От книги, лампой озаренной,К открытому окну я обратил мой взор,Блестящей белизной бумаги утомленный,На влажно голубой полуночный простор.И слезы в тот же миг наполнили мне очи,И в них преломлены, все ярче и длиннейСплетаются лучи таинственных огней,Что сыплет надо мной полет осенней ночи.Склонился я в окно, и в пыльную травуБесплодно падают неведомые слезы;И плачу я над тем, что завтра эти грезыЯ сам игрою нерв, быть может, назову,Над тем, что этот миг всю жизнь не будет длиться,Над тем, что эта ночь окончиться должна,Я плачу потому, что некому молиться,Когда молитвою душа моя полна...А ночь по небесам медлительно проходит,И веет свежестью, и мнится, что поройПо жаркому лицу холодною рукойМне кто-то ласково проводит.
1884
Поэту наших дней
Молчи, поэт, молчи: толпе не до тебя.До скорбных дум твоих кому какое дело?Твердить
былой напев ты можешь про себя, —Его нам слушать надоело...Не каждый ли твой стих сокровища душиЗа славу мнимую безумно расточает, —Так за глоток вина последние грошиПорою пьяница бросает.Ты опоздал, поэт: нет в мире уголка,В груди такого нет блаженства и печали,Чтоб тысячи певцов об них во все века,Во всех краях не повторяли.Ты опоздал, поэт: твой мир опустошен, —Ни колоса – в полях, на дереве – ни ветки;От сказочных пиров счастливейших временТебе остались лишь объедки...Попробуй слить всю мощь страданий и любвиВ один безумный вопль; в негодованье гордомНа лире и в душе все струны оборвиОдним рыдающим аккордом, —Ничто не шевельнет потухшие сердца,В священном ужасе толпа не содрогнется,И на последний крик последнего певцаНикто, никто не отзовется!
1884
«С тобой, моя печаль, мы старые друзья…»
С тобой, моя печаль, мы старые друзья:Бывало, дверь на ключ ревниво запирая,Приходишь ты ко мне, задумчиво немая,Во взорах темное предчувствие тая;Холодную, как лед, но ласковую рукуНа сердце тихо мне кладешьИ что-то милое, забытое поешь,Что навевает грусть, что утоляет муку.И голубым огнем горят твои глаза,И в них дрожит, и с них упасть не может,И сердце мне таинственно тревожитБольшая, кроткая слеза...
1884
Развалины
В тот день укрепленные города будут,
как развалины в лесах... и будет пусто.
Кн. Исайи XVII
То был зловещий сон: по дебрям и лесам,Казалось, я блуждал, не находя дороги;Ползли над головой, нахмуренны и строги,Гряды свинцовых туч по бледным небесам;И ветер завывал, гуляя на просторе,И ворон, каркая, кружился надо мной;И нелюдимый бор, как сумрачное море,Таинственно гудел в пустыне вековой...И вот, когда я шел кустарником дремучим,Во мраке увидал я груды кирпичей;Покрыты были мхом расщелины камней,И плиты поросли репейником колючим.По шатким ступеням спустился я к реке,Где арки от мостов и темные громадыНизверженных бойниц чернели вдалеке.Клубящийся туман окутал анфиладыРазрушенных дворцов и волны, и леса;И палевой зари желтела полосаМеж дремлющих столбов гранитной колоннады;И расстилал залив безжизненную даль,Едва мерцавшую, как матовая сталь.То правда или нет, но мнилось, что когда-тоБродил я много раз по этим берегам:И сердце дрогнуло, предчувствием объято...О нет, не может быть, не верю я очам!В столице молодой все пышно и богато,Там – жизнь и суета, а здесь лишь дикий бор,Венчая мертвый прах покинутых развалин,Уходит без конца в неведомый простор;И шум его ветвей, торжественно печален,Доносится ко мне, как грозный приговор:«Тебя я победил, отверженное племя!Довольно вам грозить железом и огнем,Бессильные рабы! Мое настало время,И снова мой намет раскинул я кругом.Мои кудрявые зеленые дружиныЯ приступом повел с полунощных пустыньНа величавый ряд незыблемых твердынь,И вот в пыли лежат их жалкие руины!..»Но шепоту дерев я криком отвечал:«О нет, неистребим наш светлый идеал!Надеяться и ждать, любить и ненавидеть,И кровью истекать в мучительной борьбе,Чтоб здание веков в развалинах увидеть,О нет, могучий лес, не верю я тебе!И смело проложу я путь к желанной цели!..»А сосны мрачные по-прежнему шумелиИ мне насмешливо кивали головой,И я бежать хотел с безумною тоской,Но лес меня хватал колючими ветвями,Как будто длинными костлявыми руками;И рвался я вперед и, ужасом объят,Проснулся наконец... С каким порывом жаднымЯ бросился к окну, как был я детски рад,Как стало для меня все милым и отрадным:И утра бледного сырая полутьма,И вечный гул толпы на улице широкой,Свистков протяжный вой на фабрике далекой,И тяжкий гром колес, и мокрые дома.Пусть небо надо мной безжизненно и мутно...Я тех, кого вчера презрением клеймил,Из глубины души теперь благословил!О, как поближе к ним казалось мне уютно,Как просто и тепло я вновь их полюбил!
Август 1884
На птичьем рынке
Из Анри КазалисаТоскуя в клетке, опустилОрел беспомощные крылья,Зрачки лениво он смежилВ тупом отчаянье бессилья...А рядом – мирный уголок,Где, о свободе не горюя,С голубкой счастлив голубок,Целуясь, нежась и воркуя...И полон дикой красоты,Порой кидает взор надменныйОрел на ласки той четы,Ничтожной, пошлой и блаженной.
1884
«Пройдет немного лет, и от моих усилий…»
Пройдет немного лет, и от моих усилий,От жизни, от всего, чем я когда-то был,Останется лишь горсть немой, холодной пыли,Останется лишь холм среди чужих могил.Мне кто-то жить велел, но по какому праву?..И кто-то, не спросясь, зажег в груди моейОгонь бесцельных мук и влил в нее отравуБолезненной тоски, порока и страстей.Откройся, где же ты, палач неумолимый,……………………………………………Нет, сердце, замолчи... ни звука, ни движенья…Никто нам из небес не может отвечать,И отнято у нас святое право мщенья:Нам даже некого за муки – проклинать!
1885
«...Он сидел на гранитной скале…»
...Он сидел на гранитной скале;За плечами поникли два темных крыла.А внизу между тем на далекой землеРасстилалась вечерняя мгла,И как робкие звезды в прозрачной тени,В городах в этот час зажигались огни.И сидел он и думал: «Как счастливы те,Кто для сна в этот миг могут очи сомкнуть!Только мне одному никогда не уснуть:Повелитель миров на немой высотеС безграничною властью моей, —Я завидую участи жалких людей,Я завидую тем, кто ничтожен и слаб,Кто жестокому небу послушен, как раб,Кто над грудами золота жадно поник,Кто безумно ликует над жертвой в крови,Кто в объятьях блудницы забылся на миг,Кто вином опьянен, кто отдался любви, —Только б чем-нибудь скорбные думы унять,Только б мертвую скуку в груди заглушив,Охватил бы всю душу могучий порыв,Только б боль от сознанья могла перестать:Эта боль хуже всех человеческих мук!Исчезают миры, пролетают века,Но сознанье мое – заколдованный круг,Но темница моя – роковая тоска!Я могу потушить миллионы планет, —Но лишь сердца в груди я убить не могу:От него в целом мире спасения нет,От него я напрасно бегу.Вечно все до последнего атома знать —Формы, звуки, движенья, цвета —Знать, какой вопиющий обман красотаИ что кроме обмана нам нечего ждать,Что за ним – пустота!..И нельзя умереть, позабыться, уйти,Ни забвенья, ни мира нигде не найти!Смерти, смерти!»...И в грозный, далекий предел,Где лишь хаос царит, где кончается мир,Сквозь мерцающий синий эфирОн, как черная туча, стремглав полетел.Но напрасно руками он очи закрылИ роптал, и метался, – забвения нет:Ураган метеоров и звезд, и планет,И над грудами груды светилВыступают во мгле, издеваясь над ним;И страдающий Дух, жаждой смерти томим,Будет вечно стремиться вперед,Но покоя нигде, никогда не найдет.
1885
Больной
День ото дня все чаще и грустнееЯ к зеркалу со страхом подхожу,И как лицо мое становится бледнее,Как меркнет жизнь в очах, внимательно слежу.Взгляну ли я в окно, – на даль полей и небаЛожится тусклое, огромное пятно;И прежний сладкий вкус вина, плодов и хлебаЯ позабыл уже давно...При звуках детского пленительного смехаМне больно; и порой в глубокой тишинеЛюдские голоса каким-то дальним эхомИз ближней комнаты доносятся ко мне.В словах друзей моих ловлю я сожаленье,Я вижу, как со мной им трудно говорить,Как в их неискреннем холодном утешеньеПроглядывает мысль: «Тебе недолго жить!»А между тем я умереть не в силах:Пока есть капля крови в жилах,Я слишком жить хочу, я не могу не жить!Пускай же мне грозят борьба, томленье, мукиИ после приступов болезни роковой —Дни, месяцы, года тяжелой мертвой скуки, —Я все готов терпеть с покорностью немой,Но только б у меня навек не отнималиЯнтарных облаков и бесконечной дали;Но только б не совсем из мира я исчез,И только б иногда мне посмотреть давалиНа маленький клочок лазуревых небес!
1885
Весна
Лучи, что из окна ко мне на стол упали,Весенний гам и крик задорных воробьев,На темной лестнице далекий звук роялиИли лазурь небес, что ярко засиялиТам, меж кирпичных стен теснящихся домов, —Вот все, что нужно мне для смутного волненья,Когда бываешь рад, не ведая чему,И хочется рыдать, и жаждешь вдохновенья,Когда забыть готов суровую зиму.Я счастлив только тем, что позабыл мученья,Что все-таки мне мил и дорог Божий свет,Что скоро будет май и зашумят дубравы,Я счастлив, как дитя, тем, что мне двадцать лет,Я счастлив без любви, без гордых дел и славы.Ко мне, мечты, ко мне! В блистательный туманОкутайте мне взор и дерзкий ум свяжите,О повторите вновь божественный обман,И чтоб я счастлив был, про счастье мне солгите!
1885
«Когда вступал я в жизнь, мне рисовалось счастье…»
Когда вступал я в жизнь, мне рисовалось счастьеКак светлый чудный сад, где ветерок качалГирлянды белых роз, не знающих ненастья,И легкие струи фонтанов колебал,Где кружевом взвились причудливые зданья,И башен, и зубцов так нежен был узор,Что в розовом огне вечернего сияньяПросвечивал насквозь их матовый фарфор;Толпу нарядных жен баюкали гондолы,Роняя за собой над зеркалом прудовТо складки бархата и звуки баркаролы,То вздохи мандолин и лепестки цветов.На гладких лестницах из черного агатаПавлины нежились, и в чудные цветаОкрашивался блеск их пышного хвоста;И всюду – музыка и волны аромата,И надо всем любовь, любовь и красота...Но жизнь была не рай, а труд во мгле глубокой,Унылый, вечный труд сегодня, как вчера,Бессонницы ночей, немые вечераВ рабочей комнате при лампе одинокой.Зато бывают дни, когда я сознаю,Что в муках и борьбе есть что-то мне родное,Такое близкое и сердцу дорогое,Что я почти готов любить печаль мою,Любить на дне души болезненные раныИ серый полумрак, и холод, и туманы.За прежний мир надежд, лазури, нег и роз,Быть может, я не дам моих страданий милыхИ бедной комнаты, и сумерек унылых,И тайных жгучих слез...