Полное собрание стихотворений

Кленовский Дмитрий Иосифович

317

Его вчера срубили. Что осталось От всех его упрямых, гордых лет? Немного щепок, дрог крестьянских след Да свежий пень. Здесь я побуду малость И напишу всего десяток строк, Но станет в них все сызнова как надо: Дуб, воротясь, прошелестит прохладой И распахнется, волен и широк. И так же быстро оживет, наверно, Узор листвы и веток тяжкий взлет, И, выскользнув из чашечки неверной, На землю первый желудь упадет. Смотри: весь дуб перед тобою снова И нет того, что было свершено! Вот так обратно возвращает слово Все то, что срублено и сожжено. 1966

Певучая ноша

Все

дурное и все хорошее

Перебродит в душе твоей

И певучею станет ношею -

Собеседником поздних дней.

Моей жене

318

Я тоже горлиц посылал За веткой из масличной рощи, Но так еще и не держал Ее в руке моей. Не проще ль Быть гордым, быть настороже И в дальнее не верить диво? О, сколько задушил уже Я этих горлиц нерадивых! Но иногда на все в ответ Мне слышится: «Начни сначала! Что если не нашелся след Не потому, что рощи нет, А горлица не долетала?» 1968

319

О детстве вспомнить хорошо, Хотя б оно и трудным было. Оно цветным карандашом В тетради жизни, не чернилом. Нагнись над нею и прочти Уже тускнеющие краски. Да, стерлось многое почти, Но потому еще прекрасней! Смотри, как радостно легки Над крышей крохотного дома Цветов огромных лепестки И крылья бабочки огромной! Пойми чудесный этот взлет! В рисунке детском неспроста ведь Все то, что дышит и цветет, Все мертвое перерастает. Ведь в лепете карандаша Под неуверенной рукою Живет залетная душа, Еще не ставшая земною. Она привыкнет и врастет В законы, сроки и границы, И этот легкий детский взлет Ей перестанет даже сниться. И все же не утрачен он, Лишь затаился! Скоро, скоро Тебе он будет возвращен, И с ним ты сквозь последний стон Вернешься к прерванным просторам! 1967

320

На одной из самых тихих улиц Дремлющего Царского Села В годы, что ушли и не вернулись, Славная гимназия была. За ее стареющим фасадом, Юные порывы затая, Мальчики со мной сидели рядом И зубрили то же, что и я. А потом судьба их разбросала, По винтовке дав им в руки всем, И так скоро, скоро их не стало, Словно их и не было совсем. Лишь меня те годы не коснулись, И всегда испытываю стыд, Что друзья убиты вражьей пулей, Я же почему-то не убит. Отчего судьба меня щадила, Хоть строга была, но не плоха И всего-то лишь благословила На желанный, вольный труд стиха? Неужели легкою строкою Замолю я свой тяжелый грех, Что и я тогда на поле боя Не остался, как любой из тех? Неужели ангел мой когда-то Для того меня и уберег, Чтоб невыполненный долг солдата Искупить я нынче песней мог? Как пойму я это, что узнаю? И пускай по-прежнему пока Просит за меня, не уставая, Молит за меня моя строка! 1967

321

Счастливое, волнующее слово Приходит к нам всегда легко дыша, Оно слететь, как лепесток, готово И только ждет, чтоб приняла душа. А если нет, а если жжет и душит, Задумано тобой, а не

дано И нарастает все трудней и глуше - Не соблазняйся: это не оно! 1968

322

Лука XIX, 1–6

Сквозь путаницу веток, сквозь Тугие листья шелковицы Тебя узреть мне довелось, Но как с Тобой договориться? Иль взгляд Тебя не тронул мой, Иль в мой порыв Ты не поверил - Ты не сказал: «Иди домой! Я посетить тебя намерен!» Но дома в каждый звук извне Я вслушиваюсь с нетерпеньем. Быть может, Ты придешь ко мне Иначе, без предупрежденья? 1968

323

В полете есть не только устремленье, Не только цель манящая вдали - В полете есть еще и нетерпенье Освободиться от своей земли, Почувствовать щемящий миг отрыва От всех застывших под тобой камней, Почувствовать: в тебе пространство живо Во всей огромной щедрости своей! И, может быть, то радостное «что-то», Чем мы, взлетая, сердце обожгли - Предчувствие последнего полета, Последнего «куда-то» от земли! 1968

324

Поговорим еще немного О вечной тайне бытия. Конечно, до ее порога Не добредем ни ты, ни я, Конечно, всем известно это, И примирились мы давно, Что долгожданного ответа Нам здесь услышать не дано, Что мы напрасно сердцем жадным О вечной тайне ловим весть - Но как спокойно, как отрадно, Как важно знать, что тайна - есть! 1968

325

Я, покидая родину, оставил Десятка два испытанных друзей И вот, в обход изгнаннических правил, О них тоскую больше, чем о ней. Нет, то не люди вовсе - книги были, Стихи различных качеств, свойств и лет, И те, которых все уже забыли, И те, которым смерти в мире нет. То были книги всех «моих» поэтов, Порой совсем не из числа больших, Но честно заслуживших близость эту Двумя-тремя из всех страниц своих. Я часто занят в мыслях их судьбою. Что сталось с ними в дебрях той страны, И не были ли просто в дни разбоя Раскурены они иль сожжены? Но думаю порой: что если все же Из них в живых осталась хоть одна И чье-то сердце сызнова тревожит, Потрепана и в пятнах, но нужна! И кто-то петербургской белой ночью, В мечтах о необычном и большом, Задумается над моею строчкой, Подчеркнутой моим карандашом. 1967

326

Фонтан любви, фонтан живой!

Я в дар принес тебе две розы.

Люблю немолчный говор твой

И поэтические слезы.

Нет бедных рифм, докучливых, плохих, Есть только нежеланье в них оправить Настойчиво их требующий стих. Как можно, дескать! Рифма так стара ведь! А между тем, в стихах мгновенья есть, Когда те рифмы им необходимы, Когда их надо смело произнесть, Не обходя их малодушно мимо. Когда иная легкая строка Стремится и пленительно и ново, Но требует, как берегов река, Спокойного, совсем простого слова. Простейшее! Оно одно не лжет! И «розы-слезы» так благоуханно, Так трепетно рифмуют, так свежо В строках к Бахчисарайскому фонтану! 1968