Полное собрание стихотворений

Раевский Владимир Федосеевич

34. ПРИЗНАНИЕ

Хотели знать тому причину, Что в возрасте цветущих лет Наскучил мне подлунный свет, Что я без страха жду кончину? Внимайте! Истина пером Моим почти всегда водила. Еще тоска не изнурила Мой дух, пылающий огнем, — Огнем счастливым пеонопенья! Лиша меня телесных сил, Еще Сатурн не истребил Восторг и силу вдохновенья! Едва шестнадцатой весной, Как сын природы сильный, вольный, Собой и жребием довольный, Я свет увидел пред собой И, обольщенный блеском славы, Честей наружной мишурой, Уже протоптанной тропой Спешил на путь войны кровавой. Я видел груды падших тел, Свист пуль и ядер направленье! И сам безумием горел. С холодным взором созерцал Я рока гибельные кары — И стон, убийства и пожары, И сам себя не узнавал! Прошли минуты заблужденья, И я вдали увидел свет; Оставя мне несродный след, Спешил в пучину наслажденья. И вдруг неопытным очам Толпа прелестниц появилась, И в сердце пылком страсть родилась; Я пал к венериным стопам!.. Итак, осьмнадцатой весною Я дань неверным приносил, В любви всё благо находил И страсти жертвовал собою. Не раз в диванной вечерком При бледном отсвете лампад, Страшась завистливых преград, Я рай любови пил тайком. Не раз блестящий луч денницы Меня с восторгом заставал Иль сон роскошный прерывал На персях пламенной девицы. Не раз пылающая кровь Меня томила, волновала И к неге новой наклоняла. Я пил и счастье и любовь! Увы! Почто искать измены? Порочный! Я бросаю взор На

жриц венериных собор С желаньем сильным перемены — Я с ними страсть мою делил… Вдруг гаснет чувство наслажденья, Здесь кубок полный пресыщенья, Безумный! я до дна испил… Мне цвет утехи изменил, И я, поблекший, утомленный, Болезнью черной изнуренный, По свету, как мертвец, ходил И, слабые бросая взгляды, Повсюду скорбь и мрак встречал, Распутниц злобных проклинал, И сгибнул самый луч отрады! Брожу с полмертвою душой, И слабнут ноги, меркнут вежды, К возврату счастья нет надежды, Я вижу камень гробовой! Но вот рукою Эскулапа Исторгнут я из-под косы. Погибни! Скорбные часы Пиров! В обитель приими! Природа для меня цветет, Я ею снова восхищаюсь И снова в замыслах теряюсь: Где благо верное живет?.. То новый <нрзб.> питьем целебным Мне жизнь для жизни возвратил; Божественный я нектар пил Со вкусом, к роскоши врожденном… О Вакх! Тебя у ног твоих Я полным кубком прославляю! С тобой невольно забываю Причину беспокойств лихих: Твой глас скорбей моих награда! Среди собратий, на пирах, Я трезвых обращаю в страх!.. Мой друг, жрецам твоим отрада! Отведайте со мною сил А<раку> иль вина напиться? Мой дух не устыдится, — Я, други, мертвой чашей пил! Не раз бутылки исчезали В одну минуту предо мной, Не раз погребщики толпой Меня с расчетом штурмовали. Где есть вино — там есть и ум. Не лез в карман я за словами, Простыми, краткими речами Я унимал бурливый шум. Конечно бы, Катон и Цицерон Мне в красноречии дивились, Когда вино и пунш струились, Когда я слышал рюмок звон!.. Я пью, и всё рекой струится Бордо, рейнвейн и вендеграв. Но ух! Средь радостных забав Весь свет вокруг меня вертится… Итак, я много, много пил И до того уже распился, Что чувств и разума лишился И хуже твари дикой был! Ланиты пухлые пылали Румянцем синим, тусклый взгляд Являл там влитый в сердце яд, И члены слабые дрожали. Стрельба и сильный лом в ногах, От пищи самой отвращенье, Средь шуму и забав томленье И в сердце мертвом — тайный страх Меня к постели проводили. И я двадцатою весной Проклял и жизнь и жребий злой, Когда недуги посетили Меня со всех сторон толпой. Увы! На костылях согбенный, Как старец, веком удрученный, Я жил надеждою одной! О Аристиппы! Эпикуры! Где ваше благо под луной? Смотрите, как бегут толпой К Харону ваши креатуры! Но всё не вечно. От людей Сокрыт их жребий неизвестный. Какой-то чарою чудесной Моих остаток хилых дней Врач смелый снова укрепляет. Но век забав и игр протек, Всему приспел урочный срок: Меня ничто не восхищает! Я видел часто, как блистает Стекло в оправе золотой; Я видел, как безумцев рой В среду величия ступает! Я видел подлость, дерзость, месть, Которая в венце сияет! И как безумец унижает Таланты, разум, правду, честь! Презренье им!.. Такой стезею Могу ль бессмертье получить? Я был моей отчизны щит, Теперь пора спешить к покою! Под кровом родины святой С пером и книгами в беседе Я верный путь найду к победе, Не льстя наружной мишурой! Глупцов оставя рассужденье, Льстецов и низких душ содом, Где чтут безумие умом И ложь — за истинное мненье, Где пустословие толпой Часы у мудрых отымает! Нет! Нет! В отчизне ожидает Меня утраченный покой. Вторая половина 1810-х годов

35. БЕСПЛОДНАЯ ЛЮБОВЬ

Вдали от милых фей задумчивый брожу И силу верного рассудка отвергаю; На вакховых пирах потупя взор сижу И трезвый, други, вас за чашей оставляю. Зельмира гордая признанья нежный глас, Как бы из милости, с беспечностью внимала; На слезы, на восторг — с насмешкою отказ; И двери навсегда безумцу указала… О боги радостей! зарею пылких лет Пусть я не ведаю страданий и напасти; Доступны будьте вы, услышьте мой обет — И в девственную грудь вдохните силу страсти! Отвергнуты мольбы… и Вакх, вожатый мой, Нескладный строй вдохнул в гармонию цевницы, И музы прочь бегут, и жребий роковой Начертан на челе цитерския царицы! Вторая половина 1810-х годов

36. ГЛАС ПРАВДЫ

Сатурн губительной рукою Изгладит зданья городов, Дела героев, мудрецов Туманною покроет тьмою, Иссушит глубину морей, Воздвигнет горы средь степей, И любопытный взор потомков Не тщетно ль будет вопрошать: Где царства падшие искать Среди рассеянных обломков?.. Где ж узрит он твой бренный прах, Сын перси слабый и надменный? Куда с толпою, дерзновенный, Неся с собою смерть и страх, По трупам братий убиенных, Среди полей опустошенных [Ты вслед стремился за мечтой — И пал!.. Где ж лавр побед и славы?] Я зрю вокруг следы кровавы И глас проклятий за тобой!.. Полмертвый слабый сибарит, Мечтой тщеславия вспоенный И жизнью рано пресыщенный, Средь общих бедствий в неге спит. Проснись, сын счастья развращенный! Взгляни на жребий уреченный: Тебя предвременно зовет Ко гробу смерти глас унылый, Никто над мрачною могилой Слезы сердечной не прольет. Вельможа, друг царя надежный, Личина истины самой, Покрыл порок корысти злой, Питая дух вражды мятежной. Каких ты ждешь себе наград? Тебе награда — страшный ад; Народ, цепями отягченный, Ждет с воплем гибели твоей. Голодных добыча червей, Брось взор ко гробу устрашенный… Тиран, как гордый дуб, упал, Перуном в ярости сраженный, И свет, колеблясь, изумленный С невольной радостью взирал, Как шаткие менялись троны, Как вдруг свободу и законы Давал монарх — граждан отец — И цепи рабства рвал не силой,— Тебя ждет слава за могилой, Любовь детей — Тебе венец! Вторая половина 1810-х годов

37. ПЛАЧ НЕГРА

Задумчив, устремя к луне унылы очи, Несчастный сын степей под пальмою родной Стоял недвижимо в часы глубокой ночи, И пращ его и лук с губительной стрелой Разбросаны. И конь, товарищ бурной битвы, По шелковой траве медлительно бродил. И пес — сей верный страж, сей быстрый сын ловитвы — Лежал и лай ночной с боязнью притаил. И мрак и тишина полуночной природы Питали мысль его отчаянной мечтой. И он — сей белых бич, сей гордый сын свободы — Ланиты оросил горячею слезой! «Нет радости в мире, нет Зоры со мною! Я видел ветрила вдали кораблей, Несущих добычу драгую стрелою Далеко от милых отчизны полей! Ах! мог ли провидеть отмщение рока? Сегодня, зарею, колено склоня Пред ярким сияньем светила востока, Я чувствовал благость небесна огня! От братий веселых чрез дебри и горы Помчался я к милым родным шалашам, Ласкаясь мечтою в объятиях Зоры И в ласках младенца дать отдых трудам!» Вторая половина 1810-х годов

38. ПУТЬ К СЧАСТЬЮ

Шумите, волны! ветр, бушуй, И, тучи черные, вокруг меня носитесь! Мой ясен взор, покоен дух, И чувства тихие не знают страсти бурной, И я узнал покой В свободе золотой! Стремитесь на войну, сыны побед и славы! Кровавый меч не нужен мне: Храним пенатами, я цену наслаждений Близ милых мне опять узнал; Под сению родною Здесь счастие со мною. Опасен свет — и радость в нем Подвержена всегда судьбине переменной. Под тенью лип покоюсь я, Вкушая сладкий мед, из милых рук налитый; И мысль и голос слов Не ведают оков! Пусть среди роскоши Лукуллы утопают: Их жизнь — не жизнь, но мрачный сон; Их участь славная достойна состраданья; Им чужд покой — и бедствий тьма Тревожит наслажденья В минуты сновиденья. Не слышен глас Зоилов мне, И пышный, ложный блеск меня не обольщает; Пускай сатрап дает закон Искателям честей улыбкою одной! Здесь с музою моей Я не зову честей! Хотите ль, смертные, путь к счастью сокровенный В сей жизни временной найти? Покиньте замыслы к бессмертию ничтожны И бросьте лавр и посох свой — В объятиях природы, Пред алтарем свободы. <1819>

39. РАЗЛУКА

Денница

ли взойдет — она напоминает Разлуку горькую и скорбный жребий мой! Сей самый луч мою Шарлоту освещает, — Гордись, светило дня, безвестной красотой! Повеет ли зефир под тению древесной — Его мой ищет взор, душа летит вослед… Быть может, там ласкал он грудь моей прелестной И в резвости своей забыл принесть ответ. Быть может, в этот миг взор милыя унылой В светиле полночи блуждает, как и мой, — И мысль, в один предмет сливаясь тайной силой, Живит и прошлое, и будущность мечтой! <1819>

40. «Пришлец! здесь родина твоя…»

Пришлец! здесь родина твоя — Впервые светлая заря Здесь взор твой озарила, Здесь колыбель твоя была И праотцев твоих могила! Здесь первые дары природа излила На юношеский ум беспечный, откровенный, Здесь в жертву бурных бед, судьбою обреченный, Ты самовластия не знал еще страстей — Но буря над тобой поникла грозовая… И, милые поля отчизны оставляя, Оставил навсегда ты мир невинных дней! Здесь те ж источника резвящиеся воды, Близ коих я в часы туманной непогоды Смотрел на радужный восход И взором измерял стремленье туч бегущих Иль в утро летнее лазурный небосвод Сличал с поверхностью зыбей быстротекущих, То ж солнце, тот же дня и вечера обзор, Те ж мирные и рощи и долины… Почто ж унылый взор Не видит прежней в них пленительной картины? Погибло всё, как сон с младенческой мечтой! Утрата сильная душевный свободы Разнообразное величие природы Слила для чувств под цвет и грубый и простой! Конец 1810-х годов

41. ЭЛЕГИЯ I («Раздался звон глухой… Я слышу скорбный глас…»)

Раздался звон глухой… Я слышу скорбный глас, Песнь погребальную вдали протяжным хором, И гроб, предшествуем бесчувственным собором. Увы! То юноша предвременно угас! Неумолимая невинного сразила Зарею юных дней И кров таинственный, неведомый открыла Для горести отца, родных его, друзей. Ни плач, ни жалобы, ни правое роптанье Из вечной тишины его не воззовут. Но скорбь и горести, как легкий ветр, пройдут. Останется в удел одно воспоминанье!.. Где стройность дивная в цепи круговращенья? Где ж истинный закон природы, путь прямой? Здесь юноша исчез, там старец век другой, Полмертв и полужив, средь мрачного забвенья Живет, не чувствуя ни скорби, ни веселья… Здесь добродетельный, гонимый злой судьбой, Пристанища себе от бури и ненастья В могиле ждет одной… Злодей средь роскоши, рабынь и любострастья С убитой совестью не знает скорби злой. Как тучей омрачен свет ранния денницы, Дни юные мои средь горести текут, Покой и счастие в преддверии гробницы Меня к ничтожеству таинственно ведут… Но с смертию мой дух ужель не возродится? Ужель душа моя исчезнет вся со мной? Ужели, снедь червей, под крышей гробовой Мысль, разум навсегда, как тело, истребится? Я жив, величие природы, естество Сквозь мрак незнания, завесу сокровенну, Являют чудный мир, и в мире — божество! И я свой слабый взор бросаю на вселенну, Порядок общий зрю: течение светил, Одногодичное природы измененье, Ко гробу общее от жизни назначенье, Которые не кто, как Сильный, утвердил. Почто же человек путем скорбей, страданья, Гонений, нищеты к погибели идет? Почто безвременно смерть лютая сечет Жизнь юноши среди любви очарованья? Почто разврат, корысть, тиранство ставят трон На гибели добра, невинности, покою? Почто несчастных жертв струится кровь рекою И сирых и вдовиц не умолкает стон? Убийца покровен правительства рукою, И суеверие, омывшися в крови, Безвинного на казнь кровавою стезею Влечет, читая гимн смиренью и любви!.. Землетрясения, убийства и пожары, Болезни, нищету и язвы лютой кары Кто в мире произвесть устроенном возмог? Ужель творец добра, ужели сильный бог?.. …………………………………………………… …………………………………………………… …………………………………………………… Но тщетно я стремлюсь постигнуть сокровенье; Завесу мрачную встречаю пред собой — И жду минуты роковой, Когда откроется мрак тайный заблужденья… Никто не вразумит, что нас за гробом ждет, Мудрец с унынием зрит в будущем истленье, Злодей со трепетом истление зовет, Бессмертие души есть страх для преступленья, Измерить таинства и Сильного закон Не тщетно ль человек в безумии стремится? Круг жизни временный мгновенно совершится, Там — благо верное, а здесь — минутный сон. 1819 (?)

42. ЭЛЕГИЯ II («Шумит осенний ветр, долины опустели!..»)

Шумит осенний ветр, долины опустели! Унынье тайное встречает смутный взор: Луга зеленые, дубравы пожелтели; Склонясь под бурями, скрипит столетний бор! В ущелья гор гигант полночный ополчился, И в воды пал с высот огнекрылатый змий… И вид гармонии чудесной пременился В нестройство зримое враждующих стихий, С порывом в берега гранитные плескает Свирепый океан пенистою волной! Бездонной пропастью воздушна хлябь зияет, День смежен с вечностью, а свет его — со тьмой!.. Таков движений ход, таков закон природы… О смертный! Ты ль дерзнул роптать на промысл твой? Могущество ума, дух сильный, дар свободы Не высят ли тебя превыше тьмы земной?.. Скажи, не ты ль дерзнул проникнуть сокровенье? И Прометеев огнь предерзостно возжечь? Измерить разумом миров круговращенье И силу дивную и огнь громов пресечь? По влаге гибельной открыть пути несчетны, В пространстве целого атом едва приметный? Взор к солнцу устремя, в эфире воспарить? И искру божества возжечь уразуменьем До сил единого, до зодчего миров? О, сколь твой дух велик минутным появленьем! Твой век есть миг, но миг приметен в тьме веков; Твой глас струнами лир народам передастся И творческой рукой их мрак преобразит, Светильник возгорит!.. гармония раздастся!.. И в будущих веках звук стройный отразит!.. Но кто сей человек, не духом возвышенный, Но властью грозною народа облечен? Зачем в его руках сей пламенник возжженный, Зачем он стражею тройною окружен?.. Отец своих сынов не может устрашиться… Иль жертв рыдающих тирану страшен вид? Призрак отмщения в душе его гнездится, Тогда как рабства цепь народ слепой теснит. Так раболепствуйте: то участь униженных! Природы смутен взор, она и вам есть мать; Чего вы ищете средь братий убиенных? Почто дерзаете в безумии роптать На провидение, на зло и трон порока?.. Жизнь ваша — слепота, а смерть — забвенья миг; И к цели слабых душ ничтожеству дорога; ………………………………………………… Свирепствуй, грозный день!.. Да страшною грозою Промчится не в возврат невинных скорбь и стон, Да адские дела померкнут адской тьмою… И в бездну упадет железной злобы трон! Да яростью стихий минутное нестройство Устройство вечное и радость возродит!.. Врата отверзнутся свободы и спокойства — И добродетели луч ясный возблестит!.. Конец 1810-х — начало 1820-х годов

43. СМЕЮСЬ И ПЛАЧУ

(Подражание Вольтеру)

Смотря на глупости, коварство, хитрость, лесть, Смотря, как смертные с холодною душою Друг друга режут, жгут и кровь течет рекою За громозвучну честь; Смотря, как визири, пошевеля усами, Простого спагиса, но подлого душой, Вдруг делают пашой, Дают — луну, бунчук и править областями; Как знатный вертопрах, бездушный пустослов Ивана `a rebours [49] с Семеном гнет на двойку Иль бедных поселян, отнявши у отцов, Меняет на скворца, на пуделя иль сойку, И правом знатности везде уважен он!.. Как лицемер, ханжа, презря святой закон, В разврате поседев, гарем по праву власти Творит из слабых жертв его презренной страсти,  Когда невинных стон волнует грудь мою,— Я слезы лью! Но если на меня фортуна улыбнется И если, как сатрап персидский на коврах, Я нежуся в Армидиных садах, Тогда как вкруг меня толпою радость вьется И милая ко мне с улыбкою идет И страстный поцелуй в объятиях дает В награду прежних мук, в залог любови нежной, И я вкушаю рай на груди белоснежной!.. Или в кругу друзей на вакховых пирах, Когда суждение людей, заботы, горе Мы топим в пуншевое море, Румянец розовый пылает на щеках, И взоры радостью блистают, И беспристрастные друзья Сужденью смелому, шумя, рукоплескают, — Тогда смеюсь и я! Взирая, как Сократ, Овидий и Сенека, Лукреций, Тасс, Колумб, Камоэнс, Галилей Погибли жертвою предрассуждений века, Интриг и зависти иль жертвою страстей!.. Смотря, как в нищете таланты погибают, Безумцы ум гнетут, знать право воспрещают, Как гордый Александр Херила другом звал, Как конь Калигулы в сенате заседал, Как в Мексике, в Перу, в Бразилии, Канаде За веру предают людей огню, мечу,— На человечество в несноснейшей досаде, Я слезы лью!.. Но после отдыха, когда в моей прихожей Не кредиторов строй докучливых стоит, Но вестник радостный от девушки пригожей, Которая «люблю! люблю!» мне говорит! Когда печальный свет в мечтах позабываю И в патриаршески века переношусь, Пасу стада в венце, их скиптром подгоняю, Астреи вижу век, но вдруг опять проснусь… И чудо новое: Хвостова сочиненья, Я вижу, Глазунов за деньги продает, И, к довершению чудес чудотворенья, — Они раскуплены, наш бард купцов не ждет!.. Иль Сумарокова, Фонвизина, Крылова Когда внимаю я — и вижу вкруг себя Премудрость под седлом, Скотинина… [50] Тогда смеюсь и я! Конец 1810-х — начало 1820-х годов

49

Навыворот, в обратном порядке (франц. термин карточной игры). — Ред.

50

Стих не дописан в рукописи. — Ред.