Поля крови. Религия и история насилия
Шрифт:
Одним из этих движений было «Общество мусульман», основанное в 1971 г. Шукри Мустафой, членом «Братьев-мусульман», после освобождения из тюрьмы {1540} . Шукри Мустафа – одна из наиболее мрачных фигур, которые заполнили вакуум, возникший с падением авторитета улема. К 1976 г. «Общество» насчитывало около 2000 членов (мужчин и женщин). Они были убеждены, что Бог велит им выстроить чистую умму на развалинах садатовской джахилии. Развивая программу Кутба из «Знаков на пути», Шукри объявил: в отступничество впало все египетское население, а не только Садат. Поэтому он и его последователи удалились от основного общества и жили либо в пещерах пустыни недалеко от Каира, либо в самых бедных кварталах. Их эксперимент закончился аморальным и смертоносным насилием: они стали казнить отпавших сторонников, а Шукри убил уважаемого судью, который вынес приговор «Обществу». И все же при всей ошибочности своего направления «Общество» являло собой зеркало, в котором отражалась мрачная сторона государственного режима. Конечно, идея Шукри обвинить в отступничестве весь Египет выглядит странной, но с точки зрения Корана системное насилие Садата и впрямь было джахилией. Хиджра в самые убогие кварталы Каира отражала тяжелое положение многих египтян, которые чувствовали, что им нет места в собственной стране. «Общество» поддерживалось молодыми людьми, которые, подобно многим прочим, отправились на заработки в страны Персидского залива. Всякое светское образование
1540
Kepel, Prophet and Pharaoh, pp. 70–102
Более конструктивными были «джамаат аль-исламия», студенческие организации, – заметное явление времен Садата. Коль скоро властям не было дела до нужд молодежи, студенты пытались что-то сделать сами {1541} . К 1973 г. они устроили летние лагеря почти во всех крупных университетах. Там студенты имели возможность погрузиться в исламскую среду, изучать Коран, совершать ночные бдения, слушать проповеди о Пророке, посещать занятия спортом и самообороной – одним словом, создавать исламскую альтернативу секулярному государству {1542} . Для девушек организовали возможность сидеть отдельно на лекциях, чтобы защитить их от приставаний: раньше места учебы были плохо оборудованы, и нередко люди сидели по несколько человек на одном сиденье. Договорились и о возможности проводить часть занятий в мечети, где было тише, чем в переполненных аудиториях. Студенты из провинции, которым жизнь в современном городе была в диковинку, могли освоиться с современностью в знакомой исламской обстановке.
1541
Ibid., pp. 152–59
1542
Ibid., pp. 158–59
По мере того как Садат дрейфовал в сторону Запада и автократии, студенческие протесты делались агрессивнее. Скажем, студенты университета Миньи устроили погром в христианских храмах, которые у них ассоциировались с западным империализмом, и нападали на тех, кто носил западное платье {1543} . А Садат в 1980 г. издал «Закон о пороке», по которому любые отклонения – словом или делом – от установленных норм карались утратой гражданских прав, конфискацией паспортов и имущества. Гражданам было запрещено вступать в любую группу, угрожающую «национальному единству и социальному миру», а также участвовать в подобных телепередачах и выступать с подобными публикациями. Наказанием была чревата любая случайная реплика, даже у себя дома {1544} . Потом Садат закрыл «джамаат», но репрессии почти всегда придают больший радикализм таким движениям, и некоторые студенты сформировали тайные группировки, взявшие курс на вооруженный джихад. Халед аль-Исламбули учился в университете Миньи и примкнул к одной из таких группировок. В сентябре 1981 г., незадолго до гибели, Садат арестовал более 1500 представителей оппозиции, включая не только исламистов (одним из которых был Мухаммад, брат Халеда), но и министров, политиков, интеллектуалов, журналистов и улема {1545} .
1543
Patrick D. Gaffney, The Prophet’s Pulpit: Islamic Preaching in Contemporary Egypt (Berkeley, Los Angeles and London, 1994), pp. 97–101
1544
Heikal, Autumn of Fury, pp. 118–19
1545
Ibid., pp. 141–42
Идеология убийц Садата была сформирована Абд ас-Салямом Фараджем, духовным руководителем «Сети джихада», который был казнен вместе с Халедом в 1982 г. Его книга «Забытый долг» тайно читалась членами этой организации, а после убийства Садата была опубликована. Этот однообразный, неуклюжий и невежественный документ показывает, сколь глупо поступили секулярные реформаторы, лишив народ адекватного религиозного руководства. Фарадж был очередным самоучкой: учился на инженера, а не на исламского законоведа. Однако похоже, что к 1980-м гг. его вольнодумные идеи распространились, не сдерживаемые улема, весьма широко. Они пришлись по душе многим {1546} . «Забытым долгом» именовался воинственный джихад. На мусульман, считал Фарадж, слишком повлияли бесхребетные апологеты ненасилия. Вот мусульмане и живут в подчинении и унижении, потому что вернуть себе достоинство можно только оружием. Садат не лучше неверных, ибо правит с помощью нечестивых законов, навязанных умме колониалистами {1547} . При всей своей кажущейся ортодоксальности Садат и его присные – отступники и заслуживают смерти. Фарадж ссылался на фетву Ибн Таймийи против монгольских правителей, которые, подобно Садату, были мусульманами лишь формально. Во времена аш-Шафии мусульмане боялись нападения извне, а сейчас неверные, по сути, правят уммой. Значит, чтобы создать подлинно исламское государство, необходимо объявить джихад долгом каждого дееспособного мусульманина (фард айн).
1546
Johannes J. G. Jansen, The Neglected Duty: The Creed of Sadat’s Assassins and Islamic Resurgence in the Middle East (New York and London, 1988), pp. 49–88
1547
Ibid., p. 169
На примере Фараджа видно, что в некоторых формах политического исламизма «идолопоклонства» не меньше, чем в секуляризме, ведь он объявил высшей ценностью умму. «Каждый мусульманин обязан бороться за возвращение халифата», – полагал Фарадж. И каждый, кто этого не делает, «не умирает как мусульманин» {1548} . В прошлом о правоте ислама свидетельствовал его успех. До начала Нового времени казалось, что власть уммы отражает тезис Корана: если община живет правильно, она будет процветать. В богословском плане внезапное падение уммы потрясло некоторых мусульман не меньше, чем иных христиан – эволюционная теория Дарвина. Стыд и унижение тем острее, чем выше было величие. Значительная часть современного исламизма представляет собой отчаянную попытку повернуть часы истории вспять. Однако мечта о славном восстановлении уммы стала абсолютом и самоцелью. И как таковая оправдывала агрессивный джихад (скажем, политическое убийство). Между тем в исламском богословии это именуется «ширк», идолопоклонством, которое ставит нечто (в данном случае политический идеал) на одну доску с Аллахом. Как заметил один комментатор, идеал джихада не только не давал добро на беззаконное насилие, но и первоначально отражал важное понимание: «Последняя истина человека состоит не в далекой и светлой утопии,
1548
Ibid., p. 166
1549
Wilfred Cantwell Smith, Islam in Modern History (Princeton and London, 1957), p. 241
Примитивность выкладок Фараджа хорошо заметна, когда он объясняет, почему важнее сражаться с Садатом, чем с израильтянами: если в Египте возникнет подлинно мусульманское государство, в Иерусалиме автоматически начнется мусульманское владычество! В Коране Бог обещает мусульманам, что придет им на помощь и навлечет бесчестие на их врагов. Забыв и современную науку, которую он изучал, и требование Корана пользоваться собственным разумом, Фарадж обратился к чрезвычайно наивной форме вечной философии и доморощенному магизму: если мусульмане возьмут инициативу в свои руки, Бог «вмешается и изменит законы природы». Могут ли воины ожидать чуда? Фарадж отвечал: да, могут {1550} . Наблюдатели удивлялись, что за убийством Садата не последовало заранее спланированное восстание. Но Фарадж верил, что Бог вмешается и сам сделает остальное {1551} . Не вмешался. Без особых проблем президентом стал Хосни Мубарак, чья секулярная диктатура просуществовала еще 30 лет.
1550
Ibid., pp. 90, 198
1551
Ibid., pp. 90, 198, 201–02
Зачастую мусульманский терроризм возникал, когда границы нации не совпадали с границами государства, как их очертили колониальные власти {1552} . Особенно неудачно определили территорию Ливана. К тому же он унаследовал экономическое неравенство и особенные, трагические и неразрешимые проблемы. Его шиитские жители населяли плодородные земли между Тиром и Сидоном, которые до 1920 г. входили в Великую Сирию, поэтому у них не было исторических связей с суннитскими мусульманами и маронитскими христианами севера и они не участвовали в процессе модернизации. Процветающая буржуазия превратила Бейрут в интеллектуальную столицу Ближнего Востока. Однако южный Ливан сильно отставал в развитии, ибо Конституция сделала каждую конфессиональную общину ответственной за собственное благополучие и социальные институты. Шииты жили в нищете: в большинстве из их 300 деревень не было ни больниц, ни систем орошения. А из-за повальной неграмотности они были мало представлены в национальном правительстве. В 1950-е гг. тысячи людей, неспособные прокормиться землей, переселились в Бейрут, где жили в трущобах Маслаха и Карантины («поясе нищеты»). Они так и не ассимилировались, и люди пообразованнее смотрели на них свысока.
1552
English, Terrorism, p. 51
Однако в 1959 г. из Наджафа, где группа улема создала ревизионистскую форму шиизма, прибыл яркий и космополитический иранский клирик по имени Муса Садр. Используя шиитские идеи, чтобы помочь людям понять политическую и социальную ситуацию, Садр начал трансформировать отсталое сообщество в одну из ведущих группировок Ливана. По его мнению, маргинализация шиитов отчасти была обусловлена их традиционной пассивностью. Шестой имам некогда избрал эту линию – своего рода сакральный секуляризм, – чтобы защитить подопечных от гонений со стороны Аббасидов. Однако времена изменились, и шиитам пора вернуться к духу имама Хусейна и взять судьбу в свои руки. В Хусейне можно найти образец отваги и политической решимости {1553} . Садр ругал улема и феодальных землевладельцев за то, что они не заботятся об общине. Вместе с аятоллой Мухаммадом Фадл-аллахом (еще одним членом наджафского кружка) он обеспечивал общину социальной помощью и начал выстраивать культуру шиитской самодостаточности и сопротивления системной несправедливости {1554} .
1553
Abdulaziz A. Sachedina, ‘Activist Shi’ism in Iran, Iraq and Lebanon’, in Martin E. Marty and R. Scott Appleby, eds, Fundamentalisms Observed (Chicago and London, 1991), p. 456
1554
Alastair Crooke, Resistance: The Essence of the Islamist Revolution (London, 2009), p. 173
Таким образом, в Ливане оказались налицо все элементы структурного насилия, которые обычно способствуют возникновению исламских движений. Между прозападной привилегированной элитой и простым народом лежала пропасть; урбанизация осуществлялась слишком быстро; существовали социальное неравенство, физическая и социальная дислокация. Масла в огонь подлил нескончаемый арабо-израильский конфликт. После Каирского соглашения 1969 г. Организации освобождения Палестины (ООП) разрешили разместить базы в южном Ливане, откуда можно нападать на Израиль. И после того, как их изгнали из Иордании в 1970 г., Ливан стал главным оплотом ООП. Израильтяне начали наносить ответные удары, многие мирные шииты с юга Ливана погибли. И в целом демографическая ситуация в стране изменилась. Уровень рождаемости среди шиитов резко повысился, а с ним возросла и численность этой группы населения: со 100 000 в 1921 г. до 750 000 в 1975 г. Поскольку уровень рождаемости среди суннитов и маронитов, напротив, снизился, к середине 1970-х гг. шииты составили 30 % населения и превратились в крупнейшую религиозную общину Ливана {1555} . Когда суннитские и шиитские мусульмане потребовали изменить структуру политических институтов (сообразно переменам), вспыхнула катастрофическая гражданская война (1975–1978 гг.). Ливан превратился в чрезвычайно опасное место, где без оружия и не выжить.
1555
Martin Kramer, ‘Hizbollah: The Calculus of Jihad’, in Martin E. Marty and R. Scott Appleby, eds, Fundamentalisms and the State (Chicago and London, 1993), pp. 540–41
Шиитский ислам пришел к воинственности в результате бесконечных войн и системного угнетения в ливанском обществе. Садр и раньше организовывал лагеря, в которых шиитскую молодежь учили самообороне, а после начала гражданской войны основал «Когорту ливанского сопротивления» («Амаль»). В «Когорте» бедняки сплотились с «новыми людьми» (шиитскими бизнесменами и специалистами, сумевшими вскарабкаться по социальной лестнице). Они боролись с засильем маронитов вместе с друзами, небольшой шиитской сектой. По-видимому, во время гражданской войны шииты пострадали больше других групп. Их трущобы были уничтожены христианскими отрядами; тысячи людей остались без крова, и еще тысячи бежали на юг страны в ходе бесконечных стычек между Израилем и ООП. Когда Израиль вторгся в южный Ливан (1978 г.), чтобы вытеснить ООП, шиитские дома были разрушены и сотни тысяч беженцев искали приюта в Бейруте.