Полное затмение
Шрифт:
– Дорогая моя… вы довольны моими молодцами, теми, из Шампани?
– Ах, мадам, я каждый день воздаю хвалу Господу за то, что встретила вас на своем пути. Как я вам уже говорила, это… похищение оказалось таким легким делом, что можно было бы посмеяться, если бы я не боялась столь сильно, что ничего не получится. Один из них схватил меня вместе с моей жалкой поклажей словно перышко и поднял вверх. Второй, сидевший на крепостной стене, подтянул меня за руки, потом перевязал крепким кожаным поясом с кольцом, к которому была прикреплена веревка. Он осторожно спустил меня на землю, а третий снял с меня эту сбрую. Меня уже ждала двуколка. Через несколько дней я под надежной охраной приехала в Шартр. Своим освобождением я полностью обязана вам.
– Как я рада, что положила конец вашим страданиям! Разумеется, дело было опасным. Но мою решимость можно было сравнить лишь с чувством сострадания к вам.
Матильда отпила глоток теплого персикового вина, сдобренного медом. Од с трудом сдерживала нетерпение. Эта глупая гусыня все еще не понимала, чего от нее хотела Од. Теперь надо было отбросить все уловки и говорить начистоту.
– Вы помните нашу первую встречу в ужасной приемной женского аббатства Аржансоля в августе?
– Мадам, каждое ваше слово, каждый ваш жест навсегда врезался в мою память, – ответила Матильда с легкой грустью в голосе. – Как вы можете в этом сомневаться, вы, ангел моего спасения?
– Очень любезно с вашей стороны. Мне очень жаль, но я должна напомнить о вашем обещании. Честь лис, хотя и немного условная, – одна из самых требовательных.
Наконец-то искорка понимания зажглась в томном взгляде карих глаз, внимательно смотревших на Од.
– Вознаграждение, – выдохнула девочка.
– Скажем… обмен. Это слово… не так шокирует.
– Вы заверяли меня, что оно будет соразмерным и не оскорбительным для меня.
– Именно так. Я никогда не отказывалась от своих слов, поэтому и не бросаю их на ветер. Хочу сказать вам со всей грубой откровенностью, за которую умоляю простить меня: обмен будет состоять в следующем. Ваше будущее в обмен на будущее вашей матери, мадам Аньес.
Лицо Матильды вытянулось от удивления. С тех пор как она поселилась на втором этаже роскошного особняка на улице Сент-Амур, она приготовилась ко многим требованиям, но только не к такому. Постепенно удивление сменилось любопытством. Она потупила взор, но недостаточно быстро, и Од прочитала в глазах девочки нехорошее ликование.
– Будущее моей матери? Но что я могу сделать? – прошептала она, по-прежнему не поднимая глаз.
– Очень многое, моя дорогая. Мы еще к этому вернемся. Вот в чем полностью заключается мое предложение, сделанное вам в аббатстве Аржансоля. Я строю, вооружаю, обеспечиваю ваше будущее. Вы помогаете мне уничтожить будущее вашей матери. Черт возьми! Ведь мне удалось без особого труда разыскать вас в этом… шампанском застенке, куда бросил вас мерзкий дядюшка. Неужели ваша мать не могла этого сделать? Полно! Она просто вас не искала, слишком довольная, что теперь вы находитесь так далеко от нее самой и ее планов. Вспомните, как она плела интриги против вас, как завидовала вам, с каким презрением относилась к вам, своему единственному ребенку, которого заставляла жить в свинарнике, носить лохмотья, общаться с простолюдинами. В этом ужасном мануарии… Да что я говорю, на этой облупившейся ферме. А ведь вы же Суарси по крови! Конечно, этот дворянский род не самый богатый, но в графстве Перш, да и в самом Шартре он пользуется безупречной репутацией. Дорогая, репутация семьи – это бесценное богатство…
Матильда больше ее не слушала. Будущее – такое, какое она хотела. Два года назад, когда Матильда жила в замке де Ларне, она решила, что преисполнена ненависти к матери. Ее ненависть лишь росла во время ее, как она говорила, «заточения» в Аржансоле. Несмотря на ограниченный ум и вопреки инсинуациям мадам де Нейра, Матильда прекрасно знала, что ей не в чем упрекнуть Аньес, за исключением этих лет, проведенных в Суарси, которые она считала бесконечным и несправедливым крестным путем. Матильда ненавидела мать за то, что та отказалась от комфорта, который ей предлагал сводный брат Эд де Ларне. А ведь почти сразу же после смерти Гуго де Суарси Эд не раз настаивал, чтобы они переехали в его замок. Разумеется, во время инквизиторского процесса Матильда поняла, что Эд ждал полного вознаграждения. Он хотел, чтобы Аньес стала его любовницей. Хорошенькое дельце! Эд устал бы от нее так же быстро, как уставал от других. Что такое несколько ночей по сравнению с невыносимой нуждой, в которой они жили? Да она сама, если бы пришлось пройти через это… Нет, дядюшка вовсе не нравился ей. Ее влекло к себе то, что она считала его богатством. Уже давно Матильда была поглощена только собой, думала лишь об удовлетворении своих потребностей, своих желаний. Все остальное ее не интересовало. Существовало лишь единственное исключение, сделанное ею недавно. Она питала нечто вроде дружеской признательности к мадам де Нейра, поскольку это великолепное создание воплощало собой будущее, к которому Матильда стремилась. По правде говоря, одна новость, которую она узнала с опозданием, повергла ее в ярость: ее мать вышла замуж за графа д’Отона. Что? Эта впоследствии признанная незаконнорожденная стала графиней д’Отон, выйдя замуж за одного из самых богатых и пленительных мужчин провинции? Тем более что он был намного старше Аньес, и та могла через некоторое время стать обеспеченной вдовой! [66] Какая чудовищная несправедливость! Да что они находят в ней, в конце концов! Ее отец Гуго де Суарси, эта язва Клеман Нищий, этот идиот Жильбер Простодушный, ее дядюшка Эд, монахини Клэре, считавшие счастьем возможность помочь Аньес, граф д’Отон и даже толстуха Аделина, которая почитала Аньес, словно та была ипостасью Пресвятой Девы. Что? Что в ней такого? Матильда ненавидела мать. Она с радостью разделается с ней.
66
Статус вдовы, особенно с ребенком, был, безусловно, наиболее подходящим для зажиточных дам того времени. Многие горожанки и дворянки, став полновластными хозяйками собственной судьбы, не обязанные больше ни перед кем отчитываться, если они вели себя благопристойно, не стремились вступать в новый брак. (Примеч. автора.)
– Матильда?
– Прошу прощения, мадам. Ваши слова вызвали столько ужасных воспоминаний!
– Не сомневаюсь, моя дорогая.
– Я обязана вам. Как вы сказали, мы союзницы. Тем не менее, прежде чем продолжить наш разговор, я на минуту удалюсь в свои покои, если позволите.
– Я сама хотела посоветовать вам сделать это. Вам необходимо подумать в одиночестве.
Но Од не заблуждалась. Она видела, как стремительно менялось выражение лица Матильды. Та ликовала при мысли, что скоро сможет отомстить матери, своему заклятому врагу. Но зачем ей потребовалось уединиться? Несомненно, она хотела еще раз полюбоваться убранством особняка, которое Од считала вульгарным. Для Матильды не существовало ничего более возбуждающего, чем выставленная напоказ роскошь, которую она уже считала своей, особенно по сравнению с прежней нуждой. Матильда ни за что не хотела возвращаться в прошлое. Что касается пропасти, разделявшей позор и бесчестье, Матильда уже ее преодолела, дав на суде ложные свидетельские показания, благодаря которым она пыталась отправить мать на костер.
Неожиданно мадам де Нейра почувствовала презрение. Она медленно встала и подумала, что теплая ванна и массаж с миндальным молочком из Италии в женских банях на улице Бьенфе могли бы принести ей облегчение. В ней поселилась приятная уверенность. Несмотря на все грехи, всю ложь, все убийства, совершенные ею, она ничем не походила на эту девицу. Она всегда защищалась. Все, кому она помогла убраться на тот свет, были виновными, алчными или жестокими, насильниками или кровосмесителями. Кроме Аньес де Суарси, как она была вынуждена признать. Од подавила смешок: жалкое оправдание, но ей придется довольствоваться и таким. Воспоминание о белокурой девочке из лачуги окончательно успокоило ее. Анжелика… Вытащить ее из этого логова, вернуть в чистоту.
Матильда крутилась как волчок, строила забавные рожицы, любуясь собой в одном из многочисленных граненых зеркал. Она подняла глаза и в сотый раз с упоением посмотрела на изящную лепнину потолка, красоту, доступную только богатым сеньорам. Над огромной резной кроватью, в которой она любила нежиться, висел балдахин, прикрепленный к потолку. Стены были увешаны роскошными яркими коврами, прилегавшими вплотную к дверным наличникам. Между двумя застекленными окнами с внутренними ставнями высился резной шкаф с железной окантовкой. На небольшом туалетном столике стояло зеркало, которое можно было наклонять, лежали щетки и гребни, аграфы для волос и ленты. За прихожей, прелестно обставленной, находилась спальня, достойная принцессы. Но больше всего Матильду восхищала туалетная комната, прилегавшая к спальне. Что за чудо этот высокий мраморный стол, на который по утрам и вечерам служанка ставила кувшин с розовой водой! Матильда подошла к шкафу и открыла одну из резных дверец. Святые небеса, какая радость! После приезда Матильды в Шартр мадам де Нейра наполнила его подарками: многочисленными платьями с фалдами и пристегивающимися по итальянской моде рукавами, не говоря уже о накидках, нагрудных покрывалах и капорах, подбитых мехом. Матильда вынула самую красивую вещь на свете: сюрко с прорезанными начиная от локтя рукавами, целиком подбитый беличьим мехом. Она с упоением уткнулась лицом в шелковистый мех, который ее благодетельница надушила изысканными ароматами. Девочка думала о туалетах своей тетушки Аполлины де Ларне, перешитых вскоре после ее смерти по приказу Эда для его кровной племянницы. Да, дядюшка не отличался щедростью! Горечь чуть не испортила радужное настроение Матильды. Но радостная мысль быстро прогнала это чувство.
Вот ей и выпала долгожданная возможность подороже продать свои услуги мадам де Нейра. Она потребует у нее голову Эда, этой крысы. Разумеется, Матильде придется стать еще более учтивой и признательной, чем обычно, но за этим дело не станет. Матильда была уверена в своих талантах. И хотя умом девочка не блистала, она чувствовала, что ее покровительница не принадлежит к породе тех, кого можно так или иначе заставить плясать под свою дудку.
Замок Отон-дю-Перш, Перш, сентябрь 1306 года