Полынь-трава
Шрифт:
— Знаете, я в позапрошлом году путешествовал по Японии, был в Хиросиме и Нагасаки, — произнес Арриба, внимательно взглянув на Чиника.
— Чашечка оттуда? — перевел разговор Чиник, разглядывая сосуд на свет. — Древняя работа.
— Судя по цене, которую заломили за сервиз, очень древняя. Но у меня привычка… если что-нибудь понравилось, не стоять за ценой.
— Ну вот мы и нашли нечто общее друг в друге.
— Я чувствую себя в некотором роде неловко, получив от вас столь необычный аванс. Все ждал, что вы сами скажете, а теперь осмелюсь спросить, не изменились ли планы вашей супруги? Прошло уже немало времени.
— Нисколько. Просто она у меня женщина не слишком решительная.
— Позвольте, я налью вам. А я-то уже думал, что изменились планы.
— Нет, тогда бы я вас известил.
— Не известили бы, уважаемый сеньор Берг. Не в вашем это, сказать, стиле. Известив об этом, вы поставили бы меня в положение человека, который должен ломать голову над проблемой, возвращать аванс или нет.
— У меня не было бы этого в мыслях. Авансы не возвращаются.
— Вы говорите это только потому, что недостаточно знаете
меня… Просто в тот же самый день я вернул бы ваши сто долларов по почте. Признайтесь, ведь у вас с Кэтти были разговоры обо мне. Она должна была сказать о том, что я щепетилен в подобного рода делах.
— Действительно, я имел возможность составить о вас более полное впечатление. Кэтти заслуживает, чтобы ей верили.
— Женщины, они открываются так неспешно. Но я ценю ее профессиональное умение, это настоящий помощник, она на голову выше всех моих предыдущих ассистенток. Но почему-то… с некоторых пор… я говорю об этом вам как человеку, к которому испытываю доверие, у нее появились от меня тайны. Я понимаю, у всякой женщины должны быть свои тайны, это только придает ей очарование… но если эти ее секреты начинают приносить ущерб делу…
— Я не готов разделить это убеждение. Просто потому, что знаю ее отношение к вам, как и вообще ко всем, кто делал ей добро.
— Не хотел бы думать так, сеньор Берг, говорю об этом самым искренним образом. Но как бы вы поступили на моем месте, если бы в один далеко не прекрасный день убедились в том, что ваша помощница, правая рука, находит доступ к вашим личным архивам и извлекает оттуда, правда совсем на малый срок, но, заметьте, без моего на то разрешения, несколько фотографий и передает их малознакомому мне человеку.
— Я прежде всего сделал бы попытку выяснить, что это за фотографии, кому и на что они нужны.
— Вы совершенно правы, — просиял Арриба, — вы просто не догадываетесь, до какой степени правы. Я именно так и поступил. И теперь, когда между нами возник этот доверительный разговор, я могу сказать прямо, сеньор Берг, что вы, и только вы, можете снять подозрение с Кэтти. Вы позволите спросить вас об одной вещи? Если вам не захочется отвечать на вопрос сегодня, не отвечайте, я нисколько не обижусь. Ибо гость в доме — хозяин в доме, я поступлю так, как велит древний обычай… но поверьте на слово, очень хотел бы услышать ваш ответ. Я могу задать вопрос?
— О чем речь?
— Тогда выпьем еще немного. Может быть, все-таки «смирновской»? На мой взгляд, человечество не изобрело пока ничего достойнее.
— Давайте вашу «смирновскую».
— Я хочу пожелать вам благополучия в нашей прекрасной стране и полного исполнения желаний… был бы счастлив содействовать этому исполнению в меру своих скромных сил.
— Спасибо, будьте здоровы и вы.
Арриба встал. Заложил руки за спину. Сцепил пальцы и хрустнул ими. Взял с камина сигару. Неторопливо отрезал кончик, Вернулся к столу:
— Да, задал я сам себе задачу… Не предполагал, что так трудно будет начинать разговор.
— Я могу облегчить вашу задачу?
— Еще как, вы очень облегчите ее, если, например, пообещаете не обидеться на одно известие, которое услышите.
— Ну вот, меньше всего мог рассчитывать, что в вашем доме меня может ждать неприятное известие.
— Возможно, я не так выразился. Ну тогда начну прямо. Дело в том, что Кэтти завязала знакомство с вами по моей просьбе или, говоря точнее, по моему поручению. И сделала она это вскоре после того, как я заметил ваш повышенный интерес к фотографиям некоторых моих пациентов. Вы позволите говорить начистоту?
Чиник нахмурился. И через силу процедил, изобразив подобие улыбки:
— Естественно.
— Продолжу. Из тех господ, которые обратились к моим услугам, вы выделили группу, связанную одним совершенно определенным признаком. Все они в прошлом из России. Совпадение? Весьма возможно. Но Кэтти передала мне вот этот конверт. В нем гонорар за четыре плохоньких фотографии, гонорар, который не снился бы во сне самому известному фотомастеру. Будь вы таким же любознательным человеком, как я, разве не сделали бы попытки проникнуть в тайну такой щедрости? Скажу, не преувеличивая, она заинтриговала меня в высшей степени. И, делая очередную операцию, я невольно думал каждый раз: «Хорошо бы и этот человек оказался русским». Это бы значило, что моя подруга получила за его фотокарточку почти столько, сколько я за всю сложную операцию: Но, увы, русских оказывалось все меньше…
— Вы знаете, у меня в жизни было не слишком много женщин, но к тем, которые были, я привязывался искренне. И всегда плохо и трудно расставался с ними. Меня больше всего огорчило то, что Кэтти стала моим другом не по влечению сердца, а по вашей просьбе или, как вы выразились, поручению. Будет жалко потерять ее.
— Ничего, вы мужчина молодой, судя по всему, богатый, в нашей стране много красивых девушек и женщин, при желании вы быстро утешитесь.
— Хотите сказать, что я больше не увижу Кэтти?
— Примерно так. Такова закономерность. Кэтти хорошо выполнила свою работу.
— А вы огорчались, что у нее появились тайны от вас.
— Мне же надо было как-то «подойти к теме». Но это только начало разговора… Еще «смирновской»?
— Нет, пожалуй, мне хватит. Да и вам тоже.
— Обо мне не беспокойтесь. Я привык и не к таким порциям. Это на мне не отражается… наоборот, придает мыслям стройность, а словам убедительность… И тогда я спросил себя: «Как, по-твоему, кто на самом деле господин, носящий английскую фамилию Берг? Действительно ли у него есть жена, которой так необходима операция? Или этот господин Берг узнал, что твоими услугами пользуются бывшие военные преступники, кому же еще надо было исправлять столь совершенные носы?..» Я спросил об этом себя потому, что не имел права задавать эти вопросы до поры до времени никому другому. Да и сейчас такого желания не имею. Разумеется, сделал исключение для вас.