Полнолуние для магистра
Шрифт:
В общем-то, правильное наблюдение. Особенно с учётом того, что в профессорском доме и на мостике, и за штурвалом стояла, как правило, капитанша.
Миссис Диккенс никак не могла понять, чего, собственно, от неё добиваются. Что-то в её деятельном мозгу временно разладилось, она уже почти ощущала себя вдовой… но природа энергичной женщины взяла-таки своё. После воззвания Захарии взять себя в руки, иначе «без неё тут всё развалится и рухнет», она схватила стаканчик и опрокинула в себя содержимое, не поморщившись. Потом, правда, пробормотала: «Фу, какая гадость!» но уже гораздо спокойнее, а вскоре пришла в себя окончательно. Решительно поднялась с кресла и хлопнула в ладоши, призывая горничных.
Уже через пять минут в доме воцарился армейский порядок. Кому положено готовить обед — тот готовил, кому приказано обустроить
Один Тоби оставался неприкаянный и ни к чему не привлечённый, а потому заскучал — и побрёл потихоньку вниз по лестнице, к выходу. Поскрёбся у двери. Лакей, помня, что собачка прибыла вместе с целителями, сперва не решался её выпустить. Тоби настаивал. Пожав плечами, слуга приоткрыл створку, проследил за пёсиком… и, обнаружив, что кучер не какой-нибудь, а орденской кареты почтительно распахивает перед тем дверцу, а затем и подсаживает на бархатное сиденье — отступил и тишком перекрестился.
Тем временем возница-портальщик Пэрриш ещё раз заглянул в глаза умному пёсику.
— Понял, мессир. В квартале от вас, если пойдёте по Невада-стрит, находится Королевский приют ветеранов флота; не доходя до основных ворот, сверните под арку между двумя павильонами, они будут от вас по левую руку. Это ближайший к вам выход. Я приеду минут через десять. Сами понимаете, нужно добраться до ближайшей точки ухода…
И получаса не прошло, как та же самая карета вернулась. Любопытный лакей, по чистой случайности выглянувший в эту минуту в окно, успел заметить величественную фигуру ещё не старого, но и не первой молодости мужчины и охнул от потрясения. Великого Магистра знал весь Лондон; знал — и предпочитал не глазеть на него без нужды. Поговаривали, очень он не любит назойливого внимания, а некоторых особо наглых зевак превращает в кого ни попадя, чтоб другим наука была. Вот лакей и отвёл глаза почти сразу, успел только заметить, что подмышкой Магистр зажимает стопку каких-то тетрадей, должно быть древних, а свободную руку протягивает… да их же гостье! Вернее, профессорской гостье, той самой барышне, которой выделили комнату хозяйской дочки…
Звякнул колокольчик. Стараясь опередить горничную, лакей бросился к двери и, склонившись в поклоне, умудрился, как это умеют опытные слуги, разглядеть и спокойно-умиротворённое личико барышни, и её сияющие глаза и розовые щёчки, и то, как смотрит она на Великого Магистра, будто никого больше в целом мире нет, и его ответный умягчёный взгляд…
И вдруг великий человек обратился к слуге, простому смертному.
— Как себя чувствует мистер Диккенс? Сэр Магнус всё ещё у него?
— Хозяин в порядке. Сэр целитель здесь. Все только вас и ждут, — на радость самому себе чётко и внятно ответил лакей, до сегодняшнего дня молчун молчуном по причине ужасного заикания. Проследил, как гости поднялись по широкой парадной лестнице, отметил, что вслед Магистру и его спутнице шмыгнул пёсик… А разве он уходил? Долго смотрел вслед с открытым ртом, пытаясь вспомнить, о чём он сейчас думал и что видел. Хотел ведь запомнить — но напрочь из головы вылетело.
А потом ушёл на кухню, бормоча детскую считалочку, что вдруг припомнилась:
Король Пипин был очень мал,
Но выстроил дворец.
Из торта стены заказал,
А крыша — леденец.
Из пастилы сложили печь,
И был дворец готов.
А от мышей его стеречь
Приставили котов.
Всё прочёл вслух, с выражением, дважды, под благоговейно-испуганным взглядом кухарки. И ни разу не запнулся. Ни разу.
…И вновь в доме на Бейкер-стрит воцарились тишина и спокойствие, и всё, вроде бы, вернулось на круги своя, и бесконечный день, наконец,
Безмятежно подрёмывал в любимом кресле у камина профессор Диккенс. Залечить неглубокий порез на шее оказалось минутным делом; куда больше времени у сэра Магнуса заняла ликвидация чужого воздействия, а до того — выявление его природы, отслеживание связей, успевших прорасти в профессорском организме. Гипнотическое ли это воздействие или из разряда более привычных магам проклятий? Разовое ли, брошенное спонтанно и без отслеживания результата, или настроенное на определённый результат, бьющее по жертве снова и снова до полного умерщвления? С установкой ли обратной связи со злоумышленником, либо независимая конструкция? Всё это требовалось выяснить быстро и точно, дабы при окончательном исцелении больного соблюсти один из важнейших принципов целителя: «Не навреди!»
Элайдже Диккенсу неслыханно повезло.
Впрочем, правильнее было бы сказать, что сэру Магнусу он обязан своим спасением лишь наполовину; оставшаяся часть заслуги принадлежит ему самому. Профессор собственными руками — и в буквальном, и в переносном смысле — подготовил своё спасение. Посещая вместе со своими младшими отпрысками лекции по началам магического целительства, он не так давно, сугубо в исследовательских целях, предложил мальчикам использовать его самого в качестве ученого пособия при установлении магической защиты. Сперва близнецы сплели вокруг отца защитный кокон, потом по очереди пытались пробить его всеми, известными на тот момент, способами, в том числе и гипнотическим воздействием, в котором, правда, не особо были сильны. А после эксперимента решили оставить сие плетение хотя бы на неделю, посмотреть, как быстро оно развеется. И напрочь о нём забыли: мальчики по легкомыслию, их отец — из-за потрясающей рассеянности. Не будь этого защитного слоя в ауре — Элайджа Диккенс перерезал бы себе горло, не задумываясь, в считанные секунды после того, как ужасный посетитель покинул его кабинет. Но профессор сопротивлялся до последнего. Сперва недоумевал: что за дикое желание пришло ему в голову? Боролся, гнал его прочь… Разумеется, силы были неравны: железная воля неизвестного (пока что) мага, появившегося под личиной старого друга против ослабевших с временем чар юнцов. Но несколько минут борьбы спасли профессору жизнь, позволив продержаться до прихода сестры Эмилии.
Сейчас он безмятежно спал, погружённый в здоровый сон.
Сэр Магнус и Захария Эрдман коротали вечер у камина в гостиной. Миссис Диккенс умоляла не оставлять супруга без присмотра, хотя бы в эту ночь, и оба целителя — и маг, и не-маг — сочли её просьбу разумной. Поделили часы ночного дежурства, заставили утомлённую женщину немного поесть, да и сами отдали должное позднему обеду. И теперь вполголоса обсуждали происшедшее, как явно уникальный случай в практике обоих профессионалов — и опытного, и начинающего. Девушки-горничные на цыпочках расставляли свечи в тяжёлых и вычурных канделябрах Тюдоровской эпохи, и от их лёгких движений колыхались две дюжины загоревшихся огоньков, отражаясь в бронзовых завитках, в потемневших окнах, в графине и бокалах со старым добрым шерри. Молодой Захария Эрдман всё ещё не мог поверить, что запросто беседует с живой легендой, и был счастлив. Одно только его огорчало: чувство вины перед девушкой, вверенной его заботам, но невольно оставленной, хоть и во имя исполнения врачебного долга. Впервые юный гений задумался о том, что героическое и горестное могут идти рука об руку, что, возможно, в долгой-предолгой жизни его на каждом шагу будут подстерегать выборы, сходные с сегодняшним; и как знать, хватит ли у него ума и мужества каждый раз поступать и по совести, и по чести?
А ещё он впервые в жизни порадовался тому, что, в сущности, он ведь тоже джентльмен, и как этот напыщенный, хоть и невероятно могучий Великий Магистр, и как сотни будущих поклонников леди Ангелики, которые наверняка закружатся вокруг, стоит ей появиться в свете. Что ж, эсквайр — хоть и незначительный, почти номинальный титул, но всё же титул. И даёт определённые надежды на будущее. Да.
…А сама леди Ангелика, ничего не зная о чьих-то робких и пока ещё неясных планах, дремала за письменным столом в гостевой комнате, уронив голову на стопку старых тетрадей. Волнения и тревоги сегодняшнего дня, наконец, подкосили её, и, не одолев и первой страницы дедовских записей, она сомкнула глаза с мыслью: «Только на минуточку…»