Полное собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
— Ну, братецъ, чтобы ты не говорилъ, что у тебя скотины н тъ отъ того, что корму н тъ, а корму н тъ, оттого, что скотины н тъ, вотъ возьми себ 7 р. с., — сказалъ Николинька, доставая и разбирая скомканную кучку асигнацій изъ кармана шароваръ, и купи себ на мое счастье корову, а кормъ бери съ гумна, я прикажу. Смотри же, чтобы къ будущему Воскресенью у тебя была корова, я зайду.
Чурисъ такъ долго съ улыбочкой переминался, не подвигая руку за деньгами, что привелъ Николиньку въ краску и заставилъ протянутую руку Николиньки дрожать отъ напряженія и положить наконецъ деньги на столъ.
— Много довольны вашей милостью, — сказалъ Чурисъ съ улыбкой, жена-же его опять бросилась въ ноги, начала плакать и приговаривать, «вы наши отцы, вы наши матери кормилицы».
Не въ силахъ будучи укротить ее, Николинька вышелъ на улицу, а за нимъ всл дъ Чурисъ.
— Я радъ теб помогать, — сказалъ Николинька, останавливаясь у колодца и отв чая на благодарности Чуриса, — теб помогать можно, потому что я знаю, ты не л нишься. Будешь трудиться и я буду помогать, съ Божьей помощью и поправишься.
— Ужъ не то что поправиться, только бы не совс мъ раззориться, Ваше Сіятельство. Жили
— Зач мъ же вы разошлись?
— Все изъ за бабъ вышло, Ваше Сіятельство. Тогда уже д душки вашего не было, также какъ вы до всего самъ доходилъ. Славный порядокъ былъ, а то при немъ бы и думать не см ли бы, запоролъ бы. Не любилъ покойникъ мужикамъ повадку давать. А нами посл вашего д душки зав дывалъ Алпатычъ — не т мъ будь помянутъ — челов къ былъ пьяный, неопстоятельный. Пришли къ нему просить разъ, другой, н тъ, мылъ, житья отъ бабъ, дозволь разойдтись, ну подралъ, подралъ, а наконецъ тому д лу вышло, все-таки поставили бабы на своемъ — врозь стали жить. А ужъ одинокій мужикъ — изв стно какой. Ну, да и порядковъ то никакихъ не было, орудовалъ нами Алпатычъ, какъ хот лъ. Чтобъ было у тебя все, а изъ чего нашему брату взять, этаго не спрашивалъ. — Тутъ подушные прибавили, столовый запасъ то-же сбирать больше стали, а земель меньше стало, и хл бъ рожать пересталъ. Ну, а какъ межовка прошла, да какъ онъ у насъ наши навозныя земли въ господскій клинъ отр залъ, злод й, и пор шилъ насъ совс мъ, хоть помирай. Батюшка вашъ, Царство Небесное, баринъ добрый былъ, да мы его и не видали, почитай, все въ Москв жилъ, ну, изв стно и подводы туды чаще гонять стали. Другой разъ распутица, кормовъ н тъ, а вези. Нельзя-жъ безъ того. А съ опекой-то, — сказалъ онъ на расп въ, ухъ, много горя, много приняли мужички. Онъ махнулъ рукою и замолчалъ.
Ну, какъ теперь, Ваша Милость до своего лица всякаго мужичка допускаете, такъ и мы другіе стали, и прикащикъ-то другой челов къ сталъ. — Мы теперь знаемъ хоша, что у насъ баринъ есть, и ужъ какъ, и сказать нельзя, какъ мужички за это вашей милости благодарны.
Славный народъ и жалкій народъ, подумалъ Николинька, приподнялъ шляпу и пошелъ дальше.
Чурисъ былъ однимъ изъ т хъ мужиковъ, которыхъ Николинька называлъ консерваторами, и которые составляли главный камень преткновенія для вс хъ предполагаемыхъ имъ улучшеній въ хозяйств и быт самихъ крестьянъ. Чурисъ с т хъ поръ, какъ отд лился отъ своего брата, сталъ б денъ. Онъ былъ работящій, см тливый, веселый и добрый мужикъ. Хотя немножко болтунъ. Первые года онъ старался поправиться, поднять свое хозяйство; но судьба пресл довала его: то коровенка, то лошадь падетъ, то жена двойняшку родитъ, то на хл бъ незародъ. Управляющій же, рад я о барской и преимущественно своей польз , не переставалъ тянуть со вс хъ мужиковъ все, что было можно вытянуть. При такихъ обстоятельствахъ безпрерывный трудъ и см тливость Чуриса не осуществляли его надеждъ: прикупить лошадку, другой станъ колесъ завести, землицы принанять, а только, только доставляли возможность буквально не замерзнуть и не умереть отъ голода ему и его семейству. Такъ прошло годъ, два и больше. Съ молодостью проходили тоже и надежды, которыя она породила (у нихъ тоже есть молодость и надежды). Наконецъ Чурисъ привыкъ къ мысли, что вся жизнь его должна пройти такъ, чтобы всевозможнымъ трудомъ добывать едва достаточныя средства къ существованію. Онъ почелъ такое состояніе нормальнымъ, необходимымъ. Странно сказать: онъ привыкъ къ нему и наконецъ полюбилъ свою привычку. — Такъ что ежели бы Чурису дали средства выйдти изъ б дности, въ которой онъ находился, онъ безсознательно не употребилъ бы ихъ, потому что слишкомъ привыкъ къ своему положенію. — Николинька испыталъ это. Вс пособія, которыя онъ давалъ такимъ консерваторамъ, ничего не помогали. И что-же было требовать отъ нихъ? Они продолжали проводить жизнь въ посильномъ труд , но заставить ихъ трудиться не такъ, какъ они трудились всю свою жизнь, было невозможно. — «Богъ послалъ, Богъ не зародилъ, Богу угодно» вотъ аргументы, противъ которыхъ ничего не могли сд лать вс уб жденія и сов ты Николиньки о необходимости порядочнаго, заботливаго хозяйства. И то сказать: какое ут шеніе оставалось бы у этихъ людей, ежели бы они не думали, что тяжелый крестъ, который они несутъ, посланъ имъ отъ Бога, и что во всемъ одна воля Его.
Глава. Юхванка Мудреной. [97]
«Юхванка мудреный хочетъ лошадь продать», прочелъ Николинька въ записной книжечк и перешелъ черезъ улицу къ двору Юхванки-Мудренаго.
Юхванкина изба была тщательно покрыта соломой съ барскаго гумна и срублена изъ св жаго св тло-с раго осиноваго л са, тоже изъ барскаго заказа, съ двумя выкрашенными красными ставнями у оконъ и крылечкомъ, съ нав сомъ, съ зат йливыми перильцами, выр занными изъ досокъ. С нцы и холодная изба были тоже исправны; но общій видъ довольства и достатка, который им ла эта связь, нарушался н сколько пригороженной къ воротищамъ кисти съ недоплетенымъ заборомъ и раскрытымъ нав сомъ, который видн лся изъ за нея. Въ то самое время, какъ Николинька подходилъ съ одной стороны къ крыльцу, — съ другой подходили дв женщины крестьянки, несшія ушатъ. Одна изъ нихъ была жена, другая — мать Юхванки. Первая была плотная, румяная баба, съ необыкновенно просторно развитой грудью, въ красномъ кумачевомъ платк , въ чистой рубах съ бусами на ше , шитой на ше и рукавахъ занав ск , яркой панев и тяжелыхъ черныхъ смазанныхъ котахъ, над тыхъ на толсто намотанныя онучи. Конецъ водоноса не покачивался и плотно лежалъ на ея широкомъ и твердомъ плеч . Легкое напряженіе, зам тное въ покрасн вшемъ и обильно вспот вшемъ ея лиц , изгиб спины и м рномъ движеніи рукъ и ногъ еще бол е выказывали ея силу и здоровье. Другой-же конецъ водоноса им лъ далеко не такую сильную и высокую опору. — Юхванкина мать была одна изъ т хъ старухъ, л та которыхъ невозможно опред лить, потому что он , кажется, дошли уже до посл дняго
97
Позднейшая помета Толстого.
Юхванка былъ не родной ея сынъ, а пасынокъ. 5 л тъ онъ остался сироткой съ братомъ своимъ Алешой дурачкомъ. Вдов оставили мужнину землю, и она одна своими трудами кормила сиротъ. Управляющій взялъ Юхванку къ себ , научилъ граммот , а потомъ отдалъ на миткалевую фабрику. Вдова осталась одна съ Алешой и, не переставая трудиться, довела хозяйство почти до цв тущаго положенія. Когда Юхванка уже сталъ на возраст , вдова взяла его, женила и передала ему землю и все свое имущество. «Прим рная мачиха», сказали бы в нашемъ быту, а у крестьянъ иначе и не бываетъ. Этаго еще мало: когда Юхванка сталъ въ дом хозяинъ, мачиха поняла, что она ему въ тягость — не трудно было ей о томъ догадаться, потому что, что на сердц , то и на язык у простаго челов ка. Юхванка можетъ быть не разъ намекалъ ей объ этомъ. — Чтобы не сть даромъ хл бъ, мачиха не переставала трудиться по сил , по мочи. «Сноха женщина молодая — надо ее пожал ть», говорила она себ и старалась исполнять всю трудную работу въ дом . Но сноха не жал ла ее: часто посылала туда, сюда и даже выговаривала ей. — Старуха не думая о томъ, что все, что было въ двор : скотина, лошади, снасть — все было пріобр тено ею, безропотно повиновалась и работала изъ посл днихъ силъ — «какое прим рное самоотверженіе», сказали бы въ нашемъ св т , а у крестьянъ иначе и не бываетъ. У нихъ челов къ ц нится по польз , которую онъ приноситъ, и старый челов къ, зная, что онъ уже не зарабатываетъ своего пропитанія, старается т мъ больше, ч мъ меньше у него остается силъ, чтобы хоть ч мъ нибудь заплатить за хл бъ, который онъ стъ. Зато безд йствіе, желчность, бол зни, скупость и эгоизмъ старости неизв стны имъ такъ же, какъ и низкій страхъ медленно приближающей[ся] смерти — порожденія роскоши и праздности. Тяжелая трудовая дорога ихъ ровна и спокойна, а cмерть есть только желанный конецъ ея, въ которомъ в ра об щаетъ блаженство и успокоеніе. Да, трудъ — великій двигатель челов ческой природы; онъ единственный источникъ земнаго счастія и доброд тели.
Почти столкнувшись съ Княземъ, молодая баба бойко составила ушатъ, потупилась, поклонилась, потомъ блестящими глазами изъ подлобья взглянула на Князя и, стараясь рукавомъ вышитой рубахи скрыть легкую улыбку, быстро, постукивая котами, взошла на сходцы и скрылась въ с няхъ, какъ будто находя неприличнымъ оставаться съ Княземъ на улиц . Скромному герою моему очень не понравились и движенія эти и нарядъ молодой бабы, онъ строго посмотр лъ ей всл дъ, нахмурился и обратился къ старух , которая согнувъ еще бол е свой и такъ л тами черезъ чуръ согнутый станъ, поклонилась и хот ла сказать что-то, но, приложивъ руки ко рту, такъ закашлялась, что Николинька, не дождавшись ее, взошелъ въ избу. —
Юхванка, увидавъ Князя, бросился къ печи, какъ будто хот лъ спрятаться отъ него, посп шно сунулъ въ печурку какую-то вещь и съ улыбочкой провинившагося школьника остановился посередин избы. Юхванка былъ русый, курчавый парень л тъ 30, худощавый, стройный, съ молодой остренькой бородкой и довольно красивый, ежели бы не б гающіе каріе глазки, непріятно выглядывавшіе изъ подъ запухлыхъ векъ и недостатокъ 2-хъ переднихъ зубовъ весьма зам тный, потому что губы были коротки и безпрестанно складывались въ улыбку. На немъ была праздничная, чистая рубаха, полосатые набойчатые портки и тяжелые сапоги съ сморщенными голенищами. Внутренній видъ избы былъ также б денъ, но не такъ мраченъ, какъ той, въ которую мы заглядывали. Дв вещи зд сь останавливали вниманіе и какъ-то непріятно поражали зр ніе: небольшой, погнутый самоваръ, стоящій на полк , и портретъ какого то архимандрита съ кривымъ носомъ и шестью пальцами въ черной рамк подъ остаткомъ стекла, около образовъ, изъ которыхъ одинъ былъ въ оклад .
Князь недружелюбно посмотр лъ и на самоваръ, и на архимандрита, и въ печурку, въ которой изъ-подъ какой то ветошки торчалъ конецъ трубки въ м дной оправ .
— Здраствуй, Епи анъ, — сказалъ онъ, глядя ему въ глаза. Епи анъ поклонился, пробормоталъ: «Здравія желаемъ, Ваше Сіятельство», особенно н жно выговаривая посл днее слово, и глаза его мгновенно об гали всю фигуру Николиньки, избу, полъ и потолокъ, не останавливаясь ни на чемъ; потомъ онъ торопливо подошелъ къ полатямъ, стащилъ оттуда зипунъ и сталъ над вать его.
— Зачемъ ты од ваешься? — сказалъ Князь, сядясь на лавку и сл дя за нимъ глазами.
— Какже, помилуйте, Ваше Сіятельство, разв можно? Мы кажется можемъ понимать...
— Поди-ка сюда, — сказалъ Николинька, — зам чая, что онъ ни на минуту не остается на м ст и указывая на середину избы, — я зашелъ къ теб узнать, зач мъ теб нужно продать лошадь, и много-ли у тебя лошадей, и какую ты лошадь хочешь продать?
— Мы много довольны вашей ласкою, Ваше Сіятельство, что не побрезгали зайдти ко мн къ мужику, — отв чалъ Юхванка, бросая быстрые взгляды на архимандрита съ кривымъ носомъ, на печку, на сапоги Князя и на вс предметы, исключая лица Князя, — мы всегда за васъ Богу молимся...