Полынь-трава
Шрифт:
Вот и сейчас сверлила мозг одна мысль, которую следовало бы рассмотреть неторопливо и всесторонне. Обстоятельства между тем такой возможности не давали.
Накануне за полночь ему позвонил Николай Болдин:
— Добрый вечер, Томас, увидел свет в вашем окне, подумал: не спится, как и мне. Не заглянете ли на партию шахмат и чашку кофе?
— Охотно.
Они были знакомы около двух месяцев. Песковский не делал шагов к сближению, но чувствовал, что Николай, человек в общем-то не слишком общительный, питает к нему нечто, отдаленно напоминающее симпатию. Однажды Николай обмолвился: «Живем здесь, как на острове Буяне, день похож на день, все истории пересказаны… Знаем друг друга слишком хорошо, а потому тяготимся друг другом».
Песковский неспешно переступил порог квартиры. Чисто вымытый, пахнущий свежестью пол, по-военному застеленная кровать, стены с едва различимыми непросохшими разводами, которые свидетельствовали о недавней побелке, газеты и книги, аккуратно разложенные на невысокой этажерке, — все говорило о том, что здесь живет человек обстоятельный, любящий порядок. На столе лежала книга избранных партий Ласкера.
— Серьезно увлекаетесь шахматами? — спросил Евграф, взяв в руки книгу.
— Хорошее средство от бессонницы. Есть партии, от которых быстро засыпаешь.
Расставив шахматы, Николай вышел на кухню и вернулся с двумя чашками кофе и бутылкой кубинского рома.
— Хотел бы посоветоваться, Томас. Получил неожиданное предложение и имею ночь на обдумывание. Надеюсь, понимаете, антр ну. Так вот, Алпатов спросил меня, что я думаю… одним словом, собирается привлечь меня к операции «Лима».
Песковский посмотрел вопросительно, давая понять, что первый раз слышит это слово.
— Хотят встретить по всем правилам одну советскую миссию. И, если можно так выразиться, отбить у Советов охоту к проникновению…
— А что за сомнения тревожат юную душу?
— Сказать честно, стрелять приходилось только по мишеням: За себя не боюсь, знаю, если приму решение, рука не дрогнет. Вам-то убивать приходилось?
— Мне нет. Хотя и ходят по белу свету два-три человека…
— Это ваши личные враги?
— Вы недалеки от истины.
— Не отношу себя к впечатлительным людям и все же… Слишком часто думаю о русском народе. Снова русская пуля в русского…
— Это тот случай, Николай, когда трудно дать совет, — сказал Евграф.
— А мне казалось, что советы давать легко… Следовать им трудно.
Песковский спрашивал себя: «Что заставило вдруг Болдина делиться сомнениями? Почему он позволил себе произнести слово «Лима» и расшифровать его? Или пришла пора раскаяния? А может быть, просто шевельнулась элементарная жалость к тем советским дипломатам, которые должны прибыть в Перу в конце месяца? «Снова русская пуля в русского?» Один шанс из тысячи… из многих тысяч, но его нельзя не рассмотреть… Приняв решение не участвовать в операции, он, возможно, хотел сообщить мне об опасности, нависшей над миссией. А если провокация? Если ему поручено известить меня об операции? Предупредив предстоящий приезд миссии в Лиму, а о нем уже известили газеты, я выдам себя.
Но это та информация, о которой я не имею права не известить руководство».
Светает. Колючий и холодный дождь стучится в крышу. Не спится.
Нужны непроверенные ходы, неординарное решение. Быть может, появляется самый ничтожный шанс склонить на свою сторону Николая, но и им нельзя пренебречь. Встретиться снова? Взгляд, выражение лица, случайный жест многое скажут. Может, испытать один из дерзких вариантов? Взять и сказать напрямую:
«Я пришел к вам, не ожидая услышать быстрого ответа, Николай. Но только для того, чтобы дать вам повод задуматься, с кем вы и против кого. Представьте себе: вечер… сорок второй год… Россия. В незнакомый дом входит изможденный человек с рукой на перевязи. Выдает себя за бежавшего из плена советского офицера и просит приютить его. А потом, оправившись, уговаривает хозяина дома, старого бухгалтера, и его дочь помочь ему связаться с партизанами. Но он не хочет приходить к партизанам с пустыми руками и с помощью хозяев составляет план расположения фашистской части. Перед расставанием кланяется до земли и говорит, что до конца жизни не забудет этот дом. А уже через две ночи дом сжигают. А старого бухгалтера и его дочь ведут на расстрел. Человек, который выдавал себя за бежавшего командира, был провокатор Матковскис. Сегодня он именует себя борцом за свободу родины. Узнайте получше и Алпатова… Он причастен к гибели семнадцати тысяч соотечественников в Озаричском лагере, лично замучил и расстрелял более ста десяти человек. Рассказать вам о других? Тоже борцы за торжество справедливости. Надели на себя маски, нашли богатых хозяев и таких легковерных последователей, как вы. Повторяю, я пришел к вам, не ожидая услышать быстрого ответа. Мне хочется, чтобы вы осмыслили все, что услышали. Не сделайте опрометчивого шага. Обращаюсь к вашему разуму. И к вашему сердцу».
…Только вести такой диалог можно, увы, лишь с самим собой.
ГЛАВА VI
— С тобой хотел бы встретиться Арриба, — неожиданно объявила Чинику Кэтти.
— Что вдруг?
— У него появилась идея, небесполезная для тебя.
— Не догадываешься, что за идея?
— Я знаю одно: Арриба — человек деловой, кроме того, любит деньги. Как и его брат. ‘
— Кто его брат?
— Полицейский бригадир.
— Они дружны?
— Неразлучны. Покровительство брата помогает Висенте, как он говорит, «ощущать себя в этой жизни».
— Считаешь, что следует принять приглашение?
— Все зависит от того, как ты воспринимаешь мои советы.
— Любопытно, что он может предложить. Скажу по секрету, я тоже немножко авантюрист. А вдруг что-нибудь щекочущее нервы? — спросил Чиник, указательным пальцем водворяя на место очки.
— Тогда позвони ему.
— Расскажи, пожалуйста, в двух словах хотя бы, с кем имею дело. Кто он? Какие у него связи? Что за семья?
— У него всегда было много женщин, но жены, кажется, не было никогда. Любит компании. Умеет блеснуть щедростью. Старается быть в центре внимания. Для этого нужны деньги. Что касается связей… по-моему, он знает, кто ему может быть
полезен… считает, что наш век — век длинных рук и всеобщих ходатайств.
— Личность современная в полном смысле. А когда ему лучше позвонить?
— Хоть сейчас.
Арриба неподдельно обрадовался гостю. Подошел к бару. Откинул дверцу. Взору гостя открылась батарея дорогих напитков, умноженная зеркалом на задней стенке бара.
— Что предпочитаете?
— Немного джина.
— Но у меня есть и это, — пропел Арриба, любовно поглаживая нераскрытую бутылку «смирновской» и при этом испытующе посмотрев на Чиника. — Не подойдет?
— Лучше джин.
На столике появились маленькие бутербродики, фрукты, шоколад. Подойдя к кофеварке, хозяин сказал:
— Это новая партия из Бразилии, — и разлил в прозрачные чашечки густой напиток.
Поговорили о погоде. Чиник предоставлял хозяину инициативу, оставив себе роль человека, готового лишь поддерживать беседу. От погоды Арриба перешел к атомной бомбе.