Поломанный Мир
Шрифт:
Даже просто вякнуть невпопад было бы чреватым. В глубине души каждый из них понимал: ничего лучше ждать не придётся, как бы в итоге ни вышло.
Даже сорвиголова из Орши был вынужден охладить свой пыл и не дёргаться.
Только Малатеста оставался в состоянии что-либо противопоставить своре боязливой замковой солдатни.
Но он отдавал себе отчёт: это не то, с чего стоит начинать выстраивание переговоров.
Просто встал, как вкопанный, понимая: они в западне. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.
К нежданно-негаданным беженцам из Мёртвого
Однако это не тот душный серный запах, который приписывали чумным больным, и уж тем более – не кисло-солёный, что разносила моровая саранча.
И тем не менее, доверенное лицо Барбина властным тоном приказал инквизиторам побросать оружие.
Даже когда инквизиторский сплав и химерит с лязгом упали на каменные плиты, капитану гвардии было мало того, чтобы убедиться в отсутствии опасности.
Он велел им раздеться, причём – целиком и полностью. Ревнители веры метали в бойцов герцога молнии осуждения, но подчинились приказу, не имея право выбора.
За инквизиторской бронёй падала уставная униформа и прочая одежда. Особенно туго пришлось Жаклин Аземе. Девушка зарделась и даже тихонько рычала, видя глумливые усмешки на пустых лицах арбалетчиков. Однако стажёрка прекрасно понимала, что без этого не обойтись, и потому пересилила своё монашеское целомудрие.
Командир бойцов повязал маску из тёмного сукна, после чего обошёл каждого из инквизиторов по отдельности.
Он изучал тела на предмет воспаления лимфоузлов и прочих гнойников. Ничего больше его не интересовало. К счастью для рыцаря-монахини.
Необъяснимо, но каким-то чудом хрустальная напасть обошла воинов Света и Тьмы стороной. Более того, стоя нагими в объятиях прохладного горного воздуха, никто из них даже разок не закашлялся, не зачесался, как умалишённый.
Ревнители веры прошли проверку на вшивость сквозь унижение. Как если бы этого было мало, их погнали, словно кучку чумазых свиней, к стене, где после долго и упорно обливали ледяной водой из староимперских резервуаров.
Так – вплоть до тех пор, пока последняя сажа, оставшаяся на коже, не сошла на нет, являя белу свету небывалую свежесть и чистоту.
Мечи Противоположностей извивались, как ужи на сковородке, постепенно привыкая к жгучему холоду, и бесправно наблюдали за тем, как прямо при них изымаются инквизиторский сплав и химерит, а униформа и бельё нещадно предаются огню от греха подальше.
Иными словами, к воинам Света и Тьмы отнеслись, как к скотине.
Даже объяснять, в чём дело, ни один из бойцов не удосужился. Всякий вопрос, пущенный между делом, остался без ответа.
Но кто были эти угнетатели? Такие же оскотинившиеся ларданцы – разве что из соображений собственной безопасности. В общем и целом, разница между обитателями Вальперги да безумцами Мёртвого Города была невелика. Одних до животных низвёл страх перед незримой опасностью, вторых – постоянная
Лишь после «бодрящего душа» в замковом гарнизоне взыграла какая-никакая гуманность. Инквизиторам всё-таки выдали новую одежду – аляповатую, не по размеру, из того, что было.
А после – так и быть, погнали обедать в отдельном бараке, наспех обустроенном под столовую для новоприбывших мечей Противоположностей.
Изначально в здании явно предполагалось разместить куда больше людей, и это умозаключение наводило отца Энрико на противоречивые мысли.
Персекуторы предпочли не разговаривать друг с другом и просто хлебали баланду, искоса поглядывая на гвардейцев, за ними смотревших.
Умберто Эрколи относился к происходящему спокойнее, чувствуя себя в большей безопасности, чем на улицах Мёртвого Города.
Якуб Вронски отличался особой злопамятностью – даже самые агрессивные звери не могли похвастаться тем же. Он простить издевательства не мог. И если подвернётся шанс, обязательно заставит обидчиков пострадать. Ему. Просто. Нужна. Возможность.
Что же касается стажёрки, она к еде не притрагивалась. Лицо её стало белее снега. Интуиция подсказывала Верховному Инквизитору: бывшая монахиня не могла выкинуть из головы то надругательство, через которое её заставили пройти.
Быть может, в мыслях бывшая участница священного похода пыталась замолить перед Противоположностями это грехопадение – в первую очередь, со своей стороны. Не зная о ней ничего, мутант имел полное право заблуждаться.
На приём пищи отводилось около часа. Однако не успел обед закончиться, как за Верховным пришёл капитан гвардии. С собой он привёл троих рослых помощников, знаменующих собой теплящееся недоверие к цепным псам Инквизиции.
Первый среди Персекуторов был вынужден бросить до горечи солёное гороховое месиво на половине миски и проследовать за командиром гарнизона в тронный зал для отчёта.
Оставляя за собой прочих ревнителей веры, чья судьба для него осталась покрыта мраком тайны и недосказанности.
И вот он здесь. Стоит, не имея ни малейшего понятия, встретит ли завтрашний день с головой на плечах. Совершенно беспомощный.
Безмолвный хроник закончил составление документа, тихонько опустил перо в чернильницу и, повернувшись к феодалу, писклявым голоском объявил:
– Всё готово, Ваше Благородие!
Продолжая сверлить взором альбиноса, Освальдо Барбин сказал угрюмо:
– Ты знаешь, что делать. Можешь идти.
Отвесив нижайший поклон своему владыке, писарь в спешке, но с надлежащей аккуратностью собрал все принадлежности и посеменил в сторону выхода.
Малатеста мимолётом бросил на него недобрый солдатский взгляд, подстегнув пошевеливаться. Покинув тронный зал, коренастый грамотей потерялся в коридоре.
Как только топот учёных сандалий стих, помазанник Света и Тьмы вздохнул еле слышно и протёр глаза. В силу преклонного возраста формальности феодальной жизни утомляли его донельзя. Особенно – на фоне катастрофы вселенского масштаба.