Понкайо. Книга 3
Шрифт:
Захара бросило в жар. Но ведь это было еще до признания Максима… Чего они добивались? Усыпить или довести до буйства? Может, он и не заглядывал к Инге после перехвата беглецов, а вернулся к себе и рухнул в постель, но из-за лекарства проспал дольше положенного? Потому и чувствует себя так паршиво. А они отправились к Инге… Да, им известно, как он относился к ней. Он держал ее в теплице уже второй год, притом что другие пленницы из его коллекции приедались уже спустя три, самое большее четыре месяца. Именно столько времени требовалось для их приручения.
Захар никому не говорил, какие чувства испытывает к Инге, но никаких объяснений и не требовалось: два года заточения говорили сами за себя. Отнять ее значило выбить у него почву из-под ног, пусть на время, но лишить способности рассуждать здраво. Это попытка ослабить, сделать уязвимым – и нанести удар, сильный и
– Милый, ты так ничего и не съел? – Жанна подкралась неслышно, обвила руками за шею и прижалась к спине. – Уже все остыло. Ты где витаешь?
– Меня тошнит, – спокойно отозвался Захар. Он едва сдерживался, чтобы не сдернуть ее руки. Его словно душила огромная змея.
– Давай я заварю тебе каштанов?
Отвары из коры, цветков и листьев каштана помогали справляться с больным желудком. Их использовали вместе с некоторыми другими растениями для лечения мелких и несерьезных болячек, но Захару предложение сирены показалось странным. Почему ей так хочется что-нибудь влить в него – не суп и кэроб, так отвар?
– Спасибо, но, думаю, я обойдусь. – Он решительно поднялся из-за стола и перекинул ноги через скамью.
Жанна отступила в сторонку. Больше никто его не душил. Надо быть внимательнее, нельзя подпускать сирен близко. Мало ли, вдруг питомцы подговорят девушек сунуть ему заточку в бок или в шею. Он и сообразить ничего не успеет, не говоря уже о том, чтобы остановить.
– Чего тебе хочется? – настаивала Жанна. – Скажи, я приготовлю.
– Как только решу, непременно дам тебе знать, дорогая.
И во избежание дальнейших расспросов поспешил уйти. Теперь и еду придется самому готовить. Но как иначе? Накачали один раз – второй может оказаться летальным.
Он заглянул в кладовую, взял баул с припасами пленников, отнес к себе и спрятал под кровать. Кажется, в сарае во дворе была старая туристическая плитка на газу… Если только ее не унесли. Захар прихватил из берлоги лампу и добрых полчаса ворошил пыльные коробки, гремел старыми керосиновыми фонарями и подсвечниками, перекладывал вещи с места на место. Из сарая он вышел весь в комьях паутины, мокрый от пота, чувствуя себя так, словно просидел в этой каморке целый год. Заточение в обмен на плитку с двумя баллонами, один из которых, кажется, пуст. Захар потряс баллончик над ухом. Так и есть – выжат без остатка. Зачем они хранят пустые баллоны?
Захар принес плитку в берлогу, поставил на стол, обтер, и после нескольких почти волшебных взмахов руки на поверхности конфорки вспыхнула изжелта-голубая кувшинка. Захар опустился на корточки, вытянул из-под кровати баул и принялся копаться в поисках обеда. Каша гречневая с говядиной… Звучит неплохо. Нужно всего лишь разогреть на огне. Захар вытащил сразу две порции, огляделся в поисках миски, которую можно поставить на открытый огонь, но вся посуда в берлоге, за исключением керамических кружек, была, как назло, деревянная. Захар помянул черта, спрятал консервы под подушку и вновь отправился в сарай. Плитку он забыл выключить, но, вернувшись со старой алюминиевой миской, даже не обратил на это внимания. Он прошел в уборную, собираясь ополоснуть миску от пыли, но в рукомойнике не оказалось воды. Да что же это такое, рассердился Захар, шлепая миской об стол, он сегодня поест или нет? Тащиться через весь лагерь не пришлось: во дворе стояла деревянная бочка с питьевой водой, чтобы не бегать на колонку всякий раз, когда захочется чаю или нужно наполнить рукомойник.
От голода кишки скручивало в узел. Захар торопливо наполнил миску и поставил на огонь. Помешивая ароматную, но уж слишком пряную, на его нюх, кашу, он хватался за нагретые края миски голыми руками и даже не морщился, точно внимания не обращал или не знал, что они горячие. У окна закипал электрический чайник. Захар поставил миску на разделочную доску, выключил плиту, приготовил себе кэроб и уселся обедать.
Кашу он закусывал галетами с плавленым сыром. Ел с жадностью, как истощавший мученик после года заточения в темном и пыльном сарае. С такой пайкой пятимесячный дрейф на неисправной яхте не такая уж катастрофа. Конечно, пока провианта в достатке. У него в свое время была только рыба да горстка макарон, отпущенная строго по меркам, согласно заранее составленному рациону. Захар отправил в рот ложку гречневой каши. Сносно и даже вкусно, однако питаться так постоянно ему совсем не улыбалось. Он привык к полноценному горячему обеду с первым и вторым. Шкипер он, в конце концов, или нет? Не хватало еще втихомолку точить консервы в берлоге, пока остальные хлебают наваристый грибной суп. Этот случай можно не считать. Захара выбило из колеи предательство стаи. Удары посыпались один за другим, но открытого нападения так и не случилось, и это было хуже всего. Маски разлетелись во все стороны, обнажив алчный прищур глаз и злорадный оскал. Сладкие песнопения и дразнящие улыбки вскружили голову и сбили с панталыку. И все это для того, чтобы заманить в невидимые силки и придушить. Как тут сразу отыскать правильное решение? Но впредь он будет готов. Стряпню он возьмет на себя, а если начнутся расспросы, скрытничать не станет – выложит как есть, не будет стыдливо отмазываться недомоганием.
Или лучше повременить с правдой?.. Захар намазал сыром очередной галет и смачно захрустел, глядя в окно. Признание станет отправной точкой, сигнальным выстрелом, открытым объявлением войны. Готов ли он вступить в эту битву? Если говорить о его решимости, тут никаких сомнений нет и быть не может. Но одной решимости недостаточно. В первую очередь необходимо трезво оценить силы и шансы. Каковы его шансы в одиночку против стаи? Захар покачал головой, выковырял языком застрявшие между зубов кусочки крекера и запил кэробом. Он может яриться и громыхать на весь остров, может выступить открыто, перед всеми, обличить изменчивую натуру птенцов и заявить о своих правах на Понкайо, но чем все закончится? Он один, а их сколько? Питомцы не станут с ним долго возиться, к чему эта лишняя морока? Честное противоборство не для их гнилых душонок. Лишившись возможности избавиться от него по-крысячьи, они нападут все разом и, как бы он ни брыкался, рано или поздно свалят на землю и пустят пулю в лоб. Или скрутят и повесят на каком-нибудь старом дереве за периметром лагеря. Захар вспомнил о крокодилах и усмехнулся, предугадывая следующий вариант. Все будет зависеть от благорасположения любимых питомцев, всеобщего настроения и понесенных потерь. Захар ведь так легко не дастся, он уж постарается проломить пару головенок или вырвать кусок из чьей-нибудь шеи. Прежде чем его скрутят, он глотнет их крови.
Захара осенило: так питомцы это предвидели, вот почему пытаются его накачать! А вчера планы сорвались из-за беглецов… Или дозу неправильно рассчитали… Но тут Захар оцепенел с кружкой у рта. Взгляд безотчетно ловил блики на деревьях, но глаза ничего не воспринимали: голова была занята другим. Захар медленно поставил кружку на стол. Всё они правильно рассчитали. Лекарства было именно столько, сколько нужно. Захара не собирались убивать. Питомцы все распланировали, расписали по пунктикам и теперь спускаются вниз по списку, отмечая сделанное галочками. Захара усыпили, чтобы разобраться с Ингой, спихнуть вину на него и задурить мозги. Он им не по зубам, вот они и стараются ослабить его. Первый удар – в самое уязвимое место. Он же сразу это понял. На сильного противника стая нападает вместе, сбивает с ног и вгрызается десятками клыков. Питомцы решили подобраться со спины. Они не были уверены, что смерть Инги собьет его на землю, и приготовились ударить несколько раз, а уж затем повязать и сокрушить. Каждый их шаг тщательно продуман, каждый выпад приближает к желанной цели: отнять власть, избавиться от него, завладеть Понкайо.
Захар вышел на веранду и присел на ступеньки, закурил. Кроны деревьев клонились друг к другу, шуршали на своем непонятном языке; ветер гнал сплетни по острову, между делом сбивал пыльцу с растений и разносил семена – занимался привычными, вверенными природой обязанностями. Шел пятый час. Лагерь красовался в золотистой вуали, воздушной и нежной, как полупрозрачный пеньюар на юном теле девственницы. Впечатление портил потемневший сарай в углу двора. Захар сдвинул брови. Когда он будет делать генеральную уборку в лагере, то вместе с изменниками обязательно выкинет весь ненужный хлам. Сараи лучше заново отстроить. Берлоги и цветник он трогать не будет: жилые постройки еще крепкие и прослужат долго. Но населять их будут совсем другие люди, надежные и верные.