Полное затмение
Шрифт:
Ученый нахмурился и тяжело вздохнул. Беспокойство вновь овладело Ронаном, и он прошептал:
– Что вы об этом думаете, мессир врач? Умоляю, скажите правду.
– Видите ли… нам следует смотреть правде в глаза. Они взялись за мсье д’Отона.
– Не могу в это поверить, – возразил Ронан. – Мой господин, будучи здравомыслящим человеком, никогда не вмешивался в политику королевства и уж тем более Рима.
– Что вы об этом знаете? Что он об этом знает?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, мессир врач.
– Мне надо подумать в одиночестве, просмотреть различные произведения, в том числе Consultationes ad inquisitores haeretical pravitatis. [68] Они помогут мне лучше понять, как происходит процедура. Не сомневайтесь. Бог не оставит нас, в этом я уверен. Что касается моей головы, то Господь в своем бесконечном великодушии сделал ее разумной.
После ухода старого слуги мессир Жозеф еще долго сидел, соединяя и разъединяя фрагменты этой тревожной головоломки. Озадаченный, он наконец вошел в свой рабочий кабинет и вытащил тоненькую книгу в потертом фиолетовом кожаном переплете. Каждый раз он с восхищением погружался в чтение «Размышлений о себе самом», написанных императором Марком Аврелием Антонином. [69] Они никогда не разочаровывали мессира Жозефа, всякий раз давая ответы на его вопросы. Он перевернул несколько страниц произведения, которое знал наизусть, и прочитал:
68
«Советы инквизиторам», написанные Ги Фулькуа, советником Людовика Святого, который затем стал Папой под именем Климента IV. (Примеч. автора.)
69
121–180 гг. до н. э. (Примеч. автора.)
В ответ на каждое действие другого возьми себе в привычку задавать вопрос: «Какую цель в действительности преследует этот человек?»
Или:
События, следующие друг за другом, всегда связаны с предшествующими событиями родственными узами.
Истинная цель. Целью был граф Артюс, а не какая-либо махинация, в которой он служил проходной пешкой. Жозеф хорошо знал инквизицию и ее методы, чтобы опасаться худшего при встрече монсеньора д’Отона с его судьями. Спутником чести очень часто является неумение ловчить. Единственная эффективная стратегия в борьбе с сеньором инквизитором заключается в хитрости и умелой лжи, даже если ты невинен, как новорожденный агнец. Но Артюс д’Отон никогда не опустится до этого, уверенный, что чистосердечие должно стоять на первом месте.
Что касается родственных уз, тут не надо быть великим мудрецом, чтобы понять: речь идет об Аньес, графине д’Отон. Чего добивалось папство или его клевреты? Устранить, вернее, уничтожить Артюса д’Отона, чтобы ослабить положение его супруги? Это напрашивалось само собой. Но почему они ополчились на это добродетельное и разумное существо, которое Иосиф Мудрый, лишь в редких случаях забывавший об осмотрительности, ни в чем не мог бы упрекнуть?
Жозефу не хватало ключевого элемента, чтобы разгадать эту грозную шараду до конца. Он решил во всем разобраться и взял в руки длинный посох с железным наконечником, стоявший в углу кабинета. Затем он перекинул через плечо широкую суму, в которую собирал лекарственные травы.
Жильета прервалась на минуту и, держа в руке серебряную расческу с искусной резьбой, подошла к одному из окон апартаментов своей госпожи. Она радостно сказала:
– Ах, думаю, мсье ваш врач отправляется на прогулку.
– Он любит гулять по лесам, – неуверенно ответила Аньес д’Отон. – А возвращается оттуда с охапкой лекарственных трав, большинство из которых мне неизвестны.
Жильета вновь принялась причесывать Аньес.
– У вас такие красивые волосы, мадам. Прямо текучий мед. И такие шелковистые. Одно удовольствие дотрагиваться до них. Вы хорошо спали ночью, мадам? Вы кажетесь мне усталой.
– Я спала как убитая и проснулась только после первого часа*. Пустяки… Просто последние месяцы были такими изнуряющими.
– О, разумеется… Мсье Филипп стал таким весельчаком. А какой он живой, ангелочек! Ронан говорит, что он копия своего отца. Потом этот Клеман… Я не устаю повторять: я знаю немногих хозяев, которые прилагают такие усилия, чтобы разыскать обыкновенного слугу!
Аньес все душой привязалась к девушке, которую Барба, управлявшая всеми слугами замка, наняла несколько недель назад. Жильета была всегда веселой, но не навязчивой или слишком болтливой. Девушка обладала живым умом, что понравилось Аньес, вскоре сделавшей ее своей горничной.
– Я воспитала Клемана, ведь его мать умерла при родах. И поэтому я беспокоюсь за него, – уточнила Аньес, стараясь говорить как можно более ровным тоном.
– Это лишний раз свидетельствует о вашем великодушии, мадам. А еще рудник и Суарси… Да, забот и хлопот у вас хватает!
Жильета заплела густые белокурые волосы с медным оттенком в косу, собрала ее в пучок на затылке, наложила сеточку и закрепила аграфами.
Переменив тему, девушка сказала:
– Монсеньор д’Отон просит осчастливить его, отужинав вместе с ним после шестого часа.
Лицо Аньес озарила улыбка. Она поправила свою горничную:
– Это он осчастливит меня, как обычно. Будем надеяться, что к тому времени у меня проснется аппетит. Повар моего супруга не перестает удивлять нас своими диковинками, к которым я стала почти равнодушной в последние дни.
Тревога омрачила прелестное личико Жильеты:
– Вы должны хорошо питаться, мадам. Я заметила, что платья стали вам широки. Но ваша фигура и без того весьма изящна, вам незачем худеть.
– Закрепи накидку, пожалуйста. А потом ты меня оставишь, милая Жильета. Перед встречей с супругом я хочу немного почитать.
– Хорошо, мадам. Какую книгу вам принести? Я не умею читать, но если вы укажете место, где она стоит и какого цвета у нее переплет, я найду ее.
– Нет, она всегда лежит у моего изголовья, – ответила Аньес, показывая на сундучок, стоящий возле кровати.
Когда служанка ушла, Аньес взяла в руки книгу, изысканный том, один из многочисленных подарков Артюса по случаю рождения маленького Филиппа. «Лэ»* мадам Марии Французской, которые по его распоряжению были переписаны в Париже и украшены прелестными рисунками. На одном из рисунков была изображена во всей красе птица с длинным хвостом из «Йонека», превратившаяся затем в возлюбленного. Там можно было также увидеть фею из «Ланваля», одетую в темно-голубую котту. На другой странице оборотень из «Бисклавре» угрожающе распахивал свою кроваво-красную пасть. Великолепием блистала и обложка этого тома. На ней были разбросаны букеты миниатюрных цветов, сделанных из тоненьких перламутровых пластинок, бирюзы, изумрудов, рубинов, аметистов и гагата. На форзаце высоким решительным почерком ее мужа было написано:
Я выбрал бессмертники, чтобы они постоянно напоминали Вам, как горячо я Вас люблю, моя дама. И всегда буду любить.
Аньес выбрала лэ, повествующее об истории несчастной женщины, узнавшей, что ее супруг – оборотень. Ей показалось, что строки пляшут перед глазами. Аньес пришлось дважды перечитать их заново. Наконец ей удалось расшифровать первую строку. От усталости у Аньес смыкались веки. Да что с ней такое? Она не была беременна. Нужно посоветоваться с мессиром Жозефом, когда он вернется с лесной прогулки. То безграничное восхищение, которое испытывала к нему Клеманc, и достоинства, которые она сама в нем обнаружила, подкупили Аньес. Тем более что мессир Жозеф знал жизнь и живых существ так же хорошо, как одно из бесценных произведений, запутанный смысл которых он долгие годы пытался постичь. Мессир Жозеф поймет, что не нужно беспокоить графа из-за обычной усталости, которая, конечно, скоро пройдет, да еще головокружений.