Полудержавный властелин
Шрифт:
— Ко мне прошу, княже, — поклонился Ховрин, — заодно отобедаем, окажи честь!
Согласиться — потерять время, отказаться — обидеть зря. Хотя… глядя на меня, ближники понемногу меняли свой режим, уже никто не спал днем по два часа и не сидел за столом по три, сократив эти важнейшие дела до одного часа. Значит, обедаем.
— Надо бы, Владимир Григорьевич, к церкви еще один придел пристроить, во имя апостола Матфея.
Предложение Ховрин встретил с пониманием — Левий Матфей был мытарем и потому считался покровителем всех, кто имеет дело с деньгами. Но смысл был не в святом.
— А под приделом — подвал, только не для казны.
А вот тут я удостоился удивленного взгляда.
— Ну вот как нам сейчас о важном и тайном поговорить надо, а кругом прислуга, домочадцы. А так — сели в подвале, затворили двери и толкуй, сколько влезет.
Идея переговорной упала на подготовленную почву, тут посекретничать или уединится — целое дело. Все время рядом жены-дети, служки, чашники-ключники, практически невозможно, чтоб никого рядом не было. Я, дабы побыть одному, в крестовой палате запирался, типа молился, а вот как остальные из положения выходили — не знаю.
По случаю непостного четверга у Ховрина подавали мясное. Скромно, все-таки будний день: студень в честь визита князя (все уже знали, что люблю и всегда старались попотчевать), летние щавелевые шти, а ко штям яйцо, грудь баранья верченая с шафраном, язык говяжий под простым взваром, курник да пирог с рыжиками. Ну и заедки всякие, квасы-морсы, груши в меду и тому подобное, так, легкий перекус.
— Дегтярную и поташную торговлю все под твою милость забрали, — докладывал за едой Ховрин, — многие поначалу противились, но распробовали и теперь за уши не оттащишь.
Ну ясный перец. Я же не экспроприациями занимаюсь, я людям заработать даю, а попутно избавляю их от всего головняка со сбытом и логистикой. Зато перед Ганзой, Хорезмом и прочей Персией выступаю уже монополистом. Так-то мелкие производители все норовили друг другу цену сбить, а я, наоборот, понемногу поднимаю. Деготь же наш всем нужен, никакой другой смазки, кроме сала, почитай, и нету. А в одной Германии телег столько, что можно смело дегтепровод строить. И торговать, как у нас водится, углеводородами.
Но пока гоним сырье, а надо выходить на технологичный экспорт. Для начала хотя бы поднять степень переработки — димины алхимики и алфизики до сих пор с перегонным кубом для дегтя возятся. Спирт на ура выходит, с нефтью тоже разобрались (хотя и ценой четырех трупов, да правила техники безопасности всегда кровью писаны), а вот с дегтем пока затык. Но сделают, никуда не денутся.
— С этого лета твои путные бояре да прикащики пеньковую торговлю забирают.
— Вотчинники как, противятся?
— Нет, — улыбнулся казначей, — видели, что с поташем и дегтем сладилось, вот на то же и надеются.
— С пушниной что?
— Стекло с твоих гут в Гусской волости доброе идет, сыроядцы хорошо на рухлядь меняют. На Вятке повелением Дмитрий Юрьича торговый двор поставлен, сколь шкурок не есть — все скупает. Також и в новгородских землях, но больше в Устюге и Белозере.
— Сами везут?
— Сами, поначалу не шибко, теперь с каждым днем больше.
Вот и хорошо. Ползучая монополия на четыре вида экспортного и весьма востребованного сырья замыслена как средство «прибрать» Новгород. Для этого мы перехватываем каналы сбыта пушнины, перепродавая ее в Новгород даже без выгоды. А все ради того, чтобы в нужный момент иметь возможность устроить санкции, торговую блокаду, демпинг и прочие инструменты экономического принуждения.
Потому как внеэкономическими методами завоевать Новгород, наверное, можно и я даже не исключаю, что это будет быстрей и дешевле, но…
Во-первых, Дима настаивает на том, чтобы все порешать миром и ради этого наращивает промосковскую партию в вечевом городе. Во-вторых, лично мне поперек горла сама идея устраивать войну русских с русскими, пусть они и называют себя суздальцами и новгородцами или еще как. Мало нас, и совсем негоже своими руками народишко истреблять. Вот посадников, тысяцких, старост и бояр, кто только о своем кошеле и думает — святое дело, да только они одни в бой не пойдут, а потащат с собой сотни простого люда. Ничего, купим их с потрохами, вывезем в разные земли — пусть поднимают промыслы, а не Ганзе в рот глядят.
— Железо кричное твоим словом тоже скупаем, запас уже большой, в Устюжне по большей части. Олово через Тверь идет, тоже копим.
— А медь?
— Как ты повелел, пушнину продаем только за медные деньги, порой бочками грузим.
У нас тут средневековье, деньги покамест товарные. То есть монеты идут по цене металла, до обеспеченных или, того паче, фиатных денег, как до Луны. Потому мы фактически продаем пушнину по бартеру на медь. Ничего, вот разведают мне чехи медные пески под Чердынью, поставят медеплавильный заводец, будем меха за золото продавать.
— Запасы полнятся, отпуск на Пушечный двор по заведенному порядку идет.
Накормил меня Ховрин от пуза, обсудили мы все наши коварные замыслы, да и пошел я в свои хоромы. Волк, как обычно, сзади-справа, а больше нам в Кремле никто и не нужен, рынды стулец мой в думной палате стерегут. Кстати, как они там, надо проверить — солдат без дела преступник, как известно, а молодые балбесы бог весть до чего додуматься могут.
Ну так они и додумались.
Приложил я палец к губам, Волк кивнул что понял, тихо разогнал служек с дороги. Подкрались мы к дверям думной палаты на цыпочках, прижал я ухо шпионским манером к двери…
— Сей же Темир-Аксак нача многи рати творити и многи брани воздвиг, многи победы учинил, многие полки супротивные одолел, — размеренно звучал голос Стриги-Оболенского.
Это что же, они там книжки читают???
— …многи области и языки попленил, многи княжения и цесарьства покорил под себя. Цесаря турского Баязета полонил и цесарство за ся взял. А се имена тем землям, еже бо попленил Темир-Аксак: Чагадай, Хорусани, Китай, Синяя Орда, Шираз, Багдад и Вавилонско царство, идеже был Навуходоносор…