Полное собрание сочинений. Том 2

Толстой Лев Николаевич

Глядя на сотни дворовъ въ деревняхъ, которыя мы про зжали, на бабъ и ребятишекъ, которыя съ минутнымъ любопытствомъ обращали глаза къ шумящему экипажу и изчезали навсегда изъ глазъ; глядя на мужиковъ, которые не только не снимали шапокъ передъ нами, какъ я привыкъ это вид ть въ Петровскомъ, не удостоивали насъ даже взглядомъ, такъ они были заняты своимъ д ломъ или мыслями — мн приходили въ голову такіе вопросы: что же ихъ занимаетъ, ежели они нисколько не заботятся о насъ? и изъ этихъ вопросовъ возникали другіе: какъ же они живутъ, какъ живутъ ихъ д ти, есть ли у нихъ матери, любятъ ли они ихъ, или бьютъ? и т. д. и т. д. — Поздно вечеромъ, напившись чаю съ баранками, мы улеглись съ Володей на каретныя подушки, принесенное Мих емъ пахучее с но; Михей постелилъ свою шинель подл насъ, но еще не ложился. Полный м сяцъ св тилъ въ маленькое окно, и я,

сколько не ворочался и какъ не перекладывалъ подушку, никакъ не могъ заснуть. Черезъ с ни въ другой комнат спала Мимы съ д вочками, но он еще не улеглись, потому что изр дка отворялась дверь, и слышны были по с нямъ шаги ихъ горничной Маши. (Зд сь, да извинитъ меня читатель, я долженъ обратить его вниманіе на горничную Машу, какъ на лицо, исторія котораго, хотя не т сно связана съ моею собственной, но всегда шла съ нею рядомъ и всегда находилась подъ раіономъ [?] моихъ наблюденій, такъ какъ Маша была первая женщина, на которую я сталъ смотр ть, какъ на женщину. Можетъ быть я пристрастенъ, но, по моему мн нію, трудно встр тить бол е обворожительное существо. —

Лицо у нея было тонкое съ необыкновенно н жными голубыми глазами и съ крошечными розовыми губками, чрезвычайно мило, какъ листики цв точка, загнутыми кверху. Плечи у нея были чудесныя. Она была н сколько полна, и это прибавляло ей прелести въ моихъ глазахъ. Но все это я зам тилъ только теперь, хотя знаю ее съ т хъ поръ, какъ самого себя. Она од валась такъ, какъ од ваются вс порядочныя горничныя: мило, скромно и просто — голубое холстинковое платьице, розовенькая косыночка и б ленькій дорожный чепчикъ.) —

Дверь изъ половины Мими отворилась, послышались шаги Маши, всл дъ за т мъ крикъ испуга и голосъ Михея, говорившій съ упрекомъ: «Что это вы меня такъ испугались, Марья В.? разв я такой страшный?» — «Ахъ, пустите, Михей И.», и послышался шорохъ, какъ будто Михей держалъ ее, а она хот ла вырваться. Потомъ шопотъ мужского и женскаго голоса и шаги направились къ дверямъ. Я почти не обращалъ вниманія на происходившее за дверью, но вдругъ Володя, который уже спалъ, какъ мн казалось, вскочилъ съ пост ли, подб жалъ къ окну и съ большимъ вниманіемъ сталъ смотр ть на что-то.

«Что ты смотришь?» спросилъ я его. — «Молчи», сказалъ онъ мн , съ нетерп ніемъ махая рукой. Я никакъ не могъ понять, что могло такъ занимать его, но, чтобъ р шить этотъ вопросъ, на ципочкахъ подошелъ къ нему. Онъ прильнулъ къ стеклу и пристально смотр лъ подъ нав съ, въ т ни котораго видн лись дв челов ческія фигуры. Въ глазахъ Володи я зам тилъ въ эту минуту выраженіе, чрезвычайно похожее на выраженіе сладенькихъ глазъ папа, но я не смогъ понять, что такъ радуетъ его. Мн казалось, все это нисколько не касалось до него.

— «Пустите, Михей И., ну васъ къ Богу, увидятъ», говорилъ женскій голосъ.

— «Отчего ты мине не хочешь любить. Я, какъ передъ Богомъ, васъ вотъ какъ люблю!»

— «Ой! спину сломали!»

— «Ты мн только скажи слово, я буду барина просить. Ужъ я слово сказалъ: никого не хочу любить, окромя тебя. Пойдешь за меня?»

— «Ну бросьте руки-то, что балуете». Послышался поцалуй и легкій см хъ, и Маша выб жала изъ-подъ нав са. Во время этаго разговора я пересталъ [удивляться] удивленію Володи, и мн показалось, что не только до него, но и до меня все это касалось н сколько. Маша проб жала въ половину Мими, и все затихло; но меня долго что-то безпокоило, и я никакъ не могъ заснуть. Тоже и это новое для меня чувство родилось въ первый разъ во мн и составило новый отличительный признакъ новаго возраста.

* № 4(до I ред.).

Мими для меня теперь постороннее лицо : ни въ какомъ случа она не им етъ право вм шиваться въ д ла наши, я ее нисколько не боюсь и даже иногда подтруниваю надъ нею, и мн кажется всякій разъ, когда на ея лиц показываются красныя пятна, что она сердится за то, что потеряла всякую власть надъ нами, — мысль, <необыкновенно> льстящая моему самолюбію. Вражда между нею и Карломъ Иванычемъ продолжается; но р же выказывается, такъ какъ они р дко сходятся и оба безъ памяти боятся бабушки. Карлъ Иванычь чрезвычайно изм нился: вопервыхъ, по недавно подслушанному мною разговору бабушки съ папа, я узналъ, что онъ не гувернёръ, a «menin», дядька, который только можетъ водить насъ гулять, и что намъ необходимо настоящій гувернёръ-французъ и вовторыхъ, Карлъ Иванычъ уже больше не училъ насъ; сл довательно, въ Москв у него не бывало въ рукахъ ни линейки, ни книги діялоговъ, ни мелу, которымъ онъ отм чалъ

проступки — однимъ словомъ, не было т хъ грозныхъ атрибутовъ власти, которые въ деревн внушали намъ къ нему такой страхъ; оставалась одна палка для гулянья, подтверждающая слова бабушки, что онъ только способенъ водить гулять насъ; въ 3-ихъ пріятель его Sch"onheit сшилъ ему новый фракъ безъ буфочекъ на плечахъ и м дныхъ пуговицъ, и въ этомъ наряд онъ много важности потерялъ въ моихъ глазахъ. Но, что хуже всего, почтенная, многоуважаемая красная шапочка была зам нена рыжимъ парикомъ, который нисколько, какъ я ни прищуривался, не походилъ на естественныя волоса. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ, дядька, сошелъ въ моемъ мн ніи на много ступеней ниже: онъ ужъ казался мн ч мъ-то среднимъ между Николаемъ и т мъ Карломъ Иванычемъ, который былъ въ деревн . — Въ Любочк мало произошло перем нъ; т мъ бол е что, такъ какъ со времени нашего пере зда въ Москву д вочки какъ-то отдалились отъ насъ; не было ни общихъ уроковъ, ни общихъ игоръ. Я мало обращалъ на нее вниманіе; да и гордость быть мальчикомъ, а не д вочкой, д лала то, что я даже съ н которымъ презр ніемъ и гордымъ сознаніемъ своего достоинства смотр лъ на нее. Но Катеньку узнать не было никакой возможности, такая она стала гордая не гордая, скучная не скучная, а странная. Она еще похорош ла, личико, шейка и ручки ея были такія н жныя, розовенькія, но теперь мн и въ мысль не приходило поц ловать ее, какъ я это д лалъ 2 года тому назадъ. Я былъ слишкомъ далекъ отъ нея. Къ нимъ, т. е. къ д вочкамъ, прі зжали какія-то чужія д вочки, и они съ ними играли въ какія-то куклы и другія см шныя игры, но никогда не присоединялись къ намъ. И часто я съ завистью и грустью слушалъ внизу, какъ звонко и радостно раздавались наверху ихъ голоса и см хъ, особенно серебрянный голосокъ Катеньки.

* № 5(I ред.).

Дробь. IV.

Какъ я уже говорилъ, шесть нед ль траура не оставили во мн почти никакихъ воспоминаний. Хорошее расположеніе духа, которымъ я наслаждался дорогой, разбилось въ дребезги о печаль бабушки, выражавшуюся ⁷⁸ такъ р зко и отчаянно, и о постоянное принужденіе, которое наводилъ на меня видъ обшитыхъ б лой тесемкой рукавчиковъ. — <Теперь я долженъ выступить изъ хронологическаго порядка пов ствованія, для того, чтобы ближе познакомить моихъ читателей съ положеніемъ нашимъ. Ничто такъ не поразило меня въ мой прі здъ въ Москву, какъ странная вн шняя перем на, происшедшая въ Карл Иваныч . —

Почтенная, мною любимая, уважаемая и им ющая въ моихъ глазахъ особенный характеръ достоинства лысина, зачесываемая сзади длинными прядями с дыхъ волосъ и изр дка покрывающаяся красною шапочкой, зам нилась какой-то странной рыжей, масляной оболочкой, называемой парикъ, какъ я узналъ впосл дствіи. Я говорю странной оболочкой, потому что д йствительно не нахожу другаго названія для этой штуки. Только впосл дствіи я узналъ, что штука эта им ла назначеніе зам нять волоса и походить на нихъ; тогда же, кладя руку на сердце, я никогда бы не подумалъ этаго.

Синій фракъ съ м дными пуговицами на плечахъ, облаченіе въ который означало всегда что-то необыкновенное и располагало меня къ праздничному расположенію духа, употреблялся ежедневно, а новый, черный фракъ съ узкими, узкими фалдочками, произведенiе друга Sch"onheit, зам нялъ его въ торжественныхъ случаяхъ, казинетовые штаны, на которыхъ я зналъ каждую заплаточку и пятнушко, переданы Николаю. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ ужъ не тотъ и много прелести и достоинствъ потерялъ въ моихъ глазахъ. —>

Н сколько дней посл прі зда онъ повелъ насъ гулять. «Nun, liebe Kinder», ⁷⁹ началъ онъ своимъ торжественнымъ тономъ: «теперь уже вы большія д ти, вамъ можно понимать», посадивъ насъ около себя на скамейк въ уединенномъ м ст въ Нескучномъ саду. Несмотря на парикъ, онъ въ эту минуту былъ т мъ же старымъ, добрымъ Карломъ Иванычемъ. «Потеря, которую вы сд лали, невозвратима; но что же д лать? я чувствую ее такъ же, какъ и вы», сказалъ онъ съ такимъ трогательнымъ выраженіемъ, что нельзя было сомн ваться въ искренности его словъ. «Теперь Dіе Gr"afin, ваша бабушка <(онъ никогда [не] забывалъ прибавлять die Gr"afin, говоря о ней) заступила ея м сто и будетъ для васъ второй маменька. Любите его, любите его, д ти!» Онъ помолчалъ немного. — «Die Gr"afin, ваша бабушка, осталась одна; — вы д ти. Она любитъ васъ, какъ вашу мать, и просила Петра Александровича, ваша папенька, оставить васъ у нея». —>