Полное собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
— На то воля Вашего Сіятельства.
Больше этого Князь ничего не могъ добиться отъ непонимающаго хорошенько, въ чемъ д ло, Игната, но, принявъ и эти слова за согласіе, онъ съ радостнымъ чувствомъ перешелъ къ Шкалику. Шкаликъ опять на все былъ совершенно согласенъ. Князь, очень довольный приведеннымъ къ окончанію примиреніемъ, перешелъ опять къ Игнату и, слегка приготовивъ его, привелъ къ Шкалику въ переднюю, гд и заставилъ ихъ, къ обоюдному удивленію и къ своему большому удовольствію поцеловаться. Шкаликъ хладнокровно отеръ усы и, не взглядывая на Игната, простился, зам тивъ, что съ нимъ денегъ только ц лковый, а что онъ привезетъ остальныя завтра. «Вотъ, — думалъ Николинька, какъ легко сд лать доброе д ло. Вм сто вражды, которая могла довести ихъ, Богъ знаетъ, до чего и лишить ихъ душевнаго спокойствія, они
Глава[5]. Умный челов къ. [90]
Шкаликъ, не за зжая домой, отправился въ городъ, — прямо въ нижнюю слободу, и остановился у разваленнаго домика чинов[ницы] Кошановой. Исхудалая, бол зненная и оборванная женщина въ чепц стояла въ углу сорнаго, вонючаго двора и мыла б лье. 10-л тній мальчикъ въ одной рубашёнк , одномъ башмак съ ленточкой, но въ соломенномъ картузик сид лъ около нея и д лалъ изъ грязи плотину на мыльномъ ручь , текшемъ изъ подъ корыта, 6-л тняя д вочка въ чепчик съ засаленными, розовыми лентами лежала на живот посереди двора и надрывалась отъ крика и плача, но не обращала на себя ничьяго вниманія.
90
Позднейшая помета Толстого.
— Здраствуйте, Марья Григорьевна, — сказалъ Шкаликъ, въ зжая на дворъ и обращаясь къ женщин въ чепц , какъ бы вашего Василья Федорыча увидать?
— И, батюшка, Алекс й Тарасычь, — отв чала женщина, счищая мыло съ своихъ костлявыхъ рукъ, — 4-ую нед лю не вижу.
— Что такъ?
— Пьетъ! — грустно отв чала женщина.
Въ одномъ слов этомъ и голос , которымъ оно было сказано, заключалось выраженіе продолжительнаго и тяжелаго горя.
— В рите-ли, до чего дошли: ни хл ба, ни дровъ, ни денегъ, ничего н тъ, такъ приходилось, что съ д тьми хоть съ сумой иди. Спасибо, добрые люди нашлись, дали работу, да и то мое здоровье какое? Куда мн стиркой заниматься? — продолжала женщина, какъ будто вспоминая лучшія времена. Вотъ только т мъ и кормлюсь: куплю въ день дв булочки, да и д лю между ними, — прибавила она, какъ видно съ удовольствіемъ распространяясь о своемъ несчастіи и указывая на д тей. А печки мы, кажется, съ Пасхи не топили. Вотъ жизнь моя какая, и до чего онъ довелъ меня безчувственный, а кажется, могъ бы семью прокормить. Ума палата, кажется, по его уму министромъ только-бы быть, могъ бы въ свое удовольствіе жить и семейство... все водочка погубила. —
— A разв не знаешь, гд онъ? Мн д льце важное до него есть.
Описаніе нищеты под йствовало на Шкалика, должно быть, не такъ, какъ ожидала Марья Григорьевна; онъ презрительно посматривалъ на нее и, говорилъ ей уже не «вы», а «ты».
— Говорятъ, на съ зжей сидитъ. Намедни, слышно, они у Настьки гуляли; такъ тамъ драка какая-то съ семинарскими случилась. Говорятъ, мой-то Василій едоровичъ въ сердцахъ одному палецъ откусили что-ли. Богъ ихъ знаютъ.
— Онъ теперь трезвый, я-чай?
Женщина помолчала немного, утерла глаза щиколками руки и ближе подошла къ лошади Шкалика.
— Алекс й Тарасычь! вамъ в рно его надо насчетъ бумагъ. Вы сами знаете — онъ вамъ ужъ писалъ, такъ, какъ онъ, никто не напишетъ. Ужъ онъ кажется самому Царю напишетъ. Сд лайте такую милость, Алекс й Тарасычь, продолжала Марья Григорьевна, красн я и кланяясь, — не давайте ему въ руки ничего за труды: все пропьетъ. — Сд лайте милость, мн отдайте. Видите мою нищету.
— Это ужъ тамъ ваше д ло. Мое д ло заплатить.
— В рите-ли, со вчерашняго утра у д тей куска хл ба въ рот не было, хоть бы вы... — но тутъ голосъ Марьи Григорьевны задрожалъ, лицо ее покрасн ло, она быстро подошла къ корыту, и слезы покатились въ него градомъ.
— А пускаютъ ли къ нему? — спросилъ Шкаликъ, поворачивая лошадь.
Марья Григорьевна махнула рукой и, рыдая, принялась стирать какую-то салфетку.
Вс , кто только зналъ Василья Феодоровича, отзывались о немъ такъ: «О! умн йшій челов къ, и душа чудесная, только одно...»
Такое мн ніе основывалось не на д лахъ его, потому что никогда онъ ничего ни умнаго, ни добраго не сд лалъ, но единственно на утвердившемся мн ніи о его ум , краснор чіи и на томъ, что онъ будто-бы
Мы не беремся р шать вопроса, д йствительно ли существуетъ эта бол знь, къ которой особенно склоненъ изв стный классъ русскаго народа, но скажемъ только одно: по нашему зам чанію, главные симптомы этой бол зни составляютъ безпечность, безчестный промыселъ, равнодушіе къ семейству и упадокъ религіозныхъ чувствъ, общій источникъ которыхъ есть полуобразованіе.
Хотя у[мн йшій] челов къ зналъ отчасти гражданскіе и уголовные законы, но въ бумагахъ, сочиняемыхъ имъ, ясность и основательность изложенія д ла большей частью приносилась въ жертву риторическимъ цв тамъ, такъ что сквозь слова «высокодоброд тельный, всемилостив йше снизойдти, одръ изнурительной медицинской бол зни» и т. п., восклицательныя знаки и розмахи пера, смыслъ проглядывалъ очень, очень слабо. Это-то, кажется, и нравилось т мъ, которые обращались къ нему. Лицо его, украшенное взбитымъ полус дымъ хохломъ, выражало добродушіе и слабость; никакъ нельзя было предполагать, чтобы такой челов къ могъ откусить палецъ семинаристу.
У[мн йшій] челов къ небритый, испачканный, избитый и испитой, въ одной рубашк , лежалъ на кровати сторожа и не былъ пьянъ. Онъ внимательно выслушалъ разсказъ Шкалика о д л его съ Княземъ. Шкаликъ обращался съ Василіемъ едоровичемъ съ чрезвычайнымъ почтеніемъ. Узнавъ, что забол вшая отъ побоевъ баба была взята въ устроенную недавно Княземъ больницу и уже выздоров ла, что отъ Князя никакого прошенія не поступало, а должно было поступить такого-то содержанія (Шкаликъ досталъ отъ конторщика черновое прошеніе), что свид тель былъ только одинъ, у[мн йшій] челов къ сказалъ, что никто, кром его, не можетъ устроить этаго д ла, но что онъ, такъ и быть, берется за него, т мъ бол е, что Шкалику выгодн е, вм сто того, чтобы платить 50 р. какому-то (Рюрику) [91] мужлану, заплатить ему хоть 15. «Такъ-то, братъ Алешка», — сказалъ онъ, приподнимаясь. — «Такъ точно», — отв чалъ Шкаликъ. Посл этаго умн йшій челов къ, не слушая обычныхъ лестныхъ словъ Шкалика насчетъ своего высокаго ума, впалъ въ задумчивость. Плодомъ этой задумчивости были дв бумаги сл дующаго содержанія: 1) По титул : такого-то и туда прошенія, а о чемъ тому сл дуютъ пункты. 1) Про зжая туда-то и туда-то, нашелъ на полян такой-то и такой-то с но мое расхищеннымъ (ночью должно было разломать два стога и увезти во дворъ); 2) похитителями были хабаровскіе крестьяне, въ чемъ я удостов рился, заставъ ихъ на м ст преступленія. 3) Увидавъ, что гнусный и преступный замыселъ ихъ открыть, они возъим ли нам реніе лишить меня жизни, но всемилостив йшее Провид ніе спасло меня незримымъ перстомъ своимъ и т. д.; 4) и потому прошу, дабы съ злоумышленными похитителями онаго с на, и грабителями поступлено было по законамъ. Къ подач надлежитъ туда-то, сочинялъ такой-то и т. д.
91
Бранное выраженіе, означающее грубый мужикъ.
2-ая бумага — отзывъ на прошеніе, которое могъ подать Князь.
Въ числ похитителей с на, означенныхъ въ прошеніи моемъ, поданномъ тогда-то, преждевременно разр шившаяся безжизненнымъ плодомъ женщина А енья Болхина не находилась, а поэтому въ несчастіи, ее постигшемъ, я не могъ быть причиненъ. Но, какъ слышно, произошло то отъ побоевъ мужа ея, наказывавшаго ее за распутное поведеніе. Боясь же открыть свое преступленіе пом щику своему, студенту, князю Нехлюдову, им вшему къ выше упомянутой А еньи особенное пристрастіе (что видно изъ того, что она была тотчасъ же взята для пользования на барскій дворъ), вышеупомянутый крестьянинъ Болха ложно показалъ, что она находилась во время покражи моего с на и буйства, произведеннаго хабаровскими крестьянами такого-то числа на Савиной полян , и что я могъ быть причиною несвоевременнаго ея разр шенія и т. д.