Понкайо. Книга 3
Шрифт:
Когда ему промыли мозги? На следующий день после изгнания Феликса? Спустя месяц? Вчера ночью? Неужели он не сомневался, неужели ни капли не сомневался, не раздумывал ни секунды, на чьей стороне обязан остаться, кому должен сохранить верность? Требовал ли он время для окончательного слова? Долго ли пришлось уговаривать? Или махом соблазнился нашептанными обещаниями полной свободы? И вся забота и защита, все эти годы – всё впустую?..
«Если ты оставишь этого гаплонта, я размозжу ему голову!»
Первый удар – отнять Ингу. Второй удар – переманить Оскара. Несколько выпадов, сильных и безжалостных, бьющих в самое «яблочко», – и вот Захар уже один, сломлен утратой и предательством, повален на землю и открыт для клыков. Добить.
Разговор крутился вокруг одного и того же. Братец сварливо требовал избавиться от Руслана, придумывал все новые и новые угрозы, сыпал требованиями. Захару опять занедужилось. Накатила усталость, разболелась голова; скованные дрожью руки не могли удержать сигарету. Он почти не помнил, что говорил, но от решения оставить Руслана не отступался, твердо стоял на своем. Он чувствовал себя как в стане врага, в заполоненном агрессорами логове, где каждый только и ждет, как бы напасть со спины и пустить ему кровь. Питомцы стараются ослабить его и давят, давят, пока он не припадет на колено и затем не рухнет им под ноги. Его крови они не получат. И пусть не надеются заставить его объявить эту войну. Выступить открыто, чтобы они обвинили его в сумасбродстве и бросили в клетку или повесили за периметром лагеря? Не бывать этому! Он разгадал их замыслы. О да, он прекрасно понимает, чего они добиваются! Когда приказы капитана идут вразрез с интересами команды, от него избавляются. Когда вожак терпит поражение на глазах у сородичей и, раненый, валится наземь, они добивают его и обгладывают кости. Этого не будет. Захару не одолеть стаю в честном бою, напасть на питомцев значит добровольно сдаться им на смертный приговор. Он терпеть не может скрытничать, но что поделать, раз силы неравны? Он хотел бы вызвать каждого из них на бой, победить одного за другим, вернуть безраздельное право владения титулом, но разве они согласятся? Нет, они посмеются и пристрелят его. Или вздернут.
Он применит хитрость. Будет вести себя как прежде, ни словом, ни жестом не выдаст своей осведомленности. Ему не удалось вырвать Ингу из их когтистых лап, но брата он не отдаст. Оскар принадлежит ему. Захар избавится от предателей, запрет Оскара и вкрутит гайки обратно, сколько бы это ни затребовало времени, сил и терпения. Он вернет брата назад. Вернет против его воли. Руслан останется: слово Шкипера – закон. Оскар навсегда это запомнит.
Глава 4
Одно окно заколочено, чтобы не развлекать заключенного жизнью двора; второе забрано деревянной решеткой и выходит в плетеную кустарниковую завесу вдоль забора. Внутри стелется зеленоватый полумрак. На полу жухлые листья и задохнувшиеся в пыли мотыльки, мухи и другие насекомые. С открывшейся дверью проникло немного вечернего солнца, но створка со скрипом закрылась – и стало темно и тихо. В привычное амбре из лаборатории по соседству вплетался запах маслянистой земли: теневая сторона карцера полностью заросла мхом. «Второй претендент на снос», – думал Захар. Если эта халупа сама не развалится, когда начнутся дожди.
Захар поставил стул напротив клетки, протянувшейся от стены до стены вдоль правого торца, шагнул вперед и просунул через прутья деревянную миску с разогретой гречневой кашей и деревянную ложку.
Пленник не забился в угол, и Захару это понравилось. Руслан сидел у стены, облокотившись о колено и подперев голову рукой. Он смотрел исподлобья, через вихры сбившегося наискось хвоста; ненависть горела в глазах подобно уголькам, готовым вспыхнуть в любую секунду и опалить любого, кто посмеет к нему прикоснуться. Один глаз у него был здоровый, второй заплыл кровью из лопнувшего сосуда. На брови серела грязная полоска пластыря; кровоподтеки от кулаков Оскара потемнели и багрово-синими пятнами расползлись почти на всю левую половину лица. Ссадины затянулись коркой; под отросшей челкой на лбу виднелась бледно-синяя отметина, оставленная на память ударом в переносицу Оскара. Знак достоинства и неповиновения, третий глаз, око разбуженного зверя.
Когда перед носом замаячила миска с ложкой, узник не поменял позы, не протянул руки. Если он и был голоден, то ничем это не выдал. Взглянув на подачку, моргнул и с презрением отвел разномастные глаза.
– Тебя кормили сегодня? – спросил Захар.
Руслан не ответил. Захар наклонился и поставил миску ему под ноги.
– Скажешь, я принес. И пусть только попробуют забрать – сверну шею. Так и передашь, ясно?
Никакого отклика. Захар выпрямился и с высоты своего роста окинул стажера проницательным взором, выискивая отпечатки дурного влияния со стороны своих злопыхателей. И до приемыша его добрались? Что они уже наобещали?
– Максим, – прохрипел узник и поднял на тюремщика дикий взгляд. – Он жив?
– Жив.
– Я хочу его видеть. – Голос звучал глухо, Руслан говорил с трудом, словно кто-то нажимал ему на грудь, словно ему не хватало воздуха. Как бы он ни старался казаться спокойным, владеющим собой, полыхающий внутри гнев находил выход через сбитое дыхание, разомкнутые губы и нервно подрагивающие пальцы.
– Максим спит в клетке снаружи, – удивился Захар. – Тебя же выводили по нужде, ты что, не заметил его?
– Я хочу с ним поговорить, – прошелестел узник.
Захар помедлил. Мысленные шестеренки остановились и закрутились в другую сторону.
– Он под снотворным.
– Что вы с ним сделали?
– Только усыпили, больше ничего.
– У него открылась рана. Я видел кровь.
– Мы все исправили, не волнуйся. Не для того зашивали и тратили медикаменты, чтобы позволить истечь кровью. С ним все в порядке.
– Верни меня в клетку на улице.
– Зачем? Травить себя видом спящего друга? Ни к чему это.
Захар присел на стул и вынул из кармана измученную пачку сигарет.
– Среди вещей был пакет с зажигалками и баллон для заправки. Это ты куришь или Максим?
Не дождавшись ответа, Захар наклонился и предложил угоститься сигаретой, но Руслан молчал и не двигался.
– Это обычные сигареты.
И все равно ничего. Выждав немного, как и вчера за столом, на случай если он передумает, Захар вытащил сигарету для себя, дунул в фильтр и повертел, вдыхая успокаивающий аромат крепкого табака. Он не переставал изучать пленника и все выискивал на его лице признаки обработки со стороны питомцев. Руслан смотрел в сторону, но взгляд его чувствовал: об этом говорил стиснутый кулак с резко проступающими костяшками, вздутая вена на шее и нервный тик в уголке губ. Вчерашняя горячка прошла, оставив после себя гнев и обиду. Захар не мог оторвать от него взгляда, так сильно ему нравилась эта угрюмая бдительность, это почти животное недоверие. Как не похож он сейчас на того испуганного мальчишку, который выронил нож и со слезами забился в угол…
– Я принял решение. – Захар чиркнул спичкой, но та сразу погасла. Мысленно чертыхнулся и бросил ее на пол, чиркнул следующей, но ракалия переломилась пополам. В груди заклокотало, голова вспыхнула огнем, но ни одна из летевших во все стороны искр внутреннего пламени не отразилась в глазах, не коснулась мускула на лице, не помогла зажечь сигарету. Обескровленные руки, непослушные, чужие, сражались с маленьким коробком, сражались неистово, властно и наконец победили.
– Максим останется вместе с тобой. – Сузив глаза от едкого дыма, Захар как ни в чем не бывало, точно и не было этой упрямой борьбы, отклонился в сторону и убрал коробок в карман.