Поломанный Мир
Шрифт:
Важно помнить об этом. Так у тебя будет на руках ключ к божественной силе. Прими себя нового – и тогда над тобой не будет никакой власти. Ни мирской власти, ни чувств, ни слабостей. Только стылая кровь, только холодный рассудок, только буйство крови. Мощь Аида.
– Я не этого хочу, – нерешительно пробормотал Альдред, опуская глаза.
– Но тебе это нужно, – строго сказал тёмный попутчик. – Думаешь, насмотрелся на кровь? О, нет! Её много не бывает. Даже если под ногами расстелится алым полотном
Неверные называют тебя отродьем Нефилимов, Дьяволом во плоти. Фанатики – Старшей Кровью. Для тех и других ты – ночной кошмар во плоти, существо высшее, не от мира сего. Так докажи, что они правы. Стань сильнее. Соответствуй.
Едва ли Альдред понимал, о чём толкует Мелина. Сказано же было, что правда откроется постепенно. Прошло бы немало времени, прежде чем слова призрака возымели практический смысл. Иного выбора, кроме как согласиться с возлюбленной сейчас, не было.
Безмятежность души и тела ещё надо заслужить. Ещё бы понять, как.
Пока он живой, в Новых Королевствах покоя ему не будет. Но это не повод вешать нос или давать себя убить.
Альдред встал и направился к трупу ключника, перешагивая через стол. Он широко расставил ноги, надавил ступнёй мертвецу на грудь, обхватил обеими руками древко колуна.
Вздохнув, Киаф пробормотала горько:
– Я начинаю ненавидеть себя и свою жизнь.
С этими словами он высвободил топор из пут плоти, надрывно кряхтя.
День сменялся ночью, но тяжкая судьба не позволяла просто лечь и забыться сном.
Тем более что в нём навряд ли было бы уютнее, чем наяву. Даже во сне Киафа!
Работы накопилось ещё невпроворот.
– Разве ты когда-нибудь переставал? – елейным голоском спросил призрак со значением. С каким бы апломбом Бог ни воспитывал Киафа, не мог над ним не поглумиться. Такова природа Сокофона, видевшего всё.
Обхватывая колун поудобнее, Альдред выдохнул и буркнул себе под нос:
– Действительно…
С этими словами он занес оружие над головой и опустил на шею трупа. Кровь окропила его бледное, изможденное лицо.
Глава 7
Перо с противным скрипом скребло по пергаменту. С влажным шелестом разносило чернила по грубой поверхности. И по мере того, как рассказ из первых уст наполнялся волнующими подробностями, – лишь стремительнее.
Этот пронзительный визг будто бы отчаянно пытался заглушить мертвецки тихий голос измождённого очевидца.
Тусклый огонь бедного ряда свечей вырывал из полумрака тронного зала лишь три фигуры: безучастного писаря, Верховного Персекутора и самого герцога.
Впрочем, помимо них во тьме еле-еле можно было различить силуэты дюжины гвардейцев, что были
И в том отец Энрико не имел и тени сомнений. Пока что воины просто не спускали с него глаз. Был тут и Зеркальный Рыцарь, телохранитель семьи Барбинов.
Целиком закован в доспехи с бликующим напылением. Одна рука – на бастарде, покоившемся в ножнах. Вторая держит овальный щит из сарацинского стекла, порождавшего целый калейдоскоп отражений.
Он чуть опустил подбородок, натужно всматриваясь в инквизитора.
Шлем его повторял голову юного античного мученика-гармониста с терновым венком поверх кудрявой шапки волос. Изделие было вдохновлено статуей Святого Зенона, убиенного за непоколебимую веру в Противоположности.
Ни его имени, ни облика мутант не видел никогда. Впрочем, как и большинство при дворе Герцога Ларданского. Личность его была окутана тайной за семью печатями.
Зеркальный Рыцарь стоял возле трона феодала. Аккурат по правую сторону.
Окружённый недоброжелателями со всех сторон, без химеритовой дискармы Энрико – Энрико! – чувствовал себя всё равно что букашкой, которую вот-вот перетрут между пальцами.
Хроник самозабвенно документировал всё самое важное, тщательно отделяя зёрна истины от плевел никчёмных впечатлений в речах трансчеловека.
В Вальперге мастер слова находился лишь физически, умом же – следовал за Священной Инквизицией в обезлюдевшие кварталы чумного Города, встречая на своём пути чужую смерть и прочие ужасы мора.
Энрико Малатесту не покидало дурное предчувствие, пророчившее бездушную расправу: будто над его головой ни за что, ни про что повис меч слепого покарания.
Ревнитель веры опустил глаза к холодному полу, не в силах выдержать пристальный, всепожирающий взгляд молчаливого божьего помазанника в Ларданах.
Все они смотрят на него одного. Это потому что он не похож на них? Потому что когда выпытают все, нарежут его на ремни, как диковинную зверушку?
С тяжелыми думами исполнитель внеземного правосудия рапортовал, как мог: сбивчиво, ненароком путаясь в собственных показаниях.
Ему и раньше доводилось докладывать Освальдо Барбину о благой деятельности Церкви в Саргузах, об успехах и неудачах Священной Инквизиции в борьбе с ересью. Внутреннее смятение при этом ему было несвойственно.
Однако в свете последних событий пёс-альбинос на цепи Света и Тьмы уже не различал в фигуре местного владыки ни своего союзника, ни хотя бы единомышленника.
Всё тщетно. И всё изменилось так быстро.
Это был не иначе как волк в овечьей шкуре, себе на уме, не считавшийся с догматами, общими для всех.