Поляки и литовцы в армии Наполеона
Шрифт:
Тем не менее, Австрия была в очередной раз побита Корсиканцем, и союзники приступили к поеданию кусков австрийского пирога. Россия не прочь была полакомиться, хотя ее амбиции абсолютно не соответствовали военному участию. По условиям Шенбрунского мира (10 октября 1809 г.) Австрия потеряла огромнейшую территорию с населением в 3,5 млн. жителей. Существенно приросло древними польскими землями Варшавское герцогство, Россия получила лишь небольшую часть восточной Галиции.
«Заключение Шенбрунского договора, – приходит к выводу М. Богданович, – было началом несогласия между С.-Петербургским и Тюльерийским дворами. Наполеон первый подал тому повод, включив в договор условие, «чтобы участок восточной Галиции, уступаемый австрийским правительством России, не заключал в себе Брод – единственного пункта, имевшего некоторую важность по значительной торговле своей. Но еще более неприятно было императору Александру увеличение герцогства Варшавского, могшее возбудить в поляках несбыточные надежды. Несогласия, возникшие по этому предмету, подали повод к другим спорным делам и – наконец – к явному разрыву».
Наполеон скоро понял главную причину недовольства Александра. Несчастные беззаветно преданные Корсиканцу поляки даже не подозревали: с какой легкостью их кумир может их же предать… А это была просто игра хитрейшего на планете человека, который привык обманывать абсолютно всех. Чтобы до поры до времени усыпить бдительность Александра, Наполеон готов пообещать невероятное. 14 октября 1809 г. французский министр иностранных дел герцог Кадорский писал русскому канцлеру графу Румянцеву:
«… Император Наполеон не только не желает поселить надежд на восстановление Польши, но готов содействовать во всем том, что может изгладить о ней память. Его величество согласен, чтобы слова Польша и Поляки исчезли не только из всех договоров, но даже из истории. Нынешнее герцогство Варшавское составляет не более десятой части прежней Польши. Возможно ли, чтобы из такой небольшой области возникло обширное государство?»
Александр не слишком полагался на слова Наполеона и его министров. В Петербурге составили конвенцию о том, что Польша не будет восстановлена никогда. Ее подписал (5 января 1810 г.) французский посланник Коленкур; чтобы окончательно успокоить Александра, оставалось только Наполеону поставить подпись под документом. Однако ратификация конвенции подорвало бы доверие к Наполеону свободолюбивых поляков. А посему французский император продолжал раздавать словесные обещания о том, что он никогда не будет способствовать никакому предприятию, клонящемуся к восстановлению Польши, но автографом конвенцию так и не удостоил. В Петербурге периодически меняли текст конвенции, но волокита, длившаяся весь 1810 г. не привела ни какому результату.
И в следующем году Наполеон продолжает уверять Александра в том, что не собирается восстанавливать польскую государственность, но взамен желает, чтобы тот закрыл глаза на перекройку политической карты остальной Европы. Своих лучших воинов – поляков – Наполеон готов предать, но за высокую цену. 28 февраля 1811 г. он пишет «брату своему» российскому императору:
«Люди вкрадчивые, возбуждаемые Англией, клевещут на меня Вашему Величеству: «Я хочу – по словам их – восстановить Польшу». Я мог это сделать в Тильзите, имея случай быть в Вильно через двенадцать дней после сражения при Фридланде. Если бы я хотел восстановить Польшу, мне легко было бы, при заключении Венского договора, получить согласие Австрии на уступку принадлежащих ей польских провинций, возвратив древние владения и приморские области сей державы. Я мог бы восстановить Польшу в 1810 году, когда все русские войска были обращены против турок. Я мог бы это сделать и теперь, не выжидая пока Ваше Величество окончите войну с Портою, что по всей вероятности, будет в продолжение наступающего лета. Ежели я не восстановил Польшу, имея к тому столько удобных случаев, то очевидно, что я вовсе не имел такого намерения. Но если я не желаю изменять положение Польши, то имею право также требовать, чтобы никто не вмешивался в мои распоряжения по сю сторону Эльбы».
Новые легионы
Поляки попадали в армию Наполеона различными путями, и часто они приходили готовыми обученными солдатами. Разделенный народ воевал в армиях противников Бонапарта: австрийской, прусской и русской. Барон де Марбо в своих мемуарах описывает характерный случай:
После Аустерлицкого сражения Наполеон осматривал озеро, на льду и в водах которого погибло множество русских и австрийских солдат. Вдруг он заметил на льдине человека в форме русского унтер-офицера – всего в орденах и раненного в бедро.
Раненый также увидел, что на него обратил внимание император со своим эскортом. Унтер-офицер «приподнявшись, как только мог, на локоть, … воскликнул, что воины всех стран становятся братьями после того, как битва окончена, и попросил о своей жизни у могущественного императора французов».
Он мог рассчитывать на милость, ибо в те времена еще воевали без смертельной ненависти к врагу. Битва являлась своеобразным рыцарским поединком, и к поверженному противнику относились благожелательно-снисходительно. Обычно пленных сразу же отпускали на свободу, взяв с них обязательство: не воевать против победителя определенное время (полгода или год). Другое дело, что в нашем конкретном случае проблематично было помочь человеку на льдине в центре озера.
Храбрец Марбо вместе с артиллерийским лейтенантом разделись ради этого в декабре, подплыли к раненому и вытащили его из ледяной воды.
Наполеон подождал, пока врач сделает перевязку русскому, а затем подарил ему несколько золотых монет. Пленнику дали сухую одежду, закутали в теплые одеяла, а на следующий день перевезли в госпиталь.
«Он был литовцем, – рассказывает Марбо о дальнейшей судьбе пленника, – и родился в провинции бывшей Польши, присоединенной теперь к России, потому, как только он выздоровел, то заявил, что хочет служить только императору Наполеону. Он присоединился к нашим раненым, когда их увозили во Францию, и впоследствии был взят в польский легион. Он стал унтер-офицером гвардейских улан, и каждый раз, когда встречал меня, он на своем очень экспрессивном наречии выражал крайнюю благодарность».
С началом войны с Пруссией (1806 г.) Наполеон все чаще вспоминает своих преданных поляков. Завоевателю необходим надежный союзник, и поляки подходили на эту роль идеально. Ведь Пруссия владела значительной частью коренных польских земель, в том числе столицей – Варшавой. Для того чтобы в очередной раз воспламенить тлевший энтузиазм поляков, необходима была самая малость – дать им надежду. И Наполеон (осторожно и дозировано) в нужный момент произносил именно те слова, которые угнетенная нация желала услышать.
Бонапарту не удалось сделать знаменем борьбы самого известного польского бунтаря – Костюшко, и тогда он воспользовался прежними боевыми соратниками. Из Италии в Берлин прибыл «отец» первых польских легионов – Ян Домбровский. Он и разнес среди соотечественников оброненную Наполеоном фразу: «Если поляки докажут, что они достойны иметь независимость, они ее получат».
В Берлине оказалось множество поляков: ветераны итальянских походов во главе с Домбровским, бывшие пленные австрийских и прусских армий, сюда потянулись горячие головы с польских земель. 19 ноября 1806 г. Наполеон принял делегацию из Варшавы во главе с графом Дзялыньским. Патриоты услышали заветные слова, но за мечту необходимо было платить кровью:
«Франция никогда не признавала раздела Польши…, – произнес Наполеон на встрече с поляками. – Если я увижу в польской армии тридцать-сорок тысяч человек, я объявлю в Варшаве Вашу независимость, и это будет непоколебимо. Именно в интересах Франции и всей Европы Польша должна быть свободной. Предлагаю Вам не прекращать борьбы. Ваша судьба находится в ваших собственных руках».
Что ж…, поляки были готовы проливать кровь за свободу родины.
Из пленных и дезертиров – поляков служивших в войсках Австрии и Пруссии – в сентябре 1806 г. был образован Северный легион. Его возглавил ветеран Египетской кампании генерал Зайончек. (В марте 1807 г командование легионом принял князь Михал Радзивилл.)