Мы солнцу Юга уступаем вас: Оно одно — должны сознаться мы — Теплее нашего вас любит, —А все-таки, хотя здесь царство и зимы, Мы ни с какими бы страна́ми Здешних мест не променяли. Здесь сердце ваше остается с нами. Ступайте ж, уезжайте с богом, Но сердце ваше нам залогом, Что скоро вы вернетесь к нам. И пусть в отъезда час со всех сторон, И даже с бедного одра страданья, Мольбы, благие пожеланья За вами понесутся вслед —Всех
Вот свежие тебе цветы В честь именин твоих, — Еще цветы я рассылаю, А сам так быстро отцветаю.Хотелось бы собрать пригоршню дней, Чтоб сплесть еще венок Для именинницы моей.
На первой дней моих заре, То было рано поутру в Кремле, То было в Чудовом монастыре, Я в келье был, и тихой и смиренной, Там жил тогда Жуковский незабвенный. Я ждал его, и в ожиданьеКремлевских колколов я слушал завыванье. Следил за медной бурей, Поднявшейся в безоблачном лазуре И вдруг смененной пушечной пальбой, — Все вздрогнули, понявши этот вой. Хоругвью светозарно-голубойВесенний первый день лазурно-золотой Так и пылал над праздничной Москвой. Тут первая меня достигла весть, Что в мире новый житель есть И, новый царский гость в Кремле, Ты в этот час дарован был земле. С тех пор воспоминанье это В душе моей согрето Так благодатно и так мило — В теченье стольких лет не измен‹яло›, Меня всю жизнь так верно провожало, — И ныне, в ранний утра час, Оно, всё так же дорого и мило, Мой одр печальный посетило И благодатный праздник возвестило. Мнилось мне всегда,Что этот раннего событья самый часМне будет на всю жизнь благим предзнаменованьем,И не ошибся я: вся жизнь моя прошла Под этим кротким, благостным влияньем. И милосердою судьбою Мне было счастье суждено, Что весь мой век я ‹над собою› Созвездье видел всё одно —Его созвездие, — и будь же до конца оно Моей единственной звездою И много-много разПорадуй этот день, и этот мир, и нас…
Царь благодушный, царь с евангельской душою, С любовью к ближнему святою, Принять, державный, удостой Гимн благодарности простой!Ты, обнимающий любовию своей Не сотни — тысячи людей, Ты днесь воскрыльями еяБлаговолил покрыть и бедного меня, Не заявившего ничем себяИ не имевшего на царское вниманье Другого права, как свое страданье!.. Вниманьем благостным своим Меня призреть ты удостоил И, дух мой ободрив, ты успокоил… О, будь же, царь, прославлен и хвалим, Но не как царь, а как наместник бога, Склоняющего слух Не только к светлым легионам Избранников
своих, небесных слуг, Но и к отдельным одиноким стонам Существ, затерянных на сей земле,И внемлющего их молитвенной хвале. Чего же, царь, тебе мы пожелаем? Торжеств ли громких и побед? От них тебе большой отрады нет! Мы лучшего тебе желаем, А именно: чтобы по мере той, Как призван волей ты святой Здесь действовать, в печальной сей юдоли,Ты сознаваем был всё более и боле Таким, каков ты есть, Как друг добра нелицемерный… Вот образ твой, и правильный и верный, Вот слава лучшая для нас и честь!
Ночной порой в пустыне городской Есть час один, проникнутый тоской, Когда на целый город ночь сошла И всюду водворилась мгла,Всё тихо и молчит; и вот луна взошла, И вот при блеске лунной сизой ночиЛишь нескольких церквей, потерянных вдали,Блеск золоченых глав, унылый, тусклый зев Пустынно бьет в недремлющие очи, И сердце в нас подкидышем бываетИ так же плачется и так же изнывает,О жизни и любви отчаянно взывает.Но тщетно плачется и молится оно: Всё вкруг него и пусто и темно! Час и другой всё длится жалкий стон,Но наконец, слабея, утихает он.
Хоть родом он был не славя́нин, Но был славянством всем усвоен, И честно он всю жизнь ему служил, Он много действовал, хоть мало жил,И многого ему принадлежит почин —И делом доказал, что в поле и один Быть может доблестный и храбрый воин.
Бывают роковые дниЛютейшего телесного недуга И страшных нравственных тревог; И жизнь над нами тяготеет И душит нас, как кошемар. Счастлив, кому в такие дни Пошлет всемилосердый бог Неоценимый, лучший дар — Сочувственную руку друга,Кого живая, теплая рука Коснется нас, хотя слегка, Оцепенение рассеетИ сдвинет с нас ужасный кошемар И отвратит судеб удар, —Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,И верит сердце в правду и любовь.
Тихо, мягко над УкрайнойОбаятельною тайнойНочь июльская лежит —Небо так ушло глубоко,Звезды светят так высоко,И Донец во тьме блестит.Сладкий час успокоенья!Звон, литии*, псалмопеньяСвятогорские молчат —Под обительской стеною,Озаренные луною,Богомольцы мирно спят.И громадою отвесной,В белизне своей чудесной,Над Донцом утес стоит,К небу крест свой возвышая…И, как стража вековая,Богомольцев сторожит.Говорят, в его утробе,Затворившись, как во гробе,Чудный инок обитал,Много лет в искусе строгомСколько слез он перед богом,Сколько веры расточал!..Оттого ночной пороюСилой и поднесь живоюНад Донцом утес стоит —И молитв его святыней,Благодатной и доныне,Спящий мир животворит.