Полное собрание сочинений в трех томах. Том 3

Мольер Жан-Батист

Флораи другие божестваудаляются. Венера со своей свитой сходит на землю.

Эгиала.

Богиня! Мы в недоуменье: Чем в горе вам помочь? И как теперь нам быть? Молчать — советует почтенье, А преданность — все говорить.

Венера.

Так говорите же, но без похвал и лести, Мне не нужны сейчас подобные слова. Уж если говорить о мести, То лишь затем, что я права. Нет-нет, я большего не знаю оскорбленья, Которое бы мне могло на долю пасть. Я не забуду об отмщенье, Коль у богов осталась власть!

Фаэна.

Ведь вы мудрее нас, и знаете вы сами, Как поступить сейчас приличествует вам. Но меж великими — я думаю — богами Нет места яростным словам.

Венера.

Вот

потому-то я и гневаюсь жестоко: Высок мой сан, и тем острее боль моя. Когда б я не была так взнесена высоко, Такой бы ярости не предавалась я. Я, дочь Юпитера, бросающего грозы, Мать бога, что внушает страсть, Я, давшая земле и радости и слезы, Несущая с собой великой страсти власть, Я, видевшая пред собою Великий жар молитв и пламя алтарей, Тысячелетьями пленявшая людей Непобедимою, бессмертной красотою, Я, в споре трех богинь пред юным пастухом Верх одержавшая своей красою тонкой, [61] — Оскорблена сейчас в величии своем Ничтожной смертною девчонкой! Дошло до дерзости, до глупости такой, Что ей оказывают предпочтенье. Сравненья слышу я меж нею и собой И обнаглевший суд людской. С небес, столь полных восхищенья, Я смертных похвалы выслушивать должна: Венеру превзошла она!

61

Я, в споре трех богинь… — Венера вспоминает о своей победе над Юноной и Палладой и гневается, что нынче ей предпочли, на радость соперницам, Психею (миф.).

Эгиала.

Я узнаю людей. Как прежде, в человеке, В сравнениях его нам дерзость лишь видна.

Фаэна.

Своею похвалой в несчастном нашем веке Он лишь великие позорит имена.

Венера.

Ах, как трех этих слов жестокая отрава За двух богинь мне злобно мстит! Могли ль забыть они, что мне досталась слава, Что яблоко лишь мне принадлежит? Я вижу, как они хохочут в исступленье; Коварный слышу смех, когда в порыве злом Им хочется найти с упорностью отмщенья Смущение в лице моем. Их радость дерзкая за это оскорбленье Стремится душу мне ужалить побольней: «Венера! Ты горда красы твоей цветеньем. Один пастух сказал, что ты других милей, Но, по сужденью всех людей, Простая смертная достойней предпочтенья». Какой удар! Увы! Он сердце мне пронзил, Я не могу сносить подобные страданья. Ах! Мне терзают грудь, меня лишают сил Моих соперниц ликованья! О сын мой! Коль тебя мой тронуть может вид, Коль сердцу все еще мила я И в состоянье ты не забывать обид, Какие вынесло, страдая, То сердце, что к тебе всегда любовь хранит, — Свое могущество яви, яви скорее И защити меня от них. Пускай в твоей стреле Психея Узнает мщенье стрел моих! Чтоб горе ей изведать в полноте, Возьми одну из стрел, что мне всегда по нраву. Всего опасней стрелы те, Какие окунул ты в гнев свой, как в отраву. Из смертных выбери урода: пусть она, До гнева доходя, терзаясь пыткой страстной, Мучительно в него вдруг станет влюблена, Но безответно и напрасно.

Амур.

И так уж от любви мир плачется, стеня, Во всяком зле меня сурово обвиняя. Вы не поверите, как часто злость людская Чернит проклятьями меня. И если стану вам послушен…

Венера.

К желаньям матери ты, видно, равнодушен? Не нужно больше рассуждать. Ты должен способ отыскать, Как лучше отомстить за злое оскорбленье. Лети, не вынуждай меня просить опять. Я жду, Амур, когда настанет час отмщенья.

Амурулетает. Венераудаляется в сопровождении граций. Сцена превращается в большой город. Видна улица с двумя рядами дворцов и домов различной архитектуры.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аглавра, Кидиппа.

Аглавра.

Молчание, сестра, всегда со злом дружит. Пусть ваша и моя найдет язык досада, — Друг другу высказать нам надо Все то, что сердце тяготит. Теперь мы обе — сестры по страданью, Одно и вы и я в мучении своем, И наши горести слились в одно дыханье. По справедливости, вдвоем Мы можем пережить сердечные терзанья И их друг другу изольем. Мне очень больно — я не скрою, — Что восхищенья все полны Пред нашей младшею сестрою. И принцы, что сюда судьбой занесены, Дивятся

ей, а в нас с тобою Совсем, сестра, не влюблены. Как! Видеть каждый час, что ей здесь все послушно, Что каждый сердце дать ей рад, А мимо нас с тобой проходят равнодушно И не желают бросить взгляд! Иль наша красота не стоит преклоненья? Богов ли мы прогневали сейчас, Что наш удел — пренебреженье; Что юноши не замечают нас, Оказывая предпочтенье Огню прекрасных глаз? Скажите мне, сестра: найдется ль доля злее, Чем предназначенная нам, Когда приходится смотреть, как за Психеей Толпой влюбленные влекутся по пятам?

Кидиппа.

Сестрица! От такой напасти Рассудок можно потерять. Сравнения с таким несчастьем Я не взялась бы подобрать.

Аглавра.

А я от этого порой рыдать готова, Покоя, отдыха сейчас я лишена. Нет, я не вынесу несчастия такого, Я каждый день обречена Вдруг вспоминать о том, как к нам судьба сурова И как горда красой она. Меня и по ночам преследуют мученья. Не в силах думать ни о чем, Я отдана во власть ужасного виденья. И если принесет мне сон успокоенье, В моем сознании ночном Она проходит в сновиденье — И просыпаюсь я потом.

Кидиппа.

Сестра! В том и мои печали. Мы с вами родственны судьбой. Все, что вы здесь мне рассказали, Бывает часто и со мной.

Аглавра.

Давайте разберем: откуда в ней все это? Какие качества пленительные в ней? Не в силах я понять великого секрета, Дающего ей власть над душами людей. Кто создал ей такую славу И чем она внушает страсть? Над сердцем по какому праву Она всегда имеет власть? В ней есть изящество и юности цветенье, Что может нравиться, не спорю я о том, Но зрелая краса достойней, без сомненья, Во здравом мнении людском. Иль нам досталось все, что только раздражает? Иль нет приятностей у нас в чертах лица, В улыбке и в глазах, в походке, что пленяет И может покорить влюбленные сердца? Сестра! Скажите, дорогая, Но лишь со всею прямотой: Ужели мало я блистаю красотой, Во всех достоинствах ей место уступая? Убранством, прелестью какой Милей Психея молодая?

Кидиппа.

Как! Вас милей, сестра моя? Когда охотились вы вместе, Вас долго сравнивала я И, ничего не утая, Милее вы — скажу по чести. Скажите мне и вы, но искренне вполне: Ужели у меня одно предубежденье, Когда я думаю, что что-то есть во мне, Способное внушать порою восхищенье?

Аглавра.

Вы, милая сестра, — я в том убеждена — Могли бы вызвать страсть своею красотою. Достоинств всяческих у вас душа полна. Я к вам пристрастна, и, не скрою, Я в вас была бы влюблена, Не будь я вашею сестрою.

Кидиппа.

Но почему ж ее предпочитают нам, И почему сердца сдаются ей без боя, Желаний, вздохов дань нам не несут к ногам, Влюбленной нас не чтут хвалою?

Аглавра.

Все женщины согласны в том, Что уж не так она прелестна, И если юноши горят пред ней огнем, Причина этому известна.

Кидиппа.

Она и мне ясна. Могу предполагать, Что скрыто нечто здесь, и это не случайно. Способность всех воспламенять Мне свойством кажется весьма необычайным. Нет, фессалийские есть в этом деле тайны: [62] Ей кто-то должен был способность даровать Сердца всех юношей пленять.

62

Нет, фессалийские есть в этом деле тайны. — Фессалия считалась в древности страной колдунов и прорицателей.

Аглавра.

О нет, сестрица, я держусь иного мненья: То, что влечет сердца неотразимо к ней, — Лишь тонкая игра изменчивых очей, Лишь видимость девичьего смущенья. Улыбкой нежною своей Она сулит благоволенье Почти любому из людей. Да, славу мы свою, конечно, потеряли. Теперь не те уж времена, Когда привязанность любви была дана И в девах строгий нрав пороком не считали. От этой гордости, что нам к лицу была, В наш столь презренный век спустились мы в низины. Судьба уж ничего нам больше не дала, Как только хитростью тревожить ум мужчины.