Какая горькая обида:Я завтра еду. Боже мой!Как будто к области АидаТемнеет путь передо мной.Как, после нежного похмельяОт струй пафосского вина,Уединенная мне кельяТеперь покажется душна!Но, верен сладостной тревоге,В степи безбрежной и в лесу,По рвам, по каменной дорогеТвой образ чистый понесу.И сохраню в душе глубокоДвойную прелесть красоты:И это мыслящее око,И эти детские черты.
1854
Шарманщик
К окну я в потемках приник —Ну, право, нельзя неуместней:Опять
в переулке старикС своей неотвязною песней!Те звуки свистят и поютНескладно-тоскливо-неловки…Встают предо мною, встаютЗа рамой две светлых головки.Над ними поверхность стеклаПри месяце ярко-кристальна.Одна так резво-весела,Другая так томно-печальна.И — старая песня! — с тоскойМы прошлое нежно лелеем,И жаль мне и той и другой,И рад я сердечно обеим.Меж них в промежутке виднаЕще голова молодая, —И всё он хорош, как одна,И всё он грустит, как другая.Он предан навеки однойИ грусти терзаем приманкой…Уйдешь ли ты, гаер седой,С твоей неотвязной шарманкой?
1854
«Дай руку мне, дай руку, пери злая…»
Дай руку мне, дай руку, пери злая,Хоть раз еще приветливо взгляни,Горячкой рифм восторг мой объясняя,Влюбленного поэтом не брани.Ревнивые лишь с тем хариты дружны,Кто забывать для них готов весь свет.Коль жителям Олимпа жертвы нужныИ сердца кровь — плохой же я поэт.Пусть музами навек оставлен буду,Пусть Феб меня карает за грехи, —Под хохот твой я музу позабуду,За поцелуй я все отдам стихи.
1854
«Люди нисколько ни в чем предо мной не виновны, я знаю…»
Люди нисколько ни в чем предо мной не виновны, я знаю,Только я тут для себя утешенья большого не вижу.День их торопит всечасно своею тяжелой заботой,Ночь, как добрая мать, принимает в объятья на отдых.Что им за дело, что кто-то, весь день протомившись бездельем,Ночью с нелепым раздумьем пробьется на ложе бессонном?Пламя дрожит на светильне — и около мысли любимойЗыблются робкие думы, и все переходят оттенкиРадужных красок. Трепещет душа, и трепещет рассудок.Сердце — Икар неразумный — из мрака, как бабочка к свету,К мысли заветной стремится. Вот, вот опаленные крылья,Круг описавши во мраке, несутся в неверном полетеПытку свою обновлять добровольную. Я же не знаю,Что добровольным зовется и что неизбежным на свете…
1854
Хижина в лесу
На лес насунулися тучи,Морозит — трудно продохнуть.Ни зги не видно, вихрь колючийСугробом переносит путь.О, как он путнику несносен!Но вот надежда — огонекБлеснул звездою из-за сосен:Приют знакомый недалек.Стучусь с уверенностью давней…Знакомый голос за стеной;Как прежде, луч, скользя меж ставней,Ложится яркой полосой.«О, выйди! Это я!..» Напрасно!..Я слышу голос, вижу свет, —Всё так безжизненно, бесстрастно:Ответа нет, привета нет!Давно ль сюда рвался так жадноЯ с одинокого пути?..Здесь умирать так безотрадно,И сил нет далее брести!
1855
«Заревая вьюга…»
Заревая вьюгаВсё позамела,А ревнивый месяцСмотрит вдоль села.Подойти к окошку —Долго ль до беды?А проснутся завтра —Разберут следы.В огород — собакиИзорвут, гляди.«Приходи сегодня» —И нельзя нейти!По плетню простенкомПроберусь как раз, —Ни свекровь, ни месяцНе увидят нас!
Осень или зима 1855
Спор
Где нимфа резвая, покинув горный ток,Вплетает гиацинт в свой розовый венок,На мирных
пажитях, в лесу прохладной Иды,Где землю посещать привыкли Ураниды,Сияньем царственной красы окружены,Красавцу пастырю предстали три жены.«Будь, юноша, судьей, — скажи мне, не меня лиЦарицей красоты глаза твои признали? —Сказала первая, опершись на копье. —Как солнце разума, горит лицо мое;Со мной беседовать, мои встречая взгляды,Фригиец, — выше нет и для богов награды!Подняв румяный плод, вручи его ты той,Что вправе изо всех владеть твоей душой, —И, если мудрости ты верен был доныне,Я знаю, яблоко достанется Афине».С румянцем, вспыхнувшим мгновенно вдоль ланит,«Послушай, юноша, — другая говорит, —С подвластным божеством не только спор — сравненьеСупруге и сестре Зевеса униженье.Но, встретив раз меня, всё, что живет кругом,Не может не сказать: как почивает громВ небесной синеве, безмолвной и глубокой, —Так силой светит взор у Геры волоокой.Божественная грудь, чиста как горний цвет,Приемлет лишь того, кто потрясает свет.Когда вступаю я в небесные чертоги,Не люди предо мной покорствуют, а боги…И если правым я тебя найду судьей,Не пастырь — царский сын стоит передо мной».И третья говорит, к ногам покров роняя:«Владычица сердец перед тобой нагая.Небесный душный свод не родина моя,На берегу морском из пены вышла я.Но не мудрец теперь, не сын царя прекрасный,Пусть юноша судья нам будет беспристрастный.Мой дар божественный не мудрость и не власть,Нет! я внушу тебе губительную страсть:Ты сам падешь, падет отец твой, сестры, братья…Но посмотри сюда: в горячие объятьяЯ приведу к тебе подобную красу,Могуществом моим любимцев вознесу,И ваши имена, потомства достоянье,Заменят Красоты обычное названье».
1856
Рододендрон
Рододендрон! Рододендрон!Пышный цвет оранжереи,Как хорош и как наряденТы в руках вертлявой феи!Рододендрон! Рододендрон!Рододендрон! Рододендрон!Но в руках вертлявой феиХороши не только розы,Хороши большие томыИ поэзии и прозы!Рододендрон! Рододендрон!Рододендрон! Рододендрон!Хороши и все нападкиНа поэтов, объявленья,Хороши и опечатки,Хороши и прибавленья!Рододендрон! Рододендрон!
1856?
Неотразимый образ!
В уединении забудусь ли порою,Ресницы ли мечта смежает мне, как сон, —Ты, ты опять в дали стоишь передо мною,Моих весенних дней сияньем окружен.Всё, что разрушено, но в бедном сердце живо,Что бездной между нас зияющей легло,Не в силах удержать души моей порыва,И снова я с тобой — и у тебя светло.Не для тебя кумир изменчивый и бренныйВ сердечной слепоте из праха создаю;Мне эта даль мила: в ней — призрак неизменный —Опять чиста, светла я пред тобой стою.Ни детских слез моих, ни мук души безгрешной,Ни женской слабости винить я не могу,К святыне их стремлюсь с тоскою безутешнойИ в ужасе стыда твой образ берегу.
1856?
«Когда у райских врат изгнанник…»
Когда у райских врат изгнанникСтоял унижен, наг и нем,Предстал с мечом небес посланникИ путь закрыл ему в Эдем.Но, падших душ услыша стоны,Творец мольбе скитальца внял:Крылатых стражей легионыАдама внукам он послал.Когда мы бьемся из-за хлеба,В кровавом поте чуть дыша,Чтоб хоть одна с родного небаНам улыбнулася душа.Но и в кругах духов небесныхЗемные стоны сочтены,И силой крыльев бестелесныхЕговы дети не равны.Твой ангел — перьев лебединыхНе распускает за спиной:Он на крылах летит орлиных,Поникнув грустно головой.В руке пророческая лира,В другой — горящий божий гром;Так на твоем в пустыне мираОн камне станет гробовом.