Полное собрание стихотворений

Апухтин Алексей Николаевич

Февраль 1885

Послание графу А. Н. Граббе

во время его кругосветного плавания на великокняжеской яхте «Тамара»

Княжна Тамара, дочь Гудала, Лишившись рано жениха, Простой монахинею стала, Но не спаслася от греха. К ней по причине неизвестной Явился демон – враг небес – И пред грузинкою прелестной Рассыпался как мелкий бес. Она боролась, уступая, И пала, выбившись из сил… За это ангел двери рая Пред ней любезно растворил. Не такова твоя «Тамара»: С запасом воли и труда Она вокруг земного шара Идет бесстрастна и горда; Живет средь бурь, среди тумана И, русской чести верный страж, Несет чрез бездны океана Свой симпатичный экипаж. Британский демон злобой черной Не нанесет ущерба ей И речью льстивой и притворной Не усыпит ее очей. Ей рай отчизны часто снится, И в этот рай – душой светла – Она

по праву возвратится И непорочна, и цела.

12 декабря 1890

В Париже был скандал огромный…

В Париже был скандал огромный: В отставку подал Кабинет, А в Петербурге кризис скромный: Отставлен только Гюббенет. Там ждут серьезную развязку, У нас же – мирный фестивал: Путейцы дали пышный бал, И даже экзекутор пляску Святого Витте проплясал.

1892

П. Чайковскому («К отъезду музыканта-друга…»)

К отъезду музыканта-друга Мой стих минорный тон берет, И нашей старой дружбы фуга, Всё развиваяся, растет… Мы увертюру жизни бурной Сыграли вместе до конца, Грядущей славы марш бравурный Нам рано волновал сердца,– В свои мы верили таланты, Делились массой чувств, идей… И был ты вроде доминанты В аккордах юности моей. Увы, та песня отзвучала, Иным я звукам отдался, Я детонировал немало И с диссонансами сжился,– Давно без счастья и без дела Дары небес я растерял, Мне жизнь, как гамма, надоела, И близок, близок мой финал… Но ты – когда для жизни вечной Меня зароют под землей,– Ты в нотах памяти сердечной Не ставь бекара предо мной.

1893

«Удивляюсь Андрею Катенину…»

Удивляюсь Андрею Катенину: По капризу ли женину Иль душевного ради спасения Он такого искал помещения? Хоть устанут на лестнице ноженьки, А всё как-то поближе им к Боженьке, А то, может, бедняжечки – нищие?.. Нет, питаются вкусною пищею И в Орле покупают имение Тем не менее.

Поэмы

Из поэмы «Последний романтик»

1

Малыгин родился в глуши степной, На бледный север вовсе не похожей, Разнообразной, пестрой и живой. Отца не знал он, матери он тоже Лишился рано… но едва-едва, Как дивный сон, как звук волшебной сказки, Он помнил чьи-то пламенные ласки И нежные любимые слова. Он помнил, что неведомая сила Его к какой-то женщине влекла, Что вечером она его крестила, И голову к нему на грудь клонила, И долго оторваться не могла; И что однажды, в тихий вечер мая, Когда в расцвете нежилась весна, Она лежала, глаз не открывая, Как мрамор неподвижна и бледна; Он помнил, как дьячки псалтырь читали, Как плакал он и как в тот грозный час Под окнами цветы благоухали, Жужжа из окон пчелы вылетали И чья-то песня громкая неслась. Потом он жил у старой, строгой тетки, Пред образом святителя Петра Молившейся с утра и до утра И с важностью перебиравшей четки. И мальчик стал неловок, нелюдим, Акафисты читал ей ежедневно, И, чуть запнется, слышит, как над ним Уж раздается тетки голос гневный: «Да что ты, Миша, всё глядишь в окно?» И Миша, точно, глаз отвесть от сада Не мог. В саду темнело уж давно, В окно лилась вечерняя прохлада, Последний луч заката догорал, За речкою излучистой краснея… И, кончив чтенье, тотчас убегал Он из дому. Широкая аллея Тянулась вдаль. Оттуда старый дом Еще казался старей и мрачнее, Там каждый кустик был ему знаком И длинные ракиты улыбались Еще с верхушек… Он дохнуть не смел И, весь дрожа от радости, глядел, Как в синем небе звезды загорались… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1860

2

Chanson A Boire [84]

Если измена тебя поразила, Если тоскуешь ты, плача, любя, Если в борьбе истощается сила, Если обида терзает тебя, Сердце ли рвется, Ноет ли грудь,– Пей, пока пьется, Всё позабудь! Выпьешь, зайскрится сила во взоре, Бури, нужда и борьба нипочем… Старые раны, вчерашнее горе – Всё обойдется, зальется вином. Жизнь пронесется Лучше, скорей, Пей, пока пьется, Сил не жалей! Если ж любим ты и счастлив мечтою, Годы беспечности мигом пройдут, В темной могиле, под рыхлой землею Мысли, и чувства, и ласки замрут. Жизнь пронесется Счастья быстрей… Пей, пока пьется, Пей веселей! Что нам все радости, что наслажденья? Долго на свете им жить не дано… Дай нам забвенья, о, только забвенья, Легкой дремой отумань нас, вино! Сердце

ль смеется, Ноет ли грудь,– Пей, пока пьется, Всё позабудь!

84

Застольная песня (фр.) – Ред.

1858

Из поэмы «Село Колотовка»

1

На родине моей картины величавой Искать напрасно будет взор. Ни пышных городов, покрытых громкой славой, Ни цепи живописных гор,– Нет, только хижины, овраги да осины Среди желтеющей травы… И стелются кругом унылые равнины, Необозримы… и мертвы. На родине моей не светит просвещенье Лучами мирными нигде, Коснеют, мучатся и гибнут поколенья В бессмысленной вражде,– Все грезы юности, водя сурово бровью, Поносит старый сибарит, А сын на труд отца, добытый часто кровью, С насмешкою глядит. На родине моей для женщины печально Проходят лучшие года, Весь век живет она рабынею опальной Под гнетом тяжкого труда; Богата – ну так будь ты куклою пустою, Бедна – мученьям нет конца… И рано старятся под жизнью трудовою Черты прелестного лица. На родине моей не слышно громких песен, Ликующих стихов,– Как древний Вавилон, наш край угрюм и тесен Для звуков пламенных певцов. С погостов да из хат несется песня наша, Нуждою Сложена, И льется через край наполненная чаша, Тоскою жгучею полна. На родине моей невесело живется С нуждой и горем пополам; Умрем – и ничего от нас не остается На пользу будущим векам. Всю жизнь одни мечты о счастии, о воле Среди тупых забот… И бедны те мечты, как бедно наше поле, Как беден наш народ.

2

Огонек в полусгнившей избенке Посреди потемневших полей, Да плетень полусгнивший в сторонке, Да визгливые стоны грачей,– Что вы мне так нежданно предстали В этот час одинокий ночной, Что вы сердце привычное сжали Безысходною старой тоской? Еле дышат усталые кони, Жмет колеса сыпучий песок, Словно жду я какой-то погони, Словно путь мой тяжел и далек! Огонек в полусгнившей избенке, Ты мне кажешься плачем больным По родимой моей по сторонке, По бездольным по братьям моим. И зачем я так жадно тоскую, И зачем мне дорога тяжка? Видно, въелася в землю родную Ты, родная кручина-тоска! Тобой вспахана наша землица, Тобой строены хата и дом, Тебя с рожью усталая жница Подрезает тяжелым серпом; Ты гнетешь богатырскую силу, Ты всю жизнь на дороге сидишь, Вместе с заступом роешь могилу, Из могилы упреком глядишь. С молоком ты играешь в ребенке, С поцелуем ты к юноше льнешь… Огонек в полусгнившей избенке, Старых ран не буди, не тревожь!

3

За огоньком другой и третий, И потянулись избы в ряд… Собаки воют, плачут дети, Лучины дымные горят. Ну, трогай шибче! За рекою Мне церковь старая видна. Крестов и насыпей толпою Она кругом обложена. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

4, 5, 6

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

7

Отчего в одиноком мечтанье, В шуме дня и в ночной тишине, Ты, погибшее рано созданье, Стало часто являться ко мне? Вот как дело печальное было: Вздумал свадьбу состроить сосед, Целый день накануне варила Кухня яства на званый обед. Ровно в полдень сошлись, повенчали, И невеста была весела. Только тетки тайком замечали, Что бледна она что-то была. Гости все налицо, разодеты. Время. Свадебный стынет обед… Да невеста запряталась где-то. Ищут, кличут, – нигде ее нет. Вдруг мальчишка-садовник вбегает, Босоногий, с лопатой в руке, И, от страха дрожа, объявляет, Что «утопла невеста в реке». Суматоха… Кричат во всю глотку: «Люди, девушки, в реку, спасать!» Кто про невод кричит, кто про лодку, И не знают, с чего им начать. Через час наконец отыскали, Принесли, положили на стол. Тут записка нашлась, и в печали Безысходной хозяин прочел: «Вот, papa и maman, на прощанье Вам последнее слово мое: Я исполнила ваше желанье, Так исполню ж теперь и свое!» Изумлялися все чрезвычайно И причину сыскать не могли. И доныне та страшная тайна Спит безмолвная в недрах земли. Погрустили родные прилично, И утешился скоро жених, И, к людскому страданью привычный, Позабыл бы давно я о них. Но зачем же в безмолвном мечтанье, В шуме дня и в ночной тишине, Ты, погйбшее рано созданье, Так упорно являешься мне? Ты лежишь на столе как живая… На лице изумленье и страх, И улыбка скривилась немая На твоих побелевших губах. И сплетаются травы речные В волосах и в венчальном венке, И чернеют следы роковые На холодной, на бледной руке… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .