Полюшко-поле
Шрифт:
И Егор Иванович вдруг запел дребезжащим тенорком:
Эх-да, вспомним, бра-га-гатцы, мы куба-ан-цы,
Как хади-ги-ги-ли на врага.
Расторопная Ефимовна быстро накрыла в горнице стол красной скатертью, вязанной из шерстяных ниток, принесла из чулана белого, толщиной в ладонь, свиного сала, подала в тарелке половину квашеного вилка и ушла из горницы, притворив за собой дверь.
Егор Иванович налил в стаканы розовато-желтой, прозрачной настойки и чокнулся.
– Будем здоровы, кум...
Пили медленно, цедили сквозь зубы, сильно морщась. Настойка
– Ф-фуй! Ну и рябина. Хлеще перца продирает, - сказал Волгин.
– И крепка!
– Хмеля не жалел, - отозвался Егор Иванович.
– Вот теперь и покалякать можно.
– Он вынул из кармана черный кисет с махоркой, пачку сложенных вдвое листков численника, протянул Волгину.
Закурили.
– Ты, Егор, военным человеком был. И в гражданскую партизанил, и в Отечественную воевал. Ответь ты мне: рота может вести наступление на позицию врага, если каждый солдат будет сам себе командиром?
– начал издали Волгин.
– Разно бывает... К примеру, мне вспоминается один случай: как мы на Вяземскую в разведку ходили, - отвечал обиняком и Егор Иванович.
– Ты у нас командовал отделением. Приказ какой был? Разведать - есть японцы или нет? Разведали... но тебе мало того было, надо еще и отличиться. Нас в засаду посадил, а сам пробрался на станцию, в тупик... Снял часового и в вагон ампломбированный влез...
– Так я ж думал, что там винтовки...
– Винтовки! А упер ящик апельсинов да полный сидор натолкал коньяку и шампанского. Всю дорогу бахвалился... Всем было весело - коньяк да апельсины жрали и корками бросали друг в друга от радости. И командир похвалил тебя за коньяк-то. А наутро японцы пришли в тайгу по этим апельсиновым коркам и чуть было не ухлопали нас всех...
– К чему ты это все рассказал?
– Волгин смотрел на Егора Ивановича как-то избочась, выпятив нижнюю губу.
– К тому же самому... Ты выпей да подумай.
Егор Иванович налил еще по стакану:
– Давай! Поехали на ту сторону.
Выпили.
– Ты все-таки поясни, к чему ты про апельсины рассказал?
– хмуро спросил Волгин.
– Тут и пояснять нечего. Этим ранним севом кукурузы ты ведь отличиться хочешь вместе с Семаковым. Вас, наверно, похвалят за то, что первыми отсеетесь. Нонешний командир-то отметит. Знамя еще вручит. А что потом? Ну-ка да не взойдет эта кукуруза? Как людям в глаза смотреть буду? Тебе-то что?!
– Эх, Егор, не с того боку заходишь, вот что я тебе скажу. Ты что думаешь - я за урожай не болею? Или мне на землю наплевать? Или я олух царя небесного - не понимаю ничего?.. Так по мне - делайте все так, как лучше. Я бы вам полную самостоятельность дал, будь на то моя воля. Но нельзя. Я ж лицо подотчетное, должен отчет во всем держать, проводить передовую линию, чтоб все было по уставу. Порядок должен быть или нет?
– Да какой же это порядок - кукурузу бросать в холодную землю?
– А откуда ты знаешь, что это плохо?
– Вот тебе раз! Полсотни лет сеяли - и откуда знаю?
– Так ты ж по старинке сеял-то, голова! А теперь наука вон как!.. Все вверх дном норовит
– Так ведь и Надька против!
– То агроном, а то - ученые. Разница. Это они приказывают... Они ж руководители! Не нам чета.
– Но у меня пока своя голова на плечах...
– Вот о своей голове ты только и заботишься. А на других тебе наплевать. На меня, по крайней мере.
– Это как же так?
– Все так же... Подумай сам - начался сев кукурузы, все рапортуют... А мне что - врать? Разоблачат... Тот же Семаков сообщит. Прогонят. Молчать? Спросят, потребуют. Откажусь? На бюро вызовут, всыпят по третье число. А там ведь и попросить могут - не справляюсь, мол. Сам знаешь - не больно надежное положение у меня. Так что ж ты хочешь? Посадить на мое место какого-нибудь Семакова? Да он вас по снегу заставит сеять...
– Но, Игнат, хуже будет, коли захолонет кукуруза... не взойдет. Придется семена покупать да подсевать в июне.
– Э-э, брат! Это не страшно. Еще бабушка надвое сказала: захолонет или нет. Коли не захолонет, так все хорошо. А уж коли захолонет... Тогда я и развернусь. Стогов-то молчать будет - сам ведь приказывал сеять пораньше. А я поросят продам. И семян куплю и вам аванс выдам. А там, может быть, и коров бракованных пущу в оборот. Вот и отдушина будет к сенокосу да к уборочной. Видишь, как все оборачивается. Так что давай сеять, Егор. Не упрямься! Ведь все равно же заставят...
Егор Иванович покачал головой.
– Ах ты, ягода-малина! Ну ты и Аполеон...
– А что делать? Нужда заставит волком выть.
Егор Иванович налил по стакану:
– Давай еще ополоснем мозги-то. Авось и придумаем что путное.
Выпили. Егор Иванович долго ковырял вилкой капусту. Волгин курил, глядя в окно.
– Вот что, Игнат, - сказал наконец Егор Иванович.
– Ты, наверное, и прав, но сделать по-твоему не могу.
Волгин круто подался к Егору Ивановичу, тот остановил его ладонью:
– Обожди! Я тоже не дурак... Меня ведь и заставить можно, понимаю. Но зачем разваливать то, что мы начали осенью? Так?
– Ну, так.
– Вот потому я и не стану сеять по холоду на своем поле. Пойми, не столько сам боюсь опозориться, как дело нужное боюсь провалить. И без того, чтобы не сеять, сейчас тоже нельзя. Ладно! Я тебе даю один трактор и Степана. Пусть сеет кукурузу там на общей земле, в пойме. А в конце мая освободится - опять ко мне перейдет. Я успею отсеяться... Две смены организую, а надо будет - и три.
– Вот это правильно, - облегченно вздохнул Волгин.
– За тобой и Еськов и Черноземов сдвинутся. За это и выпить можно.
– Но захолонет у тебя кукуруза.
– Не захолонет! Важно линию держать. А там посмотрим. Давай еще по одной и - песню!
Егор Иванович налил.
– Эх, Егор, Егор! И до чего ж у меня тяжелая жизнь наступила, - прямо как в тиски я зажатый. И все-то у меня расписано, все расплантовано. Хочешь не хочешь, а делай. И всем угодить надо. А как? Продать - не смей. Купить - опять не смей. Сей то-то, тогда-то... Тут поневоле запьешь.