Полное собрание стихотворений

Раевский Владимир Федосеевич

54. «Она одна казалась мне мила…»

Она одна казалась мне мила, Как роза свежая весною; Как роза юная, цвела Вдали от света, бурь и зла Она прекрасною душою. Улыбка, легкий стан, ее убор простой — Всё было зеркалом Авроры, И в новом мире к ней одной Невольно мрачные мои стремились взоры. Всегда беспечна, весела, Она казалась мне мила Невинностью своей и детской простотою — Всё в ней для глаз моих дышало красотою. Стыдливость, детский страх, звук трепетный речей, Ее рука в руке моей И первый поцелуй дрожащими устами, И нежное «люблю» вполголоса, с слезами, Улыбка райская, вид девственный лица, И всё для глаз, для чувств земное совершенство Могли б вдохнуть небесное блаженство В стальную грудь темничного жильца, Могли б разжечь любви опасный пламень, Но грудь моя была как камень. О, сколько раз вечернею порой Она мой кров убогий посещала И думы гордые и ропот правый мой Улыбкой детскою смиряла. Поблек румянца цвет живой, Прелестное чело задумчивость покрыла, И тайная печаль грудь слабую стеснила! Она жила надеждою одной, Как срезанный цветок еще живет росой, — Родных, забавы, свет для пришлеца забыла И, к небу взор поднявши свой, У неба мир душе молила. Беспечная, зачем ты встретилась со мной? Зачем ты странника узнала? Вся жизнь его загадка для тебя, Ты с тайн его не снимешь покрывала. Не встретишь с ним ты радостного дня! И совесть мрачная, преследуя меня, Душе холодной говорила: Она живет теперь надеждою одной, Как срезанный цветок живет еще росой,— Родных, забавы, свет для пришлеца забыла! И эта мысль летела вслед за ней В печальную тайгу, на пажити полей, Чрез волны быстрые за светлою струею И в мирный дом ее отца, Где, бледная, она с растерзанной душою Молила за меня творца! Беспечная, зачем ты странника узнала? Вся жизнь его загадка для тебя, Ты с тайн его не снимешь покрывала. Не встретишь с

ним ты радостного дня. Ты к сердцу не прижмешь дрожащею рукою Венчального кольца! И в радости его безмолвного лица На лоне роскоши не оросишь слезою. Задумчивый, один повсюду пред собою Я видел дом ее отца, Где, бледная, она с растерзанной душою Молила за меня творца! Но я не знал, что пламень потаенный Давно горел в душе моей, Я выше был судьбы своей И весь бледнел пред девою смиренной… Где ж твой обет, сын праха и земли? Светильник твой над бездной роковою? Что ж мрачные твои гаданья прорекли? Ты дышишь вновь любовию земною! Она моя, она теперь со мною, Неразделенное одно! Ее рука с моей рукою, Как крепкое с звеном звено! Она мой путь, как вера, озарила. Как дева рая и любви, Она сказала мне отрадное «живи!» И раны сердца залечила! Упал с души моей свинец, Ты мне дала ключи земного рая — Возьми кольцо, надень венец, Пойдем вперед, сопутница младая! 1 августа 1829

55. «Когда ты был младенцем в колыбели…»

Когда ты был младенцем в колыбели И голосом невинным лепетал, Кто жизни план младенцу начертал, Назначил кто твой путь к опасной цели? В объятиях кормилицы своей Ты напрягал бессильные ручонки И с криком разрывал, как цепь, свивальник тонкий! Кто первый смысл родил в златой душе твоей О вольности и тяжести цепей? В объятиях кормилицы твоей Ты различал неволю от свободы… И небо ясное любил… И ненавидел… <1830>

56. «Не с болию, но с радостью душевной…»

Не с болию, но с радостью душевной Прощаюсь я с тобой, листок родной. Как быстрый взгляд, как мысли бег живой, Из хижины убогой и смиренной Лети туда, где был мой рай земной. Ты был со мной, свидетель жизни мрачной Изгнанника в суровой сей стране, Где дни его в безвестной тишине Текут волной то мутной, то прозрачной. Здесь берег мой, предел надежд, желаний, Гигантских дум и суетных страстей; Здесь новый свет, здесь нет на мне цепей — И тихий мир, взамену бед, страданий, Светлеет вновь, как день в душе моей. Она со мной, подруга жизни новой, Она мой крест из рук моих взяла, Рука с рукой она со мной пошла В безвестный путь — в борьбу с судьбой суровой. Мой милый друг! Без веры крепкой нет Небесных благ и с миром примиренья. В завет любви, и веры, и терпенья Возьми его. И ангельский привет, С мольбой в устах, и взор младенца нежный, Как узнику прекрасный солнца свет, Блеснул в душе отрадною надеждой. Я знаю: здесь, в изгнаньи от людей, Не встречу я живых объятий друга, Не буду жать руки сестры моей, Но кроткая и юная супруга, С дитятею страданий на руках [51] , Укажет мне улыбкой иль слезою, Как тяжкий крест терновою стезею Безропотно нести на раменах… Сентябрь 1830

51

Стихи не окончены, ибо дитя мое 8 сентября — умер…

57. ДУМА («Шуми, шуми, Икаугун…»)

Шуми, шуми, Икаугун, Твой шум глухой, однообразный Слился в одно с толпою дум, С мечтой печальной и бессвязной! Далеко мой стремится взор Чрез эти снежные вершины, Гряду гранитных стен и гор, На отдаленные равнины. Кто их увидит, кто найдет? Один орел под облаками… Для нас здесь неба ясный свод Закрыт утесами, лесами. Зачем же ты, пришлец, сменял Свои прелестные долины На дикий лес, громады скал, На эти мрачные теснины? Зачем оставил дом, детей, Привет их, ласковые взоры И непритворный смех друзей? Зачем принес твой ропот в горы? Не сам ли ты себе сказал, Любуясь дикою природой: «Средь этих гор, гранитных скал Дышу я силой и свободой!» Ты здесь нашел привет родной И жизни хилой обновленье; Ты сам воздвиг сей крест святой В завет любви и примиренья! Здесь всё в согласии с душой Твоею мрачной, своевольной, Здесь нет людей, ты сам с собой! Чего ж желаешь, недовольный? В вершинах гор гремит перун, Прибрежных скал колебля своды… Внизу шумит Икаугун, Ревут его в утесах воды… Зачем они кипят струей, Куда, белея пеной снежной, Как бурей взломанной стезей, Несут свой шум, разбег мятежный? Спроси природу — где устав Для сил надменных и свободы? Они не знают наших прав,— Здесь горы, каменные своды И зимний лед их волю жмут; С вершин гранитного Саяна Они летят, они бегут К брегам привольным океана! Кто ж остановит вечный бег? О, сколько власти, воли, силы Себе присвоил человек, Пришлец земли, жилец могилы. Прости, ключ жизни, ключ святой, С обетом мира и надежды Пришлец прощается с тобой! Сын рока, волей неизбежной Он призван рано в мир страстей… Прошли темничной жизни годы, И эти каменные своды Во тьме две тысячи ночей Легли свинцом в груди моей. Текут вперед изгнанья годы, Всё те же солнце и луна, Такая ж осень и весна, Всё тот же гул от непогоды. И та же книга прошлых лет, В ней только прибыли страницы, В умах всё тот же мрак и свет, Но в драме жизни — жизни нет, Предмет один, другие лица… Прости ж, ключ жизни, ключ святой. Твои я пил целебны воды И снова жизнью и весной Дышал, как юный сын природы! Вдали от света, от людей Здесь всё, как в родине моей, Светлело южною зарею; Забилось сердце веселей — И в темной памяти моей Минуты счастья прежних дней Блеснули яркою чертою… И всё вокруг меня цвело, И думы гордые молчали, И сон страстей изображали Уста и бледное чело. 15 августа 1840 Туранские минеральные воды

58. ПРЕДСМЕРТНАЯ ДУМА («Меня жалеть?.. О люди, ваше ль дело?..»)

Меня жалеть?.. О люди, ваше ль дело? Не вами мне назначено страдать! Моя болезнь, разрушенное тело — Есть жизни след, душевных сил печать! Когда я был младенцем в колыбели, Кто жизни план моей чертил, Тот волю, мысль, призыв к высокой цели У юноши надменного развил. В моих руках протекшего страницы — Он тайну в них грядущего мне вскрыл: И, гость земли, я, с ней простясь, входил, Как в дом родной, в мои темницы! И жизнь страстей прошла как метеор, Мой кончен путь, конец борьбы с судьбою; Я выдержал с людьми опасный спор И падаю пред силой неземною! К чему же мне бесплодный толк людей? Пред ним отчет мой кончен без ошибки; Я жду не слез, не скорби от друзей, Но одобрительной улыбки! Ноябрь 1842 Село Олонки

59. «Мой милый друг, твой час пробил…»

Мой милый друг, твой час пробил, Твоя заря взошла для света; Вдали — безвестной жизни мета И трудный путь для слабых сил. Теперь в твои святые годы Явленья чудные природы: Блеск солнца в радужных лучах, Светило ночи со звездами В неизмеримых небесах, Раскаты грома за горами, Реки взволнованный поток, Луга, покрытые цветами, Огнем пылающий восток… Зовут твой взор, твое вниманье, Тревожат чувства и мечты; Ты дышишь миром красоты, И мир — твое очарованье!.. Твой век младенческий, как день, Прошел, погас невозвратимо; В незрелой памяти, как тень, Исчезнет жизни след счастливый. Тебя вскормила в пеленах Не грудь наемницы холодной — На нежных матери руках, Под властью кроткой и природной, Ты улыбаяся взросла. Ты доли рабской не видала, И сил души не подавляла В тебе печальная нужда. Отец, забывши суд людей, Ночные думы, крест тяжелый, Играл, как юноша веселый, С тобой в кругу своих детей. И луч безоблачной денницы Сиял так светло для тебя! Ты знала только близ себя Одни приветливые лица, Не как изгнанника дитя, Но как дитя отца-счастливца! И ты узнаешь новый свет, И ты, мой друг, людей увидишь; Ты встретишь ласки и привет И голос странный их услышишь. Там вечный шумный маскарад, В нем театральные наряды, Во всем размер, во всем обряды, На всё судейский строгий взгляд — Ты не сочтешь смешной игрою, Торговлей лжи, набором слов, Поддельной, грубой мишурою И бредом страждущих голов… Нет, для тебя блестит, алеет И дышит мир еще весной, Твой лик невинный не бледнеет И не сверкает взор враждой. А я в твои младые годы Людей и света не видал… Я много лет не знал свободы, Одних товарищей я знал В моем учебном заключеньи, Где время шло как день один, Без жизни, красок и картин, В желаньях, скуке и ученьи. Там в книгах я людей и свет Узнал. Но с волею мятежной, Как видит бой вдали атлет, В себе самом самонадежный Пустил чрез океан безбрежный Челнок мой к цели роковой. О друг мой, с бурей и грозой И с разъяренными волнами Отец боролся долго твой… Он видел берег в отдаленьи, Там свет зари ему блистал, Он

взором пристани искал И смело верил в провиденье, Но гром ударил в тишине… Как будто бы в ужасном сне На бреге диком и бесплодном, Почти безлюдном и холодном, Борьбой измученный пловец Себя увидел, как пришлец Другого мира. В свете новом, Своекорыстном и суровом, С полудня жизни обречен Нести в молчаньи рабском он Свой крест без слез, без укоризны, И не видать своих друзей, Своих родных, своей отчизны, И все надежды юной жизни Изгнать из памяти своей… О, помню я моих судей, Их смех торжественный, их лицы Мрачнее стен моей темницы И их предательский вопрос: «Ты людям славы зов мятежный, Твой ранний блеск, твои надежды И жизнь цветущую принес, Что ж люди?» С набожной мечтою И с чистой верой — не искал Я власти, силы над толпою; Не удивленья, не похвал От черни я бессильной ждал; Я не был увлечен мечтою, Что скажут люди — я не знал! О добродетель! где ж непрочный Твой гордый храм, твои жрецы, Твои поклонники-слепцы С обетом жизни непорочной? Где мой кумир, и где моя Обетованная земля? Где труд тяжелый и бесплодный? Он для людей давно пропал, Его никто не записал, И человек к груди холодной Тебя, как друга, не прижал!.. Когда гром грянул над тобою — Где были братья и друзья? Раздался ль внятно за тебя Их голос смелый под грозою? Нет, их раскрашенные лица И в счастьи гордое чело При слове казни и темницы Могильной тенью повело… Скажи, чем люди заплатили Утрату сил, души урон И твой в болезнях тяжкий стон Какою лаской облегчили? Какою жертвой окупили Они твой труд и подвиг твой? Не ты ль, как мученик святой, Молил изгнанья, как свободы? В замену многих тяжких лет Молил увидеть солнца свет, И не темниц, а неба своды? И что ж от пламенных страстей, Надежд, возвышенных желаний, Мольбы и набожных мечтаний В душе измученной твоей Осталось? Вера в провиденье, Познанье верное людей, Жизнь без желаний, без страстей, В болезнях сила и терпенье, Всё та же воля, как закон, Давно прошедшего забвенье И над могилой сладкий сон! Вот, друг мой, книга пред тобою Протекшего. Ты видишь в ней Мою борьбу с людьми, с судьбою И жизнь труда, терпенья и страстей. Не видел я награды за терпенье И цели я желанной не достиг, Не встретил я за труд мой одобренья, Никто не знал, не видел слез моих. С улыбкой я несу на сердце камень, Никто, мой друг, его не приподнял, Но странника везде одушевлял Высоких дум, страстей заветный пламень. Печальный сон, но ясно вижу я, Когда, людей еще облитый кровью, Я сладко спал под буркой у огня, — Тогда я не горел к высокому любовью, Высоких тайн постигнуть не алкал, Не жал руки гонимому украдкой И шепотом надежды сладкой Жильцу темницы не вливал… Но для слепца свет свыше просиял… И всё, что мне казалося загадкой, Упрек людей болезненный сказал… И бог простил мне прежние ошибки, Не для себя я в этом мире жил, И людям жизнь я щедро раздарил… Не злата их — я ждал одной улыбки. И что ж они? Как парий, встретил я Везде одни бледнеющие лица, И брат и друг не смел узнать меня; Но мне блистал прекрасный луч денницы, Как для других людей; Я вопрошал у совести моей Мою вину… она молчала, И светлая заря в душе моей сияла!.. Бог видел всё… Он труд мой освятил… Он мне детей, как дар святой, заветный, Как мысль, как цель, как мира ветвь вручил! Итак, мой друг, я волей безотчетной И мысль и цель тебе передаю. Тот знает их, кто знает жизнь мою. Я эту жизнь провел не в ликованьи. Ты видела — на розах ли я спал; Шесть лет темничною заразою дышал И двадцать лет в болезнях и в изгнаньи, В трудах для вас, без меры, выше сил… Не падаю, иду вперед с надеждой, Что жизнию тревожной и мятежной Я вашу жизнь и счастье оплатил… Иди ж вперед, иди к призванью смело, Люби людей, дай руку им в пути, Они слепцы, но, друг мой, наше дело Жалеть о них и ношу их нести. Нет, не карай судом и приговором Ошибки их. Ты знаешь, кто виной, Кто их сковал железною рукой И заклеймил и рабством и позором. Не верь любви ласкательным словам, Ни дружества коварным увереньям, Ни зависти бесчестным похвалам, Ни гордости униженной — смиренью. Не доверяй усердию рабов: Предательство — потребность рабской доли… Не преклоняй главы для сильной воли, Не расточай в толпе бесплодных слов… Иди вперед… прощай другим пороки, Пусть жизнь твоя примером будет им, И делом ты и подвигом святым Заставишь чтить и понимать уроки. Ты мир пройдешь поросшею стезей, Но не бледней пред тайной клеветою, Не обличай пред наглою толпою Борьбу души невольною слезой. Будь выше ты бессмысленного мненья… И люди, верь, прочтут с благоговеньем В глазах твоих спасительный упрек… Я знаю сам, трудна твоя дорога, Но радостно по ней идти вперед, Тебя не звук хвалы кимвальной ждет, Но милость праведного бога!.. Когда я в мир заветный отойду, Когда меня не будет больше с вами, Не брошу вас, я к вам еще прийду И внятными знакомыми словами К отчету вас я строго призову. От вас мои иль вечные страданья, Иль вечное блаженство — всё от вас. Исполните надежды и призванье — И труд земной пройдет как день, как час Для нераздельного небесного свиданья. 1846 или 1848

ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ

1. ПЕСНЬ ВОИНОВ ПЕРЕД БИТВОЮ

Ранняя редакция («Ульяновский сборник» [52] ) Заутра, други, станем в строй, Ударит бурный час отмщенья, Нам сладко битвы пробужденье, Наполним кубок круговой!.. О дети полуночи хладной, Неведом нам постыдный страх, Мы зрели блеск мечей стократно И обращали дерзких в прах!.. Шумит от севера ветр бурный, Ветр с милых отческих полей Принес отмщенья зов перунный И жизнь за братий, за друзей Иль смерть на трупах в поле чести В урок стотысячным врагам, Сей кубок духу бранной мести. Заутра, братья! к знаменам. Ура! Пусть дети неги средь покоя С унылой рабскою душой Дрожат при зове грозна боя И укрывают трепет свой В кругу красавиц прихотливых. Их слава — женам подражать, Их битва — с взором дев стыдливых, Победа — слабых обольщать! Презренье низким! Нам награда Отчизны благодарный клик. Низвергнуть сонмы супостата Велит нам бог, нам росс велит! Жуковский сильно грянет в струны И славы дух воспламенит, Об длани грозные перуны — И враг стомощный побежит! Ура!.. Нам неизвестно униженье И лесть пред властным гордецом, Рабам-искателям — презренье! Клянемся гибельным мечом Не поступиться пред собою Средь счастья — братий узнавать, Быть в дружбе с честью, правотою, В несчастьи — слез не проливать, Нести врагам до гроба мщенье, Струить тиранов хищных кровь! Покорным — руку и прощенье, А слабым — братскую любовь; Судьба нам меч и власть вручила, Чтобы насильствие смирять; Мила за родину могила, Не дважды, други, умирать! Ура! За бором скрылся месяц светлый, Туман редеет по холмам, Несется утра гром приветный, Пробуд раздался по полкам. И ратник сон свой покидает, Берет свой щит из-под голов, Копьем тяжелым потрясает И, взор вперя на стан врагов, Туда зовет его отмщенье, Там сонмы буйных пришлецов, Он жаждет близкого сраженья! Ему знаком привет громов! Сигнал раздался!.. Други, к бою! Допьем же кубки — край о край… Перун дробится за горою И по рядам гремит… Ступай! Ура!

52

Список условных сокращений, принятых в этом разделе, см. ниже.

9

Фрагмент, записанный отдельно от основного текста (ЛН)

Оставя жизни бурной Неласковый прием И блеск честей мишурный, Ты истинным путем О! П…..друг свободы, Под сень святой природы С беспечностью идешь, Где время золотое В довольстве и покое И в неге проведешь! Ни громы в отдаленьи, Ни ядер звонкий шум В минуты сладких дум, В часы отдохновенья Тебя не воззовут. Там с милою семьею Все радости с тобою И мудрости приют!..

10

Наброски, не вошедшие в основной текст («Ульяновский сборник», «Новые материалы» [53] )

Покорствовать судьбе коварной, переменной Велит рассудок нам, но твердость в нищете, Смиренье и любовь честей на высоте Суть признаки души свободной, неизменной. [Устав неотвратим фортуны переменной, Слепое божество пристрастною рукой Нас делит жребием из урны роковой, Из урны — мрачною завесой покровенной.] Но нам ли унижать себя предрассужденьем? И нам ли, не стыдясь, завидовать глупцам? Рабы бездушные, на камень падше семя, Для посмеяния природой созданы; Земле, себе самим и смертным тяжко бремя, Без случая-слепца что были бы они? [Завидовать глупцу позволено глупцам, Но в мудром участь их рождает сожаленье. Без истинных заслуг хвалы и чести нет.]

53

Соотношение этих набросков с окончательным текстом неясно; в подобных случаях ниже ссылки на основной текст (отсчет стихов) отсутствуют.

Варианты основной редакции («Ульяновский сборник», «Новые материалы»)

1–2 Мой друг! Брось верный взгляд на сей превратный свет: В чертогах мраморных и в хижине убогой… 8–10 К престолу ближе кто, тот ближе к ниспаденью. Чины и почести и всех богатств собор, Когда нет мудрости, нас скукой отягчают. 21–22 Лишенною венца Зеновию в цепях Рабыней в Риме зри и с ней превратность рока. 32–34 Безумцы ль гения в потомстве лаврами венчают? Нет, нет, врага ума — они в кругу своем предвозвещают; Франклина [мудрого] с Кромвелем Лжедмитрию равняют… 36 Потомки Мидаса, гордящися породой…