Помощник хирурга
Шрифт:
Аналогичное запустенье и грязь наличествовали и в той комнате, куда его наконец отвели: некоторые офицеры выглядели чрезвычайно эффектно, но восседали за расшатанными некрашеными столами, на которых лежали засаленные бумаги с загнутыми уголками. Столы были выставлены так, что формировали три стороны квадрата, Стивену же велели сесть на скамейку, которая являлась четвёртой стороной: обстановка оказалась весьма похожей на военный трибунал. Место, где надлежало сидеть председателю, занимал полковник, который так любил отвешивать пинки гражданским, но выглядел он недовольным и явно скучал, так что у Стивена возникло
— Я готов ответить на любые вопросы, если они не выходят за рамки, довольно узкие, которые применимы к офицеру, считающемуся военнопленным, — ответил Стивен.
— Вы не были военнопленным, когда в последний раз посещали Париж, как не состоите и в звании офицера. Но даже не беря это в расчёт, вы всё же должны предоставить отчёт о ваших передвижениях. Давайте начнём с того момента, когда вас, хирурга на «Яве», взял в плен «Конститьюшн».
— Вы ошибаетесь, сэр. Взгляните на судовую роль и увидите, что хирургом на «Яве» был джентльмен по имени Фокс.
— Как же вы объясните тот факт, что описание того хирурга полностью совпадает с вашим, включая шрамы на руках? — спросил майор, доставая из папки бумагу. – Рост пять футов шесть дюймов, худощавый, с тёмными волосами, тусклые глаза, серое лицо, отсутствуют три ногтя на правой руке, обе руки травмированы. Прекрасно говорит по-французски, с южным акцентом.
Тотчас Стивен сообразил, что эта информация была получена от французского агента в бразильском порту, куда их отвёл «Конститьюшн» — человека, который видел его зашифрованные документы и очевидно, принял за хирурга «Явы»: вполне понятная оплошность, ведь они располагались с Фоксом в одной каюте, а их захваченные вещи перемешались между собой. Главное, что бумага майора не прибыла из Бостона, где Стивена знали слишком хорошо.
Вполне возможно, что даже с такой потерей времени его деятельность в Штатах всё ещё остается неизвестна Парижу — сообщение было крайне нерегулярным, настолько нерегулярным, насколько Королевский флот мог это обеспечить, — а убив Дюбрея и Понте-Кане, он уничтожил основные источники информации французов. Если уж их сеть оказалась настолько спутана и даже разрушена, надежда выскользнуть из лап вполне реальна. Потупив взор, дабы скрыть любой проблеск триумфа, который мог в промелькнуть в глазах, Стивен ответил, что не может объяснить, почему это описание так ему подходит, и отказался дать комментарии.
Описание убрали в сторону, и во время перерыва ординарец принёс небольшую, обернутую коричневой бумагой книжку. Судя по размеру, это была судовая роль. Сверившись с ней, майор не выказал каких-либо эмоций и продолжил:
— Вы полиглот, доктор Мэтьюрин. Рискну предположить, что вы владеете испанским?
— Каталонским, — шепнул майору сосед.
— Разными испанскими диалектами, — нахмурившись, поправился майор.
— Вы должны меня извинить, — сказал Стивен. — Но этот вопрос выходит за те рамки, о которых я упоминал.
— Ваше нежелание отвечать очень существенно. Оно приравнено к отказу сотрудничать.
— Я не отказываюсь, но и подтверждать не намерен.
— Что ж, тогда можно считать, что вы владеете каталонским.— С тем же успехом вы можете утверждать, что я владею языком басков. Или санскритом.
— Давайте вернёмся к Балтике. Что вы можете сказать по поводу убийства генерала Мерсье на Гримсхольме?
Стивену по этому поводу сказать было нечего. Он признал, что был на Балтике на борту «Ариэля», но когда его спросили, чем он там занимался, ответил:
— Ну правда, сэр, не может же офицер выдать военные передвижения той армии, к которой имеет честь принадлежать.
— Вероятно, вы правы, — сказал человек слева, — но ваше присутствие там требует какого-то объяснения. Ваше имя не значится в судовой роли «Ариэля», мистер Грэм записан судовым хирургом.
— Вы ошибаетесь. Моё имя значится в добавочном списке, после морских пехотинцев, в качестве простого пассажира, которому полагается довольствие, но никакого жалованья или табака.
— В качестве чёртового шпиона, — пробормотал майор.
На вопрос, почему из всех возможных мест он решил отправиться именно на Балтику, Стивен ответил, что ему хотелось взглянуть на северных птиц.
— Можно узнать, что за птиц вы видели? — спросил майор.
— Наиболее заслуживают внимания Pernis apivorus, Haliaetus albicilla, Somateria spectabilis и Somateria mollissima,[1] которым мы обязаны гагачьим пухом.
— Не шутите со мной! — вскричал полковник. — Птицы... гагачий пух... Боже мой! Вам нужно преподнести урок! Позовите офицера военной полиции!
— Сэр, такие птицы действительно существуют, — произнёс рыжеволосый лейтенант. — Он вовсе не хотел проявить неуважение.
— Чтоб ему провалиться! — пробормотал полковник, сердито ёрзая на своём стуле.
— Вы думаете, что мы поверим, будто вы проплыли тысячи миль ради каких-то птиц? — спросил ещё один офицер.
— Вы можете верить во что вам будет угодно, джентльмены, — отрезал Стивен. – Такова природа человека. Я всего лишь излагаю факты. Моя репутация естествоиспытателя общеизвестна.
— Пусть так, — согласился майор. — Вернёмся к Парижу. Здесь у нас уже твёрдая почва под ногами. Вам стоит дать удовлетворительные ответы, ведь законы военного времени вас не защищают. Я вам настоятельно советую не вынуждать нас на крайности. Мы знаем в этом толк и не потерпим больше никаких отговорок.
— Я был под защитой гарантий неприкосновенности, выданных вашим же правительством.
— Никакие гарантии не распространяются на шпионов или тех, кто участвует в предательстве. В
отеле Бовилье вас посещали Делярю, Фове и Эрсан, каждый из которых желал, чтобы вы передали в Англию сообщение.— Именно так, — кивнул Стивен, — и я могу назвать ещё имена тех, кто желал от меня того же. Но вам должно быть известно, что я неуклонно отвечал отказом на их просьбы, ни разу не отклонившись от нейтрального положения, которое занимал как естествоиспытатель.