Понедельник - день тяжелый. Вопросов больше нет (сборник)
Шрифт:
— А ты писала, что заходила…
— Не хотела тебя расстраивать.
Он примерил штатское, но все оказалось мало — такой он стал широкий, совсем взрослый.
— Ничего, еще денька два придется руку от козырька не отпускать…
— Ты куда, Коля?
— К Наде… Надо же поговорить.
— А ты адрес знаешь?
— Конечно.
— Она переехала, Коля…
— Куда?
— Не знаю.
— Маруся Шлова, наверное, знает.
— Маруся на Енисее..
— Лена…
— Она в отпуске.
— Женя Раева…
— Она замужем…
— Женя?
— Надя…
Взяла
— Давно?
— Не знаю.
— А он кто?
— Не знаю. Женя Раева говорила, какой-то студент или аспирант.
— Надя у него живет?
— Не знаю, сынок. Да и тебе не к чему знать. Что было, то было…
— Я найду ее. Пойду на часовой…
— Она там больше не работает…
— Все равно найду.
— А зачем? Только себя травить, да и ей, наверное, неприятно будет.
Он расстегнул воротничок у гимнастерки. Еще раз умылся. Снял сапоги. Лег на кушетку. Встал, снял гимнастерку и попросил:
— Давай я тебе помогу порядок навести!
Все делал ловко, быстро. И мы разговаривали, разговаривали.
— Армейская жизнь, мам, совсем другая. Забот штатских нет никаких — есть приготовят, обувью, одеждой обеспечат, спать уложат. Хочешь не хочешь, уложат. А скорее всего хочешь. Натопаешься за день. Платок носовой и тот приготовлен. Но уж зато не ленись, смотри в оба…
— У нас отбельную новую пустили. Володя Карасев в ней теперь мастером. Диплом недавно получил.
— А как Женя Раева? Выросла или все такой же недомерок?
— Не узнаешь. Красивая стала. Видная.
— А где Димка Коротков? Все там?
— Важный стал. «Запорожца» купил. Смех, право. Хотел отца прокатить, а он еще больше растолстел. Димка говорит: «Поедем, папа, я тебя к тете Варе отвезу». А он ему: «Спасибо, Димочка. Влезть-то я как-нибудь влезу, а обратно ты меня из своей жестянки будешь ложкой вычерпывать, как холодец».
— Так и не поехал?
— Поехал. Ничего, вылез… У Лютовых бабушку наградили… Жила себе, жила, никто не знал, а она, оказывается, героиня. В гражданскую войну…
— Ай да бабушка! А где Леночка Шапошникова?
— В отпуске,
— Где?
— В Крыму где-то.
— Когда вернется?
— Не знаю… Можно позвонить. У них теперь телефон.
— Я просто так… А ты номер знаешь?
— Записан. Хочешь, я спущусь вниз и позвоню…
— Не надо… Сходи…
Когда я возвратилась, он стоял на столе и вытирал с люстры пыль.
Как он обрадовался, что Леночка уже вернулась из Крыма и сейчас придет!
— Ты молодец, мама. Ты у меня просто гений!
Я понимала, что дело не в Леночке, он хочет от нее узнать про Надю.
— Давай, мама, скорее. Сейчас Леночка придет! Леночка.
Леночка пришла очень скоро. Николай посмотрел на нее и засмеялся. Она даже обиделась.
— Это ты?
— Ну, я.
— Леночка?
— Я, я…
— Нет, это не ты! Это кинозвезда из Голливуда…
На Леночке
— Нет, это не ты! Ты же красавица стала, Ленка.
Она засмеялась, не зубы — жемчуг.
— Говорят… И ты ничего себе парень!
— Нет, нет… Мама, кого это ты впустила?
А глаза у Коли грустные, и Леночка, чудесная девочка, заметила, но виду не подала.
— Вырос! Совсем дылда! Невежа! Даже здравствуй не сказал. Мог бы и поцеловать!..
— Да я с удовольствием.
— То-то же… Учти, только сегодня разрешаю. Завтра не позволю. Обрадовался, леший. Пусти… Я сейчас Лешу Телегина встретила.
— Что ты! Сказала ему?
— Придет. Немедленно. Забегу, говорит, к Димке, мы на его драндулете в гастроном смотаемся и прикатим.
Тут мое сердце хозяйки не выдержало:
— Это совсем уже не к чему. У нас у самих нее найдется.
— А мы смешаем, тетя Катя, ваше с нашим, и будет больше…
Только за стол сели, только Леша Телегин, тамада, начал тост произносить, открылась дверь и вошел народный артист Советского Союза Андреи Александрович. Он под нами живет.
— Милый Коленька! Я не ошибся. Слышу, у вас веселье. Ну, думаю, не иначе, как ты домой пришел. Нет, нет… Не могу, нет времени… Ах, какой тут цветник… Годков бы десять сбросить…
Леночка, она на язычок острая, тут же внесла поправку:
— Десять мало, Андрей Александрович…
А потом все выпорхнули, и я осталась одна. Ну и наплакалась же я…
Я СТОЮ У ОКНА…
Я не знаю до сих пор, как Коля меня нашел. На часовом заводе я взяла расчет. Я же понимала, если я там останусь, мы с ним обязательно встретимся. А я очень боялась встречи.
Мне повезло. Я сменяла комнату за неделю. Я не верила, что можно так быстро. Теперь, оказывается, это гораздо проще. Особенно если меняешь хорошую комнату в старых границах, где-нибудь на Садовой или на Арбате, а получаешь в Новых Кузьминках или в Новоховрине. За мою двенадцатиметровую солнечную комнатку на Ленинградском проспекте мне с удовольствием отдали шестнадцатиметровую в Новых Кузьминках.
Дом новый, здесь старых кет, но не такой, в каком я жила — там было девять этажей, а тут четыре. Там был лифт, а здесь пешком. И ванна совмещенная. Но зато здесь плита на кухне электрическая…
У меня чудесные соседи. Они живут в двух комнатах, а я в третьей. Они строители. Она маляр, а он паркетчик. Но главное не в этом — они прекрасные люди, очень любят друг друга и свою дочку Ирочку.
Соседку зовут по-старинному, хотя ей нет тридцати, теперь так редко называют — Олимпиада. Он ее зовет Липа, Лапушка, а когда немножко выпьет — Лампадочка. А она его, когда он выпьет, величает полностью — Владимир Николаевич, а если он ее рассердит, то совсем официально — гражданин Яблоков. Если и это не помогает, берет за руку и, как ребенку, шепчет: «Иди спать, Володечка!»