Полное собрание стихотворений

Апухтин Алексей Николаевич

6 ноября

Последний день свободы, колебанья Уж занялся над тусклою землей, В последний раз любви воспоминанья Насмешливо прощаются со мной. А завтра я дрожащими устами Произнесу монашества обет. Я в Божий храм, сияющий огнями, Войду босой и рубищем одет. И над душой, как в гробе мирно спящей, Волной неслышной время протечет, И к смерти той, суровой, настоящей, Не будет мне заметен переход. По темной, узкой лестнице шагая, С трудом спускался я… Но близок день: Я встрепенусь и, посох свой роняя, Сойду одну последнюю ступень. Засни же, сердце! Молодости милой Не поминай! Окончена борьба… О Господи, теперь прости, помилуй Мятежного, безумного раба!

В тот же день вечером

Она меня зовет! Как с неба гром нежданный Среди холодного и пасмурного дня, Пять строк ее письма упали на меня… Что это? Бред иль сон несбыточный и странный? Пять строк всего… но сотни умных книг Сказали б меньше мне. В груди воскресла сила, И радость страшная, безумная на миг Всего меня зажгла и охватила! О да, безумец я! Что ждет меня? Позор! Не в силах я обдумывать решенья: Ей жизнь моя нужна, к чему же размышленья? Когда уйдет вся братия в собор, Я накануне постриженья Отсюда убегу, как вор, Погоню слышащий, дрожащий под ударом… А завтра иноки начнут меня судить, И будет важно им игумен говорить: «Да, вы его чуждалися недаром! Как хищный волк он вторгся к нам, В обитель праведную Божью; Своей кощунственною ложью Он осквернил Господний храм!» Нет, верьте: не лгала душа моя больная, Я оставляю здесь правдивый мой дневник, И, может быть, хотя мой грех велик, Меня простите вы, его читая. А там что ждет меня? Собранье палачей, Ненужные слова, невольные ошибки, Врагов коварные улыбки И шутки плоские друзей. Довольно неудач и прежде рок суровый Мне сеял на пути: смешон я в их глазах; Теперь у них предлог насмешки новый: Я – неудавшийся монах! А ты, что скажешь ты, родная, дорогая? Ты засмеешься ли, заплачешь надо мной, Или, по-прежнему, терзая, Окутаешь себя корою ледяной? Быть может, вспомнишь ты о счастье позабытом, И жалость робким, трепетным лучом Проснется в сердце молодом… Нет, в этом сердце, для меня закрытом, Не шевельнется ничего… Но жизнь моя нужна, разгадка в этом слове – Возьми ж ее с последней каплей крови, С последним стоном сердца моего! Как вольный мученик иду я на мученье, Тернистый путь не здесь, а там: Там ждет меня иное отреченье, Там ждет меня иной, бездушный храм! Прощай же, тихая, смиренная обитель! По миру странствуя, тоскуя и любя, Преступный твой беглец, твой мимолетный житель Не раз благословит, как родину, тебя! Прощай, убогая, оплаканная келья, Где год тому назад с надеждою такой Справлял я праздник новоселья, Где думал отдохнуть усталою душой! Хотелось бы сказать еще мне много, много Того, что душу жгло сомненьем и тревогой, Что в этот вечно памятный мне год Обдумал я в тиши уединенья… Но некогда писать, мне дороги мгновенья: Скорее в путь! Она меня зовет!

Июль 1883

Рыбница

Из бумаг прокурора

Классически я жизнь окончу тут. Я номер взял в гостинице, известной Тем, что она излюбленный приют Людей, как я, которым в мире тесно; Слегка поужинал, спросил Бутылку хересу, бумаги и чернил И разбудить себя велел часу в девятом. Следя прилежноза собой, Я в зеркало взглянул. В лице, слегка помятом Бессонными ночами и тоской, Следов не видно лихорадки. Револьвер осмотрел я: все в порядке… Теперь пора мне приступить к письму. Так принято: пред смертью на прощанье Всегда строчат кому-нибудь посланье… И я писать готов, не знаю лишь кому. Писать родным… зачем? Нежданное наследство Утешит скоро их в утрате дорогой. Писать товарищам, друзьям, любимымс детства… Да где они? Нас жизненной волной Судьба давно навеки разделила, Ибудет им, – как я, чужда моя могила… Вот если написать кому-нибудь из них – Из светских болтунов, приятелей моих, – О,Боже мой, какую я услугу Им оказать бы мог! Приятель с тем письмом Перебегать начнет из дома в дом И расточать хвалы исчезнувшему другу… Про мой конец он выдумает сам Какой-нибудь роман вигривом роде И, забавляя им от скуки мрущих дам, Неделю целую, пожалуй, будет в моде. Есть у меня знакомый прокурор С болезненным лицом и умнымиглазами… Случайность странная: нередко между нами Самоубийц касался разговор. Он этим делом занят специально; Чуть где-нибудь случилася беда, Ужон сейчас бежит туда С своей улыбкоюпечальной И все исследует: как, что и почему. С научной целью напишу ему О собственном конце отчет подробный… В статистику его пошлю мой вклад загробный! «Любезный прокурор, вам интересно знать, Зачем я кончил жизнь так неприлично? Сказать по правде, я логично Вам правоту свою не мог бы доказать, Но снисхождения достоин я. Когда бы Вы поручились мне, что я умру… Ну хоть, положим, завтра ввечеру, От воспаленья или острой жабы, Я б терпеливо ждал. Но я совсем здоров И вовсе не смотрю в могилу; Могу еще прожить я множество годов, Ажизнь переносить мне больше не под силу, И, как бы я ее ни жег и ни ломал, Боюсь: не сузится мой пищевой канал Ине расширится аорта… Апотому я смерть избрал иного сорта. Я жил, как многие, как все почти живут Из круга нашего, – я жил для наслажденья; Работника здоровый, бодрый труд Мне незнаком был с самого рожденья. Но с отроческих лет я начал в жизнь вникать, В людские действия, их цели и причины, И стерлась детской веры благодать, Как бледной краски след с неконченной картины. Когда ж при свете разума и книг Мне в даль веков пришлося углубиться, Я человечество столь гордое постиг, Но не постиг того, чем так ему гордиться? Близ солнца, на одной из маленьких планет Живет двуногий зверь некрупного сложенья, Живет сравнительно еще немного лет И думает, что он венец творенья; Что все сокровища еще безвестных стран Для прихоти его природа сотворила, Что для него горят небесные светила, Что для него ревет в час бури океан. И борется зверек с судьбой насколько можно, Хлопочет день и ночь о счастии своем, С расчетом на века устраивает дом… Но ветер на него пахнул неосторожно – И нет его… пропал и след… И, умирая, он не знает, Зачем явился он на свет, К чему он жил, куда он исчезает. При этой краткости житейского пути, В таком убожестве неведенья, бессилья Должны бы спутники соединить усилья И дружно общий крест нести… Нет, люди – эти бедные микробы – Друг с другом борются, полны Нелепой зависти и злобы. Им слезы ближнего нужны, Чтоб жизнью наслаждаться вдвое, Им больше горя нет, как счастие чужое! Властители, рабы, народы, племена – Все дышат лишь враждой, и все стоят на страже. Куда ни посмотри, везде одна и та же Упорная, безумная война! Невыносимо жить! Я вижу: с нетерпеньем Послание мое вы прочиталивновь, И прокурорский взор туманится сомненьем… „Нет, это все не то, тут, верно, есть любовь…“ Так режиссер в молчаньи строгом За ролью новичка следит из-за кулис… „Ищите женщину“ – ведь это ваш девиз? Вы правы, вы нашли. А я – клянуся Богом, – Я не искал ее. Нежданная, она Явилась предо мной, и так же, как начало, Негадан был конец… Но вам сознанья мало, Вам исповедь подробная нужна. Хотите имя знать? Хотите номер дома Иль цвет ее волос? Не все ли вам равно? Поверьте мне: она вам незнакома И наш угрюмый край покинуладавно. О, где теперь она? В какой стране далекой Красуется ее спокойное чело? Где ты, мой грозныйбич, каравший так жестоко, Где ты, мой светлый луч, ласкавший так тепло? Давно потух огонь, давно угасли страсти, Как сон, пропали дни страданий и тревог… Но выйти из твоей неотразимой власти, Но позабыть тебя я все-таки не мог! И если б ты сюда вошла в мой час последний, Как прежде гордая, без речи о любви, И прошептала мне: „Оставь пустые бредни, Забудем прошлое, я так хочу, живи!“ – О, даже и теперь я счастия слезами Ответил бы на зов души твоей родной И, как послушный раб, опять, гремя цепями, Не зная сам куда, побрел бы за тобой… Но нет, ты не войдешь. Из мрака ледяного В меня не брызнет свет от взора твоего, И звуки голоса, когда-то дорогого, Не вырвут, не спасут, не скажут ничего. Однако я вдался в лиризм… Некстати! Смешно элегию писать перед концом… А впрочем, я пишу не для печати, И лучше кончить дни стихом, Чем жизни подводить печальные итоги… Да, если б вспомнил я обид бесцельных ряд И тайной клеветы всегда могучий яд, Все дни, прожитые в мучительной тревоге, Все ночи, проведенные в слезах, Все то, чем я обязан людям-братьям, – Яразразился бы на жизнь таким проклятьем, Что содрогнуться б мог Создатель в небесах! Но я не так воспитан; уваженье Привык иметь к предметам я святым И, не ропща на Провиденье, Почтительно склоняюся пред ним. В какую рубрику меня вы поместите? Кто виноват? Любовь, наука или сплин? Но если б не нашли разумных вы причин, То все же моего поступка не сочтите За легкомысленный порыв. Я даже помню день, когда, весь мир забыв, Читал и жег я строки дорогие И мысль покончить жизнь явилась мне впервые. Тогда во мне самом все было сожжено, Разбито, попрано… И, смутная сначала, Та мысль в больное сердце, как зерно На почву благодарную, упала. Она таилася на самом дне души, Под грудой тлеющегопепла; Среди тяжелых дум она в ночной тиши Сознательно сложилась и окрепла… О, посмотрите же кругом! Не я один ищу спасения в покое, – В эпоху общего унынья мыживем. Какое-то поветрие больное – Зараза нравственной чумы – Над нами носится, и ловит, и тревожит Порабощенные умы. И в этой самой комнате, быть может, Такие же, как я, изгнанники земли Последние часы раздумья провели. Их лица бледные, дрожа от смертной муки, Мелькают предо мной в зловещей тишине, Окровавленные, блуждающие руки Они из недр земли протягивают мне… Они преступники. Они без позволенья Ушли в безвестный путь из пристани земной… Но обвинять ли их? Винить ли жизни строй, Бессмысленныйи злой, не знающий прощенья? Как опытный и сведущий юрист, Все степени вины обсудите вы здраво. Вот застрелился гимназист, Не выдержав экзамена… Он, право, Не меньше виноват. С платформы под вагон Прыгнул седой банкир, сыгравший неудачно; Повесился бедняк затем, что жил невзрачно, Что жизниблагами не пользовался он… О, эти блага жизни… С наслажденьем Я б отдал их за жизнь лишений и труда… Но только б мне забыть прожитые года, Но только бы я мог смотреть не с отвращеньем, А с теплой верой детских дней На лица злобные людей. Не думайте, чтоб я, судя их строго, Себя считал умней и лучше много, Чтобя несчастный мой конец Другим хотел поставить в образец. Я не ряжуся в мантию героя, И верьте, что мучительно весь век Я презирал себя. Что я такое? Я просто жалкий, слабый человек И, может быть, слегка больной – душевно. Вам это лучшезнать. Вы часто, ежедневно Субъектоввидите таких; Сравните, что у вас написано о них, И, к сведенью приняв науки указанья, Постановитеприговор. Прощайтеже, любезныйпрокурор… Жаль, не могу сказать вам: до свиданья». Письмо окончено, и выпита до дна Бутылка скверного вина. Я отворил окно. На улицы пустые Громадой черною смотрели облака. Осенний ветер дул, и капли дождевые Лениво падали, как слезы старика. Потухли фонари. Казалось, поневоле Веселый город наш в холодной мгле уснул И замер вдалеке последних дрожек гул. Так час прошел, иль два, а может быть и боле… Не знаю. Вдруг в безмолвии ночном Отчетливо, протяжно и тоскливо Раздался дальний свист локомотива… О, этот звук давно уж мне знаком! В часы бессонницы до бешенства, до злости, Бывало, он терзал меня, Напоминая близость дня… Кто с этим поездом к нам едет? Что за гости? Рабочие, конечно, бедный люд… Из дальних деревень они сюда везут Здоровье, бодрость, силы молодые, И все оставят здесь… Поля мои родные! Ия, увы! не в добрый час Для призраков пустых когда-то бросил вас. Мне кажется, что там, в далеком старом доме, Я мог бы жить еще… Июльский день затих. Избавившись от всех трудов дневных, Я вышел в радостной истоме На покривившийся балкон. Перед балконом старый клен Раскинул ветви, ярко зеленея, И пышных лип широкая аллея Ведет в заглохший сад. В вечерней тишине Не шелохнется лист, цветы блестят росою, И запах сена с песней удалою Из-за реки доносятся ко мне. Вот легкий шум шагов. Вдали, платком махая, Идет ко мне жена… О нет, не та – другая: Простая, кроткая, и дети жмутся к ней… Детей побольше, маленьких детей! За липы спрятался последний луч заката, Тепла немая ночь. Вот ужин, а потом Беседа тихая, Бетховена соната, Прогулка по саду вдвоем, И крепкий сон до нового рассвета… И так, вдали от суетного света, Летели б дни и годы без числа… О,Боже мой! Стучат… Ужели ночь прошла? Да, тусклый, мокрый день сурово Глядит в окно. Что ж, разве отворить? Попробовать еще по-новому пожить? Нет, тяжело! Увидеть снова Толпу противных лиц со злобою в глазах, И уши длинные на плоских головах, И этот наглый взгляд, предательский и лживый… Услышать снова хор фальшивый Тупых, затверженных речей… Нет, ни за что! Опять стучат… Скорей! Пусть мой последний стих, как я, бобыль ненужный, Останется без рифмы…

Октябрь 1888

Санкт-Петербург

Драматическая сцена

Князь Таврический

Драматическая сцена

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Князь Таврический.

Графиня Браницкая, рожденная Энгельгардт, его племянница.

Бауер, полковник.

Юзевич, секретарь графини Браницкой.

Сцена первая

В Яссах, в квартире князя Таврического Бауер и Юзевич.

Юзевич

Ну, наконец, вы с нами, пан полковник, А мы вас ждали, ждали…

Бауер

В Петербурге Меня князь Зубов задержал.

Юзевич

Без вас Так было скучно, мы вас все так любим.

Бауер

Спасибо, пан Юзевич. Комплименты Оставим, времени у нас немного, Да и застать нас могут.

(Осматривает дверь.)

Вот в чем дело: Князь Зубов вас велел благодарить За ваши донесения, он их Внимательно прочел. Из этих писем С прискорбием он видит, что светлейший К нему не так расположён, как прежде, И, чтобы вновь его приворожить, Он шлет вам это зелье. Вы его Когда-нибудь в удобную минуту Подсыплете светлейшему в питье. Вы тронуты таким доверьем князя? Возьмите ж пузырек.

Юзевич

Как, всыпать… мне? Да где же мне? Клянусь, я не посмею.

Бауер

Чтоб смелости придать вам и уменья, Князь посылает этот кошелек: Исполнивши, как следует, приказ, Получите вы втрое…

Юзевич

Свент [85] Антоний! За что ко мне так добр ясновельможный?

85

Святой (польск.). – Ред.

Бауер

Людей он знает и заслуги ценит.

Юзевич

Так, пан полковник, но еще скажите, Не будет ли светлейшему вреда От зелья этого?

Бауер

Вреда не будет.

Юзевич

О, если так, исполню я охотно.

Сцена вторая

Ночь. Глухая степь. Шалаш из дротиков. Рядом с шалашом отпряженный дормез и повозка. Внутри шалаша куча соломы, на которой лежит князь Таврический. Возле него на коленях стоит графиня Браницкая. Поодаль стоят Бауер и Юзевич.

Кн. Таврический

Всё кончено. Пора, давно пора С усталых плеч наряд негодный сбросить. Он для меня был ветх уже и тесен… Ты, Саша, здесь?

Гр. Браницкая

Здесь, дядюшка. Напрасно Ты мыслями печальными томишься. За доктором уехал верховой, И к утру ты поправишься.

Кн. Таврический

Нет, поздно… Я чую смерть, мне холодно и жутко. Послушай, Саша, сядь ко мне поближе, Вот так, и руку дай в последний раз. Всю жизнь ты другом верным мне была, И от тебя я тайны не имею. Да, жаль, что не могу я год один Еще прожить, один лишь год, и – баста! Всю зиму я готовил бы солдат Без маршировок, без косичек, пудры, Без всех нелепых гатчинских затей,– Я в них вселил бы дух героев древних И с первою весеннею зарею Пошел бы с ними прямо на Царьград. Великое б тогда свершилось дело! Подумаешь – кружится голова. Какой триумф, какая колесница! Султан в плену, враги мои во прахе. А может быть, и скипетр и корона…