Поломанный Мир
Шрифт:
Память сызнова, то и дело рисовала Малатесте картины, которые предстали перед выжившими ревнителями веры на пути в спасительный герцогский оплот.
Вобрав носом в себя пыльный воздух тёмного чертога, Верховный Персекутор цокнул языком и продолжил:
– Дворянскую резиденцию мы покинули примерно в четыре часа дня… Как только обезвредили тварей, засевших там в ожидании нас, выдвинулись к вам сразу.
Для писаря возобновление рассказа стало своего рода призывом к действию. Хроник наспех обмакнул кончик пера в чернила и вновь заскользил по
–… Нам повезло: солнце прогнало с городских улиц всех заражённых, и путь в крепость был свободен, Свет и Тьма миловали. Ни исчадья мора, ни маргинальные элементы нам не встретились. Саргузы будто вымерли. Дальнейшие события Вам известны, Ваше Благородие…
На это Освальдо Барбин разве что хмыкнул пространно. Очевидно, донесения Малатесты просто служили базисом для его собственных умозаключений.
Закончив с рапортом, Верховный приложил волевое усилие и вытянулся по струнке, спрятал руки за спину. Через «не могу» он всё-таки осмелился взглянуть прямо в глаза помазаннику Света и Тьмы на земле. В полумраке серые и грязные, как осенний лёд, глаза Барбина казались чёрными, людоедскими, даже демоническими.
И тем не менее, в этот момент отец Энрико самозабвенно отбросил все страхи, преследовавшие его, – просто затолкал их, словно никчёмный хлам, в самые потаённые уголки своей души. Если в замке Вальперга суждено ему было пасть наконец, да будет так.
По крайней мере, это пресечет страдания, которые обещали ему последующие годы в Поломанном Мире. Он был бы рад ошибиться в своем предназначении как инквизитора.
У мутанта на уме вертелись всё те же образы. Они ввергали красноглазого пса Инквизиции в смятение.
И он, и его группа видели одно и то же, однако воспринимали едва ли одинаково.
Боевые товарищи под началом Армандо Коллеоне, обглоданные прямо до костей. Свыше сотни чумных чудищ, которые встретили повторную погибель под шквалом стрел. И всё это – прямо под стенами горной крепости!
Очевидно, гарнизон палец о палец не ударил, чтобы помочь воинам Противоположностей.
В пользу того говорил примечательный нюанс: весь инквизиторский сплав с останков ревнителей веры к их приходу успели снять.
И впредь было не разобрать, кому какие скелеты принадлежат.
Ещё до того, как последних инквизиторов Города впустили на территорию герцогской твердыни, подопечные Малатесты не постеснялись еле слышно выразить своё замешательство.
Их надежды на покой в неприступном оплоте власти рухнули в тот же миг, однако в сущности некуда им больше было пойти.
Только в пасть к дракону.
Или обратно в саргузский кошмар, где и оборвалась бы их жизнь.
Замолкли мечи Противоположностей лишь тогда, когда неподъёмные, титанические врата Вальперги пришли в движение, негласно приглашая их, что удивительно, внутрь.
Сам же отец Энрико хранил молчание – что тогда, что сейчас, на ковре у Человека в высоком
И всё же, не повод роптать. Верховный Персекутор не питал иллюзий, быстро расставив точки над “i”. Просто сделал для себя неутешительные выводы.
Вдвойне неутешительные потому, что его идея-фикс и главное дело Священной Инквизиции в одночасье накрылись медным тазом. Именно так считал Энрико Малатеста.
«У людей Армандо были все шансы спастись. Но… Святый Хроза! Стрелки герцога ждали приказа, я не сомневаюсь. Их господин же и ухом не повёл. Лучники пустили залп только тогда, когда от наших бойцов остались рожки да ножки. Проклятье!..
В глазах Барбина мы – не больше, чем разменная монета. А Священная Инквизиция была ему нужна постольку-поскольку. Договор с ним обстоял предельно чётко: воины Противоположностей выполнят своё обязательство и устранят апостатов, он же, в свою очередь, возьмёт нас под своё крыло. А что на деле?..
Это я сплоховал. Сам. Под давлением обстоятельств я слишком спешил, беспокоился за своих и не удосужился даже подумать, почему он раз за разом вменял мне, что нужно ещё, помимо всего прочего, доставить в Вальпергу как можно больше инквизиторского сплава, заклинаний, фантомной пыли.
Церковный Арсенал – только он представляет ценность для Герцога. Зачем именно наше оружие ему – не так важно. Сам бы он в Саргузы спускаться не стал – больно надо лезть в это зловонное пекло. Нужны были простачки со стороны, которые бы и так за милую душу доставили всё снаряжение в крепость! Результат налицо.
Нас обвели вокруг пальца. Легко и непринуждённо. Странно другое: почему-то мы всё ещё живы. Почему-то нас не спешат списывать со счетов…»
И действительно, прослеживалась неприкрытая разница между тем, как бойцы герцога поступили с людьми Коллеоне, отрядом Кьяры и группой Верховного.
Последним, по крайней мере, дали пройти под главной аркой Вальперги. Другое дело, приём псов Инквизиции не отличался радушием.
Хлебом-солью воинов Света и Тьмы встречать и не думали. В них видели не героев религиозного конфликта. Не эталон праведности гармонистов и пример для подражания. Не светочей, которые озаряют своей стойкостью тьму, повисшую над Саргузами.
Лишь угрозу. Просто потому, что четверка ревнителей веры выплыла на берег здоровых людей из моря чумных миазмов, полного хрустальных акул.
Животный страх каплями стекал с наконечников болтов: напротив мечей Противоположностей выстроилось порядка тридцати стрелков с тяжёлыми арбалетами, со стен выглядывали лучники, также державшие стрелы наготове.
Одно неверное движение, и средь бела дня польётся стальной дождь.
Ни одному из четырех выживших такое обращение не пришлось по душе. Однако и сделать что-либо супротив они не могли. Кьяра и “Медуза” подевались куда-то – не докричаться.