Помощник хирурга
Шрифт:
— Речь о браке? — отстранённым тоном произнёс Стивен, ведь, казалось, пациент не намерен продолжать рассказ, решив, что сказанное уже в полной мере описывает характер болезни.
— Да, — наконец очнулся Блэйн. — Брак. Любовная связь — это прекрасно, временами весьма приятно, но существуют определённые, позвольте так выразиться, тревожные опасения о возможности её возникновения в данном случае, ведь дама, о которой я веду речь, крайне целомудренна. Хотя, возможно, я слишком запустил болезнь. Вот уже несколько месяцев я мучительно испытываю определённого рода... Как лучше это назвать? Определённого рода нехватку силы, какое-то бессилие, хотя мне ещё стоило бы распевать «vixi puellis nuper idoneus».[6] Может ли в
decem[7] Горация, но наслышан о чудесных эликсирах и каплях.
— Это вовсе не неизбежно, — ответил Стивен. — Вспомните старого Парра,[8] вот уж поистине старец. Он вновь женился, и плодотворно, в возрасте, вроде бы, ста двадцати двух лет. Если мне не изменяет память, позднее был даже осуждён за изнасилование.
Моему коллеге Бопену, с которым я имел честь познакомиться во Франции, было всего лишь восемьдесят, когда он повторно женился, однако его жена принесла ему шестнадцать детей. Перед тем, как я выскажу своё врачебное мнение, могу ли я как друг спросить, окончательно ли ваше решение вновь разжечь эти угли? Когда мужчина смотрит по сторонам он, несомненно, замечает, что боли вокруг больше, чем удовольствий. Даже ваш Гораций молил Венеру пощадить себя: «parce, precor, precor».[9] Разве мир не лучшее благо? Спокойствие не лучше шторма? Как-то мне довелось плавать с юношей, сведущим в китайском, и я помню его цитаты из «Лунь Юй»,[10] в которых мудрец радовался тому, что достиг тех лет, когда может делать то, что подскажет сердце, без малейших нарушений законов морали. А Ориген,[11] как вы помните, оскопил себя, чтобы предаться чистым, безмятежным размышлениям.
— Вполне понимаю вашу точку зрения, она весьма убедительна. Но вы забываете, что я веду речь не о свободной и безнравственной связи, а задумал жениться. Хотя будь дело нев этом, я всё равно просил бы вашей помощи. Я не считаю себя мужчиной горячего нрава или влюбчивым. И сняв обувь с чулками, не вижу копыт сатира. Но с тех пор, как на меня напала слабость, я заметил, что раньше на особ более красивого пола я смотрел соответствующим оценивающим, даже несколько похотливым взглядом, со слабой надеждой. Когда же этот взгляд угас, вместе с ним будто подошла к концу весна моей жизни. Я не понимал его значимости. Вы моложе меня, Мэтьюрин, и возможно на собственном опыте не знаете, что отсутствие мук само по себе может быть худшей мукой.
Вам хочется отбросить власяницу,[12] не понимая, что она одна даёт вам тепло.
— Одежда Несса[13] в данном случае подошла бы больше, — произнёс Стивен, но его слова не были услышаны.
— И вынужден напомнить, что опрометчивый поступок Оригена был осуждён вторым Константинопольским собором, заодно с остальными разрушительными доктринами.
Пусть святой Августин молился о даре целомудрия, правда с оговоркой «но не сейчас, Боже», конечно же, он понимал, что без искушения не будет и соответствующей добродетели и что мир, о котором вы говорите, сильно походит на смерть. На смертном одре мы все становимся стоиками.
— Что ж, пусть будет по-вашему, — согласился Стивен. — Но перед тем как начнётся консультация, позвольте заметить, что лицезрение пловца, достигшего края водоворота и имеющего возможность покинуть неспокойные бурные воды, но добровольно погружающегося глубже, заставляет философа во мне с удивлением вскрикнуть.
— Даже если допустить, что ваш мудрец знал об этом водовороте, что чрезвычайно маловероятно, мы не можем ему полностью доверять, ведь он никогда не встречал никого, похожего на мисс Бленкинсоп. В противном случае мы бы не услышали такого количества его россказней.
***
За завтраком Джек и Стивен не не встретились. Доктора не было видно, так что Джек, дважды высунув голову за дверь, за которой раздавалось мирное сопение спящего
Множество лейтенантов и капитанов проходили через это. Так что до сих пор вряд ли хоть один настоящий пост-капитан был принят с большим почтением, чем капитан Обри,ведь мистер Солмс не только встал, чтобы его поприветствовать, но даже предложил сесть.
После нескольких ничего не значащих фраз он вытащил папку, открыл её и начал разговор.
— Относительно вашей стычки с «Ваакзамхейдом». Перво-наперво, прошу вас пояснить, каким образом вы поняли, что это был именно тот корабль?
— Что ж, капитан Филдинг с «Нимфы» доложил, что видел их у мыса Кабу-Бранку, так что когда мы наткнулись на судно под голландским флагом вскоре после этого, мы резонно предположили, что это оно.
— Но ведь вы не располагали ни пленными, ни документами, которые могли бы подтвердить это предположение, так что мы не можем быть абсолютной уверенны, что обсуждаемое нами судно — именно «Ваакзамхейд», как вы его называете.
В течение нескольких секунд Джек хранил молчание. В нём начинала закипать злость.
Затем он продолжил.
– «Леопард» под моим командованием потопил голландский семидесятичетырёхпушечник на сорок втором градусе южной широты. Условия в тех водах, изобилующих штормами и сильным попутным волнением, в достаточной мере известны, чтобы объяснить факт отсутствия пленных и документов. Тем не менее, сэр, как только за бортом стало возможно разглядеть их фок-мачту, они рыскнули и скрылись из видимости. В подобных водах не стоит и пытаться искать документы или выживших — судно или стремительно летит вперёд, или гибнет.
— Я в этом абсолютно убеждён, сэр, — воскликнул мистер Солмс, который не мог игнорировать строгий голос капитана и тот факт, что он, казалось, увеличился в размерах.
— Поймите, что я действую согласно директивам, подробно обсуждая этот вопрос.
Порядки ведомства должны быть соблюдены. А это дело весьма необычно.
— Не пойму, что в нём необычного, — Джек пожал плечами. — Множество кораблей неприятеля были уничтожены, не оставив и щепки в качестве материальных свидетельств того, что они вообще бороздили море. Я мог бы припомнить дюжину примеров. Судовой журнал и единогласное утверждение офицеров всегда принимались. Такова давняя флотская традиция.
— Вполне согласен, — кивнул Солмс. — Но — простите меня, капитан Обри, — в этом деле мнение офицеров не совсем единогласно. В этом и заключается особый его характер.
Мы получили сообщение от вашего бывшего первого лейтенанта, в котором, кроме всего прочего, он знакомит нас со своим впечатлением, что судно было скорее голландским транспортом, с вооружением en flute.[14]
— Транспорт? — изумился Джек. — Да он сумасшедший! Возможно, я не рассмотрел название «Ваакзамхейд» на корме, но клянусь богом, я видел их бортовой залп и ощущал его на себе. Чтобы пост-капитан с моим стажем не узнал линейный корабль, когда еговидит — не узнал семидесятичетырёхпушечник в схватке! Бог мой, это чудовищно! Этот человек сумасшедший!