Полюшко-поле
Шрифт:
– Моего самосаду. До печенок продирает.
Свернули по цигарке.
– Далече путь держите?
– спросил Лубников.
– На Косачевский мыс. Там ячмень подошел. Думают нынче жать.
– Это поле Черноземова... Он там дневал и ночевал.
– Один, что ли?
– Подручный у него, тракторист. А теперь вот еще и Лесина взял к себе в звено.
– А почему от комбайна Бутусова отказывался?
– Бутусов не той породы... Этот все напоказ любит.
– А Черноземов?
– О, энтот мужик лют - он теперь за кажным колоском
– Уразумел! За лошадьми поглядывай... В овсы поперли.
– Песцов хлыстнул Буланца и помчался прочь.
Поле Косачевский мыс лежало на горбине высокого увала. Песцов поднялся по распадку, заросшему мелким шиповником, и выехал на дорогу.
"А места здесь в самом деле косачиные, - думал Песцов, оглядывая одинокие стога, разбросанные вдоль распадка; за ними начиналось желтое, широкое поле ячменя.
– И зерно есть, и главное - стога, где тетерева любят табуниться. Надо осенью сюда заглянуть с ружьецом".
С краю поля, у дороги, выстроились три комбайна, два самоходных, один прицепной, с трактором; тут же сидели тракторист и комбайнеры, среди них Лесин, Черноземов - плотный широкоскулый мужчина в гимнастерке, Петр Бутусов и тракторист - молоденький паренек в ковбойке.
– Ну как?
– спросил Песцов, спешиваясь.
– В чем задержка?
– Роса была сильная... Влажновато малость. Плохо вымолачивается по росе-то, - сказал Черноземов.
– Ишь вы какие разборчивые!
– усмехнулся Песцов.
– Небось раньше и по дождю жали.
– Так то раньше.
– Все ж когда думаете приступить?
– Думаем двинуть, - отвечал за всех Черноземов, вороша колосья. Спелый...
Песцов вошел в ячмень, потрогал колосья:
– Да, косить можно. Когда третий комбайн подогнали?
– Только что.
– Вы же не хотели его брать?
– А кто нас слушает, - хмуро ответил Черноземов.
– Значит, вы вроде на помощи у соседа?
– спросил Песцов Бутусова.
– Мне все равно... Где бы ни работать.
– А где ваш копнильщик?
– обернулся Песцов к Лесину.
– Без него обойдусь, - ответил Лесин.
– Как? На вашем комбайне, с прицепным копнителем?
– А я приспособился, - Лесин застенчиво улыбнулся и заковылял к комбайну.
– Гляди! Изготовил я две тяги... Первой сбрасываю солому. Р-раз - и готово! А вот этой тягой закрываю копнитель.
– Ну, ребятки, двинули!
– весело сказал Черноземов.
– Бутусов, ты начинай с этого краю. А ты, Лесин, в тот конец давай. А я начну отсюда.
Черноземов вытянулся, как ротный на смотру, и сказал торжественно:
– Ну, Матвей Ильич, с хлебом!
– С хлебом!
– сказал Песцов.
Потом взревели моторы, застучали, застрекотали ножи и побежали колосья по транспортерам.
Целый день мотался Песцов в седле; был и в пойме, и на кукурузе, которую подкармливали звеньевые, с пастухами обедал на отгонах, часа три метал стога. Пропотевший, усталый, но довольный и хорошим днем - началом жатвы,
Переходя Солдатов ключ, Буланец остановился и начал пить. К переезду подкатил грузовик с полным кузовом ячменя. Шофер высунулся из кабины:
– Матвей Ильич! Там у Черноземова на поле скандал.
– Что такое?
– Звеньевой с Бутусовым не поладил. С поля гонит его.
– Что за черт!
– Песцов заторопил Буланца. Тот упрямился, не шел в обратную сторону. Песцов огрел его плеткой и рысью свернул в знакомый распадок.
Поле Черноземова отсюда, от дороги, словно полысело теперь, и сквозь желтизну жнивья проглядывала серая земля. Сжато было много, но один комбайн стоял в стороне. К нему-то и направился Песцов, а от дальнего, тоже остановившегося комбайна бежал Черноземов.
– Что случилось?
– спросил Матвей Петра Бутусова.
– Он, сукин сын, половину зерна в землю втаптывает!
– кричал, подбегая, Черноземов.
– Чешет на полной скорости, как на пожар. Смотри, какое жнивье высокое.
– Так ведь показатели давать надо, - пытался оправдаться Бутусов.
– На черта мне твои показатели!
– крикнул опять Черноземов.
– Он с этими рекордами колхоз без зерна оставит, а меня - без зарплаты. Не нужен мне такой помощник. Смотри, что он делает! Смотри!
– обращался Черноземов к Песцову и показывал на жнивье.
– Дело ясно, - сказал Песцов.
– Я позову агронома. Завтра утром она определит потери. Платить будет он.
– А не рано ли распоряжаетесь?
– угрюмо спросил Бутусов.
– Не рано, а поздно!.. За подобные рекорды давно уже надо бить.
– Утром будет у вас агроном. Обязательно!
– сказал, прощаясь, Песцов Черноземову.
"От такого геройства я постараюсь избавиться, - думал Песцов на обратной дороге.
– И тут выходит - закрепление полей необходимо. Снимешь большой урожай со всего поля - и получишь больше. Пусть они и ломают голову. Быстро слишком жать - не доберешь, потери большие; медленно жать перестоится хлеб, начнет осыпаться... Вот и думай, кумекай, как жить? Хоть раздельным способом, хоть прямым комбайнированием. Какой для тебя выгодней, тот и есть передовой. Соображай, работай головой. Хватит на дядю рассчитывать".
В распадке у Солдатова ключа Песцов встретил Лубникова с табуном. Он спешился и передал повод Буланца Лубникову:
– Забери его.
– А ты как же, Матвей Ильич? Пешком?
– Подожду на дороге вечернего молоковоза. Мне на отгоны съездить надо.
– Что так? Аль седалище натер?
– Лошадь утомилась. А туда километров десять, не меньше.
– Ну, знамо. В машине оно способнее, чем в седле... Там подушечки мягче.
– Давай без комментариев.
– Я это вам к тому, чтоб вы ноги не слишком раскидывали в стороны после седла-то. По-нашему, по-деревенски, это называется враскорячку ходить. А то девки засмеют на отгонах.