Понять Россию. Опыт логической социологии нации
Шрифт:
Такая над общественная и над политическая власть принципиально отличала Московскую Русь от соседей на Западе и Востоке, а также от Киевской Руси. Московское самодержавие возникло задолго до европейского абсолютизма, однако европейский абсолютизм в отличие от русского не только позже возник, но и оказался менее долговечен, так как противоречил сложившейся в европейских странах общественно-политической культуре и традиции. В России же, прошедшей через монголо-татарское иго самодержавие было не только своевременным, но и отвечающим в полной мере сформировавшейся во время ига ментальности общества.
Что создал гений Петра Великого?
Не
Именно потому наша официальная государственная идеология всегда с пиететом относилась к Петру I и делала все для того, чтобы эта фигура стала ключевой в нашем национальном сознании.
Однако чем далее в историю простирается временной интервал, отстоящий от первого российского императора до наших дней, тем яснее видится действительная роль Петра Великого и все последствия для нашего «сегодня» его державного выбора в нашем «вчера». Так что же было создано гением Петра I?
События и обстоятельства, связанные с началом царствования Петра I благодаря широкой популяризации этого образа, достаточно хорошо известны не только специалистам историкам.
С одной стороны – детство будущего реформатора в обстоятельствах жестокой и кровавой борьбы за реальное властвование, страх перед враждебным, но весьма влиятельным окружением царской семьи, жесткое с ним противостояние.
С другой – яркие юношеские впечатления от посещений островка далеко ушедшей вперед цивилизации немецкой слободы Кукуй и путешествие в Европу, которые резко и привлекательно контрастировали с постылой и ассоциирующейся с личными врагами молодого Петра патриархальностью существовавшего в России уклада.
Именно это во многом и предопределило его устойчивое стремление к преобразованиям на европейский лад. Однако за образец с непосредственностью и пылом юношеского восприятия брался лишь внешний яркий и впечатляющий культурный «антураж» и технологический уклад европейской жизни, а не внутренняя суть западного общественно-политического устройства, которую понять можно было только искушенному и прозорливому политику.
«По-видимому, у Петра не было ни охоты, ни досуга всматриваться в политический и общественный порядок Западной Европы, в отношения и понятия людей западного мира, – отмечал историк В. Ключевский. – Попав в Западную Европу, он, прежде всего, забежал в мастерскую ее цивилизации и не хотел идти никуда дальше, по крайней мере оставался рассеянным, безучастным зрителем, когда ему показывали другие стороны западноевропейской жизни»44.
Стремление как можно быстрее сравняться с заграницей, взяв от нее инструментарий и атрибутику для преодоления унижающей отсталости, предопределяло выбранные Петром методы и направленность действий, наиболее эффективные и действенные именно в краткосрочной перспективе, но ни в коем случае не затрагивающие принципы русского государственного устройства.
Существовало и еще одно значительное обстоятельство, предопределившее метод и направленность преобразований, а следовательно и полученный результат. Достижение поставленных Петром целей было сопряжено с неизбежным военным столкновением (Турция, Швеция), поэтому практически все реформы державного устройства были продиктованы военной обстановкой и военными задачами и потому изначально должны были иметь милитаристскую «специализацию».
Кроме того, нельзя не
Важно заметить, что ни доброта и мягкость Михаила Федоровича, ни кроткий нрав Алексея Михайловича, вошедшего в нашу историю под прозвищем «Тишайший» никак не соответствовали сложившемуся уже отношению к власти, общественной политической культуре и самой государственной организации.
Отлученный от опыта самоуправления народ был отдан целиком и полностью в руки управляющего чина. При таком состоянии и утверждении в национальном сознании холопского духа, малейшее послабление со стороны самодержца вело к росту произвола со стороны любого, облеченного хотя бы малой толикой власти и вызывало неизбежные от этого бунты. Любопытно мнение одного голландца побывавшего в России в начале правления Михаила Федоровича Романова, приведенное историком Костомаровым: «Надеюсь, что Бог откроет глаза юному царю, как то было с прежним царем Иваном Васильевичем: ибо такой царь нужен России, иначе она пропадет; народ этот благоденствует только под дланью своего владыки и только в рабстве он богат и счастлив»45.
Это мнение интересно и тем, что холопское состояние как естественное для русского человека отмечается уже тогда.
Таковы были обстоятельства, в которых начала разворачиваться деятельная натура Петра. И требованиям обстоятельств и его неуемному стремлению в сжатые сроки достигнуть поставленные цели могла отвечать лишь система, построенная на следующих принципах:
Она должна быть жестко централизована и иметь четкую иерархическую структуру, исключающую свободную волю образующих ее элементов.
Ее деятельность должна быть всецело подчинена цели, определяемой центральным звеном системы.
Система должна носить тотальный характер, т. е. охватывать все функции, включая организацию частного быта и частной деятельности, идеологию и религию.
Система должна быть экономически автономной, минимально зависящей от внешней среды и обстоятельств и должна иметь возможность полностью контролировать экономику.
Именно эти принципы устройства государства были унаследованы нами от монголо-татарского владычества, но стали ослабевать после Ивана Грозного. И именно эти принципы были гениально последовательно и энергично восстановлены Петром, но уже в модернизированном виде, чтобы не бросалось в глаза новым партнерам России ее варварское существо ее политического устройства.
Покончив с боярством и автономностью церкви, искоренив представительские и земские самоуправленческие начала и создав сословие бюрократов, Петр I не загнал нас в европейство (что ему приписывают либо как заслугу, либо как отступление от самобытного пути развития), а вернул в классическую «азиатчину», восточную деспотию. Ее же, слегка перелицевав, мы выдаем теперь за платье чисто русского покроя, за свое национальное изобретение.
От Европы Петр Великий, увы, действительно взял только внешний антураж. Все же остальное и самое существенное, создающее политико-экономическую основу процветания нации (представительский парламентаризм, буржуазную организацию производства на основе частной собственности и т. д.) отшвырнул «за ненадобностью». Зато было укреплено все, что еще на более чем полтора столетия стало главным тормозом в нашем развитии – крепостничество, абсолютизм, чиновничью номенклатуру, определяющую роль государства в промышленном секторе экономики.