. Подохнут, так по крайней мере не из-за меня.
Валер.Уж больно ты умничаешь, Жак.
Жак.Уж очень ты подлизываешься, дворецкий!
Гарпагон.Молчать!
Жак.Я не выношу льстецов, сударь. Я же его насквозь вижу: вечно усчитывает хлеб, вино, дрова, соль, свечи, и все это для того только, чтобы к вам подмазаться и подольститься. Меня это бесит. А послушать, что о вас говорят каждый день, — право, досада возьмет. Как-никак я же вас люблю после лошадей больше всех на свете.
Гарпагон.А нельзя ли узнать, Жак, что обо мне говорят?
Жак.Можно, сударь, если б только я был уверен, что вы не рассердитесь.
Гарпагон.Нисколько не рассержусь.
Жак.Ох, рассердитесь! Непременно рассердитесь!
Гарпагон.Да нет же! Напротив, это доставит мне удовольствие, мне очень любопытно это знать.
Жак.Раз уж вы сами желаете, сударь, так я вам должен сказать по чистой совести, что над вами везде смеются, всячески на ваш счет прохаживаются, перемывают вам все косточки — рассказов про вашу скаредность не оберешься. Одни говорят, что вы заказали особые календари, где постных дней вдвое больше, чем надо, — это для того, чтобы ваша прислуга почаще постилась; другие — что у вас прислуга никогда не получает ни подарков к праздникам, ни жалованья при расчете, потому что вы всегда сыщете, к чему придраться. Один рассказывает, что как-то вы притянули к суду соседскую кошку за то, что она съела у вас остатки баранины; другой — что раз ночью вас накрыли, как вы у своих же лошадей овес воровали, и что кучер, который до меня был, отдул вас палкой в темноте, только вы промолчали об этом. Словом сказать, вас на все корки отделывают, куда ни сунься. Вы — посмешище всего города, на каждом перекрестке клянут вас, и нет вам иных имен, как скряга, скаред, сквалыга и скупердяй.