Полное собрание стихотворений

Раевский Владимир Федосеевич

24. ПЕСНЬ ПРИРОДЕ

О музы кроткие, простите дерзновенью Певца безвестного, летящего на Пинд Не лавры пожинать в награду песнопенью, Но видеть ваш привет, улыбку пиерид! Природе всеблагой слагаю песнь хвалебну. В благоговении, с поникшей головой, Объемлю таинство и стройность совершенну! И духом возношусь — превыше тьмы земной! 1810-е годы

25. СЕТОВАНИЕ

В младенчестве моем я радости не знал. Когда лишь с чувствами, с невинностью знакомый, К родителям моим я руки простирал, Врожденной добротой влекомый, Я нежной ласки ожидал. Увы! Тогда мой взор суровый взгляд встречал. Я плакал, но еще несчастия не знал! В те дни, как чувствами природой оживленный, Я помнить стал себя, предметы различать, Стал чувствовать добро, — незнаньем увлеченный, Я мнил любезных мне с восторгом обнимать! Но, ах! несчастного удел определенный

Лишь горести встречать. Я плакал, но еще мог слезы забывать!.. 1810-е годы

26. РОПОТ

Где вы, о призраки счастливых обольщений, Куда сокрылися восторги и любовь? Я вижу тень одну прошедших наслаждений!.. Светильник гаснет мой, и леденеет кровь!.. На то ли Прометей рукою дерзновенной Похитил у богов дар жизни, огнь святой,— Чтоб житель сей земли, кругом несовершенной, Терял сей самый дар с рассветшею зарей? Давно ли, девами на играх окруженный, Я им, краснеяся, безмолвствуя, внимал! И, Терпсихорою в круг шумный увлеченный, С прикосновением взор робкий опускал. Сколь юность сладостна беспечностью златою! Души исполнена восторгов и собой, — Ласкала прихотям, невинностью самою, Являя всюду рай, блаженство и покой! О сладострастие, восторг неизъяснимый! Могу ль изобразить сей тихий, сладкий жар, Стремленье робкое души нетерпеливой… И упоение — богов чистейший дар! Я помню первое свиданье, дерзновенье… Коснулся… мертвый хлад по членам пробежал. И огнь его сменил, и бурных чувств горенье Слабело, гаснуло… и дух мой исчезал! Но к жаждущим устам коварный сын Киприды, Как нектар, страшный яд улыбкой подавал, И цепи грозные, под блеском роз сокрыты, Со взором радостным на чувства налагал! И чувства гаснул и в пучине заблуждений… Неопытный, я тек легчайшею стезей К причине гибельной минутных упоений И жертвой сделался безмерности страстей… О Геба юная, услышь мое моленье И в чувствах воскреси почти погасший жар! Дай силу прежнюю и право наслажденья,— Умеренность — тебе мой будет первый дар!.. 1810-е годы.

27. К СЕЛЬСКОМУ УБЕЖИЩУ

Смиренных душ приют, безбедная обитель, Меня мой гений-покровитель Под сень твою сокрыл от сильных бурных бед. Я рано жизнию ненастной утомился, Встречая пред собой гонений мрачный след, И посох путничий в руках моих сломился. Оставя для других блеск пагубных честей, Под кровлею твоей Ужель я не найду желанного покою? Ужели, брошенный на жертву бурных волн Бесчувственной судьбою, О скалу бедствий злых мой раздробится челн? Нет, нет! Здесь счастие прямое обитает, Здесь сон предчувствами меня не устрашает, Здесь голос петела и трели соловья, При блеске утреннем природы, Приятный, легкий сон уносят от меня И с каждым днем мой дух живит огонь свободы. Фортуна в жизни сей В удел мне не дала ни злата, ни честей И путь мой иглами терновыми покрыла, Зато природа в дар мне тайну стройно петь На лире Фебовой открыла, Чтоб в ней усладу зреть, Чтоб ей хвалы греметь. Природе-матери мое благодаренье, Фортуне, и чинам, и золоту презренье. Пускай мечтатели спешат надежд к концу И прихотливый рок о благе умоляют, Пусть курят фимиам неверному слепцу И с трепетом его веленья исполняют, — В уединении моем Мне чужд тот гибельный ярем, Который тяготит безумцев ослепленных. Я видел бурный свет. Я видел в нем людей, У коих на сердцах, от злобы закаленных, Таится страшный яд для ближних, для друзей. Под небом неродным назначено судьбою Мне примирение с собою И след поросший зреть к обители отца. Но будь благословен стократ приют смиренный, Где нежат радости свободного певца — Среди природы оживленной! 1810-е годы

28. ОСЕНЬ

Идиллия

Давно ль природа воскресала Из мертвой тишины И юная весна рукою рассыпала По бархатным лугам душистые цветы? Давно ли голос филомелы Авроры золотой приветствовал приход И сельских граций хоровод В забавах воспевал природу, май веселый? Утихли песни их, пернатых смолкнул хор, И птицы стаями в край теплый отлетают, Туманы серые долину покрывают, И листья сбросил бор! Свирели стройный звук в полях не раздается, Ветр буйный с севера несется, И хладный дождь шумит… Усталый селянин под кровлею смиренной, От шума удаленный, Плоды трудов своих с родной семьей делит. Цветы поблекшие, деревья обнаженны, Сей молчаливый вид природы, скрытой в мгле, Изображает путь вечерний утомленных Страдальцев на земле. И нам назначено таинственной рукою Премену быструю невидимо узнать, Зреть радость и восторг рассветшею зарею, Дней в полдень жребия превратность испытать — И скользкою стопой стремиться

к назначенью!.. Счастлив, стократ счастлив, кто поздних дней приход И солнца ясного последний оборот Встречает, не страшась, под дружескою сенью, Кто сильных тайных мук на сердце не узнал, Чей челн покойно тек вдали подводных скал, Вдали от непогод и бурных треволнений, Чей кормчий был — устав свободы золотой И цель стремления — природа и покой. Стезей неровною опасных приключений Куда стремимся мы за славою пустой? Невольники сует, страстей, предубеждений, Дает ли слава нам и благо, и покой, И право чистых наслаждений? Нет, слабый человек родится для забот. С издетства от святой природы отвыкает, Его на скользкий путь свет пагубно зовет, Где ослепление умами управляет, И век его как сон невидимый летит, Который изредка мечтою сладкой льстит, А чаще — мрачные виденья представляет… И парки лютые, прервавши жизни нить, Его для вечности сокрытой пробуждают! 1810-е годы

29. «Нет, нет, не изменюсь свободною душою…»

Нет, нет, не изменюсь свободною душою И в самой стороне приветливых цирцей, Где взоры их горят под дымкою сквозною Желаньем, негою и пламенью страстей, Где воздух, кажется, любови жар вдыхает. Взлелеянный в чаду пороков сибарит Пред девой каждою пусть выю преклоняет И, низкий раб страстей, душой порочной спит. Мой друг, я буду твой, не изменюсь душою. И чувства юные, восторг и пламень мой, И ложе роскоши не разделю с другою. И будет в ревности упрек напрасен твой. 1810-е годы

30. «О милая, прости минутному стремленью…»

О милая, прости минутному стремленью: Желаньем движимый причину благ познать, Могу ли, слабый, я всесильному влеченью Природы-матери в борьбе противустать? И чувства покорить холодному сужденью? Лауры пламенный певец, Лаурой вдохновенный, При <плесках> лавровый венец В награду получил за свой талант смиренный! Поэту юному, мне ль вслед ему парить? Бессмертие удел феномену поэту! Я не могу, как он, быть изумленьем света, Но пламенней его могу тебя любить! 1810-е годы

31. ОБЕТ

Еще румянцы на щеках, Во взорах сладострастье, Желанье, роскошь на устах Не погасило счастье. Пускай бессмысленный совет Внимает малодушный — В ком страсти есть, в том страха нет; Стыдитесь быть послушны Рабам, отжившим под луной; Здесь парками забыты, Они забыли жребий свой И страшный брег Коциты!.. Друзья! мы смерть предупредим На ложе упоенья И клятвенный обет дадим — Не ждать чредой явленья. Скрепим и длани и сердца! С бестрепетной душою Испьем фиял утех до дна И ступим в гроб ногою… 1810-е годы.

32. К ЛИРЕ

Когда под тению отеческих садов В часы беспечности и радости счастливой Коснусь к твоим струнам и песни звук игривой Не будет славы ждать средь будущих годов,— О лира! я молю в минуту вдохновенья, Когда полет ума, восторг, воображенье Ничтожной суеты превыше воспарит,— Да сладкогласием твой звук вдали гремит! Средь бранных непогод во дни мои младые Я Вакха воспевал и ласковых цирцей, И взоры страстные, и локоны густые, Развиты на плечах Глицерии моей… Не ты ль причина услаждения Громодержавного Зевеса на пирах? И Феба самого на стройных раменах Убор и украшенье? О верный друг моих задумчивых часов! Внимай всегда, внимай певца молящий зов!.. 1810-е годы

33. ПОДРАЖАНИЕ ГОРАЦИЮ

Мой век — как день туманный Осеннею порой Пред бурей и грозой — Средь мрака и забвенья Течет без возвращенья, Печалью омрачен. Ни солнца свет лазурный, Ни бледный свет луны, Ни радости весны, Ни голос филомелы, Ни нимфы взор веселый Меня не веселят. Напрасно к наслажденью Прелестный Ганимед Меня с собой зовет! О юноша счастливый! Твой взор полустыдливый Опасен, но не мне. Ни клич друзей веселых В час вакховых пиров, При голосе певцов, При шуме упоенья, Меня на путь веселья Опять не воззовет! И взор вельможи тихий, С улыбкой пара слов И вслед ему льстецов В приязни уверенье — Вселяют лишь презренье К невеждам и льстецам! От почестей ничтожных — Средь марсовых полей, Где братий и друзей Струится кровь рекою, — Мой взор, увы, с слезою Далеко отвращен! Но, бури уклоненный, Я радуюсь мечтой! И тихий голос свой В минуты вдохновенья Сливаю с песнопеньем Божественных певцов! Вторая половина 1810-х годов