Помеченный смертью
Шрифт:
Сам тяжело опустился на стул. В тире было сумрачно и прохладно, но эта свежесть, которой не было снаружи, где пекло солнце, Даруева не то чтобы не радовала, а просто он ее не замечал.
Алексеич принес винтовку, передал Рябову, тот приладил приклад к плечу, и тут инструктор погасил свет, только одна лампочка горела, но от нее толку было – ноль, мишени почти не просматривались. Алексеич все-таки дрогнул, предложил:
– Может, добавить света?
Даруев
– Не надо света. Так пусть стреляет. Ему почти в полной темноте действовать придется.
И едва он последнее слово произнес, Рябов открыл огонь. Пуля за пулей, восемь штук, и все – за несколько секунд. Даруев, наконец, сбросил с себя оцепенение, переместился к зрительной трубе. Мишени сразу приблизились, но оставались едва различимыми – темно.
– Свет! – нетерпеливо выкрикнул Даруев.
Вспыхнуло освещение.
– Ого! – вырвалось у Даруева. – В «яблочко»!
Он обернулся и посмотрел на Рябова. Тот невозмутимо извлекал пустой магазин. Даруев засмеялся, прогнав с лица хмурость. Он понял, что все у них теперь получится, как намечалось.
– Молодец! – сказал, но теперь смотрел не на Рябова, а на инструктора, и было непонятно, к кому относится похвала.
Алексеич на всякий случай зарделся.
– Что-то ты нарядный сегодня.
– Есть повод, Геннадий Константинович.
– Ну?
– День рождения.
– Тьфу ты! – сказал в сердцах Даруев. – Надо же, из-за этой работы все мозги набекрень. Голову мне задурили, и я забыл совсем.
Рябов возился с винтовкой.
– Ты иди! – сказал ему Даруев. – Что у тебя следующее по расписанию?
– Взрывчатые вещества.
– Иди, – кивнул Даруев. – Я потом подойду, посмотрю, как там у тебя получается.
Рябов ушел.
– Ну, доставай, – сказал Даруев. – Знаю же, что есть.
Алексеич склонился и извлек откуда-то из-под стола запечатанную бутылку водки и два пластиковых стакана.
– Сколько тебе? – спросил Даруев.
– Сорок четыре.
– Ого! Зрелый мужик!
Алексеич опять зарделся. Разлил водку по стаканам, один придвинул Даруеву.
– Алексеич! – сказал Даруев с чувством. – Я тебя знаю всего два года, а кажется, знаю всю жизнь. Как-то ко двору ты пришелся. Толковый, словом, мужик. И курсанты от тебя выходят не мазилами, а снайперами. – Даруев поднял стакан в руке. – За твой зоркий глаз, Алексеич! И за твердую руку!
Инструктор хотел что-то сказать в ответ, но не смог, только кивнул прочувствованно. Выпили.
–
– Да я… Да у меня…
Алексеич засуетился, не зная, как доказать свое умение, и вдруг будто что-то вспомнил, широко улыбнулся.
– Вот на спор могу, Геннадий Константинович. Сейчас приму стакан, и после того все пули – в «яблочко».
– После полного стакана?
– Полного! – кивнул Алексеич и засмеялся.
Он торопливо, так что даже расплескал, налил водку в стакан до самых краев, обернул раскрасневшееся от возбуждения лицо к Даруеву.
– Ну?
– Давай! – кивнул Даруев и тоже засмеялся. – Трепло ты.
– Я?
Алексеич залпом выпил водку и, даже не закусив, рванул откуда-то из-под стойки пистолет.
– Э-э, погоди! – всполошился Даруев, смутно догадываясь, что его провели. – Время еще не прошло!
– А уговора не было! – смеялся Алексеич и палил по мишени, картинно подбоченясь.
– Водка до желудка еще не дошла!
– Не было уговора, Геннадий Константинович! Не было!
– Провел меня, шалопай! Ладно, прощаю в честь дня рождения.
Инструктор положил разогревшийся от стрельбы пистолет на стойку. Предложил:
– Полюбуйтесь на мишень.
Даруев на это только махнул рукой.
– Что там смотреть, Алексеич? Одна в одну, я же знаю…
Алексеич уже в который раз зарделся, принимая похвалу. Чтобы сделать шефу приятное, сказал:
– Я и вашу стрельбу видел, Геннадий Константинович. Отличная работа! Просто великолепная! Класс!
Он с таким жаром говорил, что стало ясно – наконец-то водка подействовала.
– Ладно, наливай! – скомандовал, посмеиваясь, Даруев.
Алексеич плеснул водку в стаканы. Выпили.
– Хорошо здесь у тебя. Спокойно, тихо, прохладно. – Даруев обвел взглядом белые, в известке стены тира, наткнулся на мишени. – Дай и мне пистолет, пожалуй. Посмотрим, как у меня после стакана дело пойдет.
Покачал головой, вспомнив, как обвел его вокруг пальца инструктор.
– Вам какой, Геннадий Константинович?
– Маузер, – засмеялся Даруев. – Такой, знаешь, какие в Гражданскую войну были.
– А у меня есть.
– Да ну?! Давай! Я в жизни подобного не держал.
Инструктор исчез и вернулся с оружием. Маузер был старый, краска стерлась, деревянная кобура, служащая одновременно прикладом, рассохлась и потемнела.
– Заряжен?
– А как же!