Полоса
Шрифт:
Команда «Викинг! Сидеть!» не была исполнена: Викинг повернул к нам голову (мне хочется сказать «лицо») и показал, что ему н а д о к машине. Он остался стоять, а дочь его села, заполошно дыша, часто двигая белой грудью, без всякого выражения сомнения в приказе, с видом выполненного долга.
— Сейчас, минутку, — сказал мне милиционер, переводя мне взглядом требование Викинга идти к машине. Я это уже и сам понимал и натягивал носки и обувался с тревогой. Легким кивком хозяин разрешил Викингу идти, не садиться, и через мгновение Викинг был у машины; сунул нос сразу к переднему колесу, к подножке, лизнул, фыркнул, недовольно покрутил головой. Потом влез прямо к Мишке (разбудит, черт, напугает!) и замер, глядя на ребенка.
— Что-то там есть, — сказал милиционер, и мы оба быстро подошли к машине. Молодая побежала тоже. Викинг вынул голову из кабины и посмотрел на колесо. Чуть наклонясь, мы увидели: все колесо, и крыло, и подножка, утонувшие в траве, густо осыпаны рыжими мечущимися муравьями — не иначе, я стоял на муравейнике.
Вот так собаки!..
— Ну? — сказал мне милиционер победоносно. — Видали?
Собаки сидели, делая вид, что они тут ни при чем.
— Ну, молодцы! — сказал я им, закрывая дверцу. — Ну, собаки! Спасибо!..
Так мы познакомились с Викингом.
Милиционера-собаковода звали Сергеем, собаки были его страстью. Хотя он работал не в угрозыске, а в обычном районном отделении, его собак хорошо знали в городе и, случалось, присылали за ними с Петровки. На счету Викинга было сорок два раскрытых преступления, в него и стреляли, его и травили, но Викинг прошел через все, как и положено носителю такого имени. С тех пор как Сергея с собаками перевели в Сокольники, даже хулиганы поутихли в парке. Однажды вдвоем с Викингом Сергей задержал компанию парней в двенадцать человек.
Боюсь, если бы мы посидели еще полчаса, число подвигов и приключений Викинга и Цары возросло бы непомерно. Впрочем, Сергей говорил, что его самого больше занимает не расследование преступлений, а кинология, наука о собаках вообще и желание заразить собаководством как можно больше мальчишек и девчонок, — он собирается создать в парке такой кружок или клуб.
Вот! Идея! До чего просто решается проблема. Надо завести Мишке овчарку! Он перестанет бояться всего на свете, успокоится, у него будет верный друг и защитник, что еще надо для парня. Идея, идея. Я вспомнил себя в детстве: как мне хотелось собаку, как я завидовал тем, кто гордо и быстро шел, гуляя, по улице со своим псом.
Теперь мы уже говорили с Сергеем наперебой, дело было почти решено, милиционер сиял, как дьявол, купивший еще одну христианскую душу, а я уже как бы держал в руках щенка от первого же помета породистой Цары. И Мишка рос у меня храбрецом и крепышом, и исчезла вечная проблема, с кем его оставить.
Мы говорили, время шло, собаки отдыхали — вернее, Викинг покойно лежал, величественно, не поворачивая головы ни на мелькание птиц, ни на бабочек, не слушая, я думаю, и нашего разговора, — эти рассказы ему наверняка надоели. Цара же по молодости то садилась, то ныряла в кусты, то выныривала и то и дело оказывалась возле машины, фыркая там.
И вот, взглянув на нее в очередной раз, я едва не подпрыгнул: овчарка заглядывала в окно, а оттуда, из-за стекла, вытаращившись в ужасе, глядело безмолвное лицо Мишки.
— Цара! Назад! — закричал я сам, не дожидаясь Сергея, но было, конечно, поздно, ребенок испугался. Он так цепко держал меня потом за шею, ни за что не желая сходить с моих рук, что шея заболела. Он даже не плакал, а только подергивался и икал. Еще бы: проснуться среди леса, машина пустая, да еще собачья огромная морда! И чем больше я говорил всякую чепуху вроде «какие хорошие собачки», «а вот дядя тебе щеночка» и прочее и чем крепче прижимал его к себе, тем больше он мне не верил — я чувствовал. Опять-таки мы недооцениваем детей: он наверняка испытал страх мысли, что я мог оставить его в лесу одного, что я т о ж е могу исчезнуть из его жизни. Как мне было перед ним оправдаться?..
— Да что ты, брат, бояка какой! — говорил «дядя-милиционер». — Нет, мы тебя воспитаем. Да, Викинг? Воспитаем?..
Мы все втроем обратились к Викингу — он продолжал невозмутимо лежать на месте, глядя с мрачноватой усталостью, как старый воин на новобранцев. Но в ответ на вопрос Сергея, ей-богу, прикрыл глаза и чуть качнул головой. Я бы не поверил, если бы ручонки сына не впились в этот миг в мою шею еще сильнее.
Наконец мы поехали, Сергей и собаки провожали нас, Мишка оглядывался, тянул тонкую шею, пока опушка не скрылась из глаз, а я бойко рассказывал, как Цара спасла его от муравьев, как Викинг раскрыл сто сорок преступлений и задержал сто двадцать преступников, как мы возьмем щенка и у нас тоже будет свой Викинг, верный и бесстрашный друг.
— Не надо, — сказал Мишка.
— Почему это не надо? — сказал я. — Надо.
— Он страшный.
— Викинг страшный? Да ты что!
— Страшный, — сказал Мишка.
Мы ехали теперь быстро, машин поубавилось, дом наш уже был недалек. Обычно в этом районе Мишка уже все узнавал, а возле дома подпрыгивал от радости, но сегодня пережитое потрясение не отпускало его, а я, вместо того чтобы оставить ребенка в покое или отвлечь чем-то другим, продолжал настаивать на охватившей меня идее.
— А ты знаешь, кто такие были викинги? Древние воины, самые сильные и храбрые, они не боялись никого и ничего, я вот тебе расскажу потом…
— Не надо.
Я покосился: ребенок глядел на меня своими беспомощными глазами, пепел ужаса еще не остыл в их глубине, губенка его начинала подпрыгивать, и слезы были недалеко. «Господи! — подумал я с тоской. — Что же делать? Какие тут к черту викинги!» Но сам нахмурился строго и сказал: «Ну-ну, хватит! Что это глаза все время на мокром месте! Хватит!..»
И Мишка удержался, не заплакал.
…Вечер, еще по-летнему светло, и закат не остыл, дверь открыта на балкон, и со двора, с улицы летят голоса, звуки музыки, шум транспорта, в «башне», что стоит напротив нашей «башни», загораются окна — почти все они по-летнему раскрыты, и вся жизнь на виду. Когда Мишка приходит из детского сада домой, разрешается заснуть попозже, сказки порассказывать, с папой полежать: он в своей детской кровати, вымытый, беленький, веселый, с зеленым свежим яблоком, а я принес свою подушку и тоже лежу рядом с ним — на спине, не помещаясь, ноги мои стоят на полу. С упрямством, которое охватывает родителей в их редкие припадки педагогической страсти, я «провожу идею» Викинга, викингизма. Ну а что делать? Если нельзя научить храбрости — либо человек от природы смел, либо нет, — то нужно учить мужеству. Мужеству научить можно.