Полное собрание стихотворений

Апухтин Алексей Николаевич

Довольно! Это я давно на память знаю И «Сын Отечества» читать предпочитаю!

(Иронически кланяется и уходит.)

Явление 7

Графиня (одна)

Как скучно быть одной…

(Уходит.)

Явление 8

Слуга (входя на цыпочках)

Да, погляжу в окно: Лизету милую к себе я жду давно… Однако надо мне подумать в ожиданье: Какое женщине дается воспитанье?

Задумывается. Занавес медленно опускается. Картина.

<1862>

К портрету И. В. Вернадского

Приличней похвалы ему нельзя сказать: Мать дочери велит статьи его читать.

<1862>

К портрету А. Н. Серова

О музыке судя лет сорок вкось и вкривь, Над Ростиславом он отпраздновал победу. Сначала выпустил Юдифь, Потом – Рогнеду. Из музыканта он вдруг педагогом стал, Но в педагогии покрылся вечным срамом. Плохое воспитанье дал Он этим дамам: Одна Владимира хотела уморить, Другая пьяного прельстила Олоферна, И обе так привыкли выть, Что даже скверно.

24 августа 1869

Фея моря

Из Эйхендорфа

Море спит в тиши ночной, И корабль плывет большой; Вслед за ним, косой играя, Фея плещется морская. Видят бедные пловцы Разноцветные дворцы; Песня, полная тоскою, Раздается над водою… Солнце встало – и опять Феи моря не видать, И не видно меж волнами Корабля с его пловцами.

23 сентября 1869

Плач Юстиниана

Ночью вчера, задремав очень рано, В грезах увидел я Юстиниана. В мантии длинной, обшит соболями, Так говорил он, сверкая очами: «Русь дорогая! Тебя ли я вижу? Что с тобой? Ты не уступишь Парижу! Есть учрежденья в тебе мировые, Рельсы на Невском, суды окружные – Чтоб не отстать от рутины заморской; Есть в тебе даже надзор прокурорской; Точно в других образованных странах, Есть и присяжные… в длинных кафтанах. В судьи ученых тебе и не надо, Судьям в лаптях ты, родимая, рада. Им уж не место в конторе питейной: Судят и рядят весь мир на Литейной. Вечно во всем виноваты дворяне, Это присяжные знают заране, Свистнуть начальника в рожу полезно, Это мужицкому сердцу любезно. „Вот молодец, – говорят они хором,– Стоит ли думать над этаким вздором?“ Если ж нельзя похвалить его гласно, „Он сумасшедший“, – решат все согласно, Но ненадолго ума он лишился, Треснул – и тотчас опять исцелился! Публика хлопает, – и в наказанье Шлют ее вон… под конец заседанья. Злы у вас судьи, но злей адвокаты: Редко кто чешется, все демократы! Как я любуюсь на все эти секты, Я, написавший когда-то пандекты, Как бы министры мои удивились, Знавшие весь corpus juris civilis [76] , Если б из дальней, родной Византии Ветер занес их на север России! Там, в Византии, сравненный с Минервой, Законодатель считался я первый,– Здесь же остаться мне первым уж трудно: Здесь сочиняет законы Зарудный!» Смолк император при имени этом, Словно ужаленный острым ланцетом, И в подтвержденье великой печали Слезы из глаз его вдруг побежали. Чтоб усыпить его силой целебной, Дал я прочесть ему «Вестник судебный», Сам же прочел об Урусовском деле И, к удивленью, проснулся в постели. Видно, недаром всё это виденье! Было ужасно мое пробужденье: Солнце в глаза уж смеялось мне резко, От мирового лежала повестка, И осторожно, как некие воры, В спальню входили ко мне кредиторы.

76

Свод гражданского права (лат.). – Ред.

14 ноября 1869

Совет молодому композитору

По поводу оперы Серова «Не так живи, как хочется»

Чтоб в музыке упрочиться, О юный неофит, Не так пиши, как хочется, А как Серов велит!

29 ноября 1869

«Когда будете, дети, студентами…»

Когда будете, дети, студентами, Не ломайте голов над моментами, Над Гамлетами, Лирами, Кентами, Над царями и над президентами, Над морями и над континентами, Не якшайтеся там с оппонентами, Поступайте хитро с конкурентами. А как кончите курс эминентами И на службу пойдете с патентами – Не глядите на службе доцентами И не брезгайте, дети, презентами! Окружайте себя контрагентами, Говорите всегда комплиментами, У начальников будьте клиентами, Утешайте их жен инструментами, Угощайте старух пеперментами – Воздадут вам за это с процентами: Обошьют вам мундир позументами, Грудь украсят звездами и лентами!.. А когда доктора с орнамёнтами Назовут вас, увы, пациентами И уморят вас медикаментами… Отпоет архиерей вас с регентами, Хоронить понесут с ассистентами, Обеспечат детей ваших рентами (Чтоб им в опере быть абонентами) И прикроют ваш прах монументами.

1860-е годы

Японский романс

Наша мать Япония, Словно Македония Древняя, цветет. Мужеством, смирением И долготерпением Славен наш народ. В целой Средней Азии Славятся Аспазии Нашей стороны… В Индии и далее, Даже и в Австралии Всеми почтены. Где большой рукав реки Нила – гордость Африки,– Наш гремит талант. И его в Америке Часто до истерики Прославляет Грант. А Европа бедная Пьет, от страха бледная, Наш же желтый чай. Даже мандаринами, Будто апельсинами, Лакомится, чай. Наша мать Япония, Словно Македония Древняя, цветет. Воинство несметное, С виду незаметное, Край наш стережет. До Торжка и Старицы Славны наши старицы – Жизнию святой, Жены – сладострастием, Вдовы – беспристрастием, Девы – красотой. Но не вечно счастие – В светлый миг ненастия Надо ожидать: Весть пришла ужасная, И страна несчастная Мается опять. Дремлющие воины Вновь обеспокоены, Морщатся от дел,– Все пришли в смятение, Всех без исключения Ужас одолел: Всё добро микадино В сундуки укладено, И микадо сам К идолам из олова Гнет покорно голову, Курит фимиам. Что ж все так смутилися, Переполошилися В нашей стороне? – Генерала Сколкова, Капитана Волкова… Ждут в Сахалине.

1860-е годы

Юрлов и кумыс

Басня

Один корнет, по имени Юрлов, Внезапно заболел горячкою балетной. Сейчас созвали докторов,– Те выслали его с поспешностью заметной По матушке по Волге вниз, Чтоб пить кумыс. Юрлов отправился, лечился, поправлялся, Но, так как вообще умеренностью он В питье не отличался И был на выпивку силен, Он начал дуть кумыс ведром, и преогромным, И тут с моим корнетом томным Случилось страшное несчастье… Вдруг О, ужас! О, испуг! Чуть в жеребенка он не превратился: Охотно ел овес, от женщин сторонился, Зато готов был падать ниц Пред всякой сволочью из местных кобылиц. Завыли маменьки, в слезах тонули жены, В цене возвысились попоны, И вид его ужасен был Для всех кобыл. Твердили кучера: «Оказия какая!» И наконец начальник края, Призвав его, сказал: «Юрлов, Взгляни, от пьянства ты каков! И потому мы целым краем Тебя уехать умоляем. Конечно, гражданина долг Тебе велел бы ехать в полк, Но так как лошадей у нас в полку не мало, То, чтоб не сделалось скандала, Покуда не пройдет волнение в крови, В Москве немного поживи!» Юрлов послушался, явился В Москву – и тотчас же влюбился В дочь генерала одного, С которым некогда был дружен дед его. Всё как по маслу шло сначала: Его Надина обожала, И чрез неделю, в мясоед, Жениться должен был корнет. Но вот что раз случилось с бедной Надей: Чтобы участвовать в какой-то кавалькаде, Она уселася верхом И гарцевала на дворе своем. К отъезду было всё готово. Вдруг раздался протяжный свист Юрлова. Блестя своим pince-nez [77] , подкрался он, как тать, И страстно начал обнимать… Но не Надину, а кобылу… Легко понять, что после было. В испуге вскрикнул генерал: «Благодарю, не ожидал!» Невеста в обморок легла среди дороги, А наш Юрлов давай Бог ноги! Один фельетонист, в Москве вселявший страх, Сидевший в этот час у дворника в гостях И видевший поступок этот странный, Состряпал фельетон о нем пространный И в Петербург Киркору отослал. Конечно, про такой скандал Узнала бы Европа очень скоро, Но тут, по счастью, на Киркбра Нахлынула беда со всех сторон. Во-первых, он Торжественно на площади столичной Три плюхи дал себе публично, А во-вторых, явилася статья, Где он клялся, божился всем на свете, Что про военных ни… Не станет он писать в своей газете. Вот почему про тот скандал Никто в Европе не узнал. Читатель, если ты смышлен и малый ловкий, Из этой басни можешь заключить, Что иногда кумыс возможно пить, Но с чувством, с толком, с расстановкой. А если, как Юрлов, начнешь лупить ведром, Тогда с удобством в отчий дом Вернешься шут шутом.

77

Пенсне (фр.). – Ред.

Конец 1860-х – начало 1870-х годов? 1

1

В. А. Вилламову

Ответ на послание

Напрасно дружеским обухом Меня ты думаешь поднять… Ну, можно ли с подобным брюхом Стихи без устали писать? Мне жить приятней неизвестным, Я свой покой ценю как рай… Не называй меня небесным И у земли не отнимай!

Апрель 1870

«Почтенный Оливье, побрив меня, сказал…»

Почтенный Оливье, побрив меня, сказал: «Мне жаль моих французов бедных – В министры им меня Господь послал И Трубникова дал наместо труб победных».

1870

В. А. Жедринскому

С тобой размеры изучая, Я думал, каждому из нас Судьба назначена иная: Ты ярко блещешь, я угас. Твои за жизнь напрасны страхи, Пускайся крепче и бодрей, То развернись, как амфибрахий, То вдруг сожмися, как хорей. Мои же дни темны и тихи. В своей застрявши скорлупе, И я плетуся, как пиррихий, К чужой примазавшись стопе.

1871

Киев

Карлсбадская молитва

О Боже! Ты, который зришь Нёс, прихожан сей церкви светской, Молитву русскую услышь, Хотя и в стороне немецкой! Молитва будет та тепла, Молю тебя не о Синоде… Молю, чтоб главный бич в природе – Холера – далее ушла. Молю, чтоб судьи мировые, Забыв обычаи былые И на свидетеля не злясь За то, что граф он или князь, Свой суд по совести творили… Чтоб даже, спрятав лишний гром, И генерала не казнили За то, что чин такой на нем. Чтоб семинарий нигилисты И канцелярий коммунисты – Маратов модная семья – Скорее дождались отставки, Чтоб на Руси Феликса Пья Напоминали разве пьявки… Чтобы журнальный Оффенбах, Катков – столь чтимый всей Москвою, Забывши к немцам прежний страх, Не трепетал пред колбасою! Чтобы в течение зимы, Пленясь победою германской, В солдаты не попали мы По силе грамоты дворянской… К пенатам возвратясь своим, Чтоб каждый был здоров и статен И чтоб отечественный дым Нам был действительно приятен.