Поп
Шрифт:
– Мне к господину Вертеру, коменданту, – взмолился отец Александр.
– Кайн Вертер! Вег! – гавкнул патрульный и ещё что-то пролаял. А матушки рядом уже не было, чтобы перевести с гитлеровского языка на человеческий.
– Никакой тебе не «Вег»! – возмутился отец Александр. – А я говорю, немедленно сюда Вертера. Я по поручению полковника Фрайгаузена. Оберст Фрайгаузен, ферштей ты, дурья кишка?
Не говоря больше ни слова, фашист передёрнул затвор автомата и направил дуло на священника. Но не выстрелил, а громко крикнул:
– Вег, альтер идиот!
Это на отца Александра подействовало. Он отступил, развернулся и пошёл прочь. Но оглянулся и пригрозил фашисту:
– Вот приди ко мне в храм, приди! Увидишь!
Вернувшись домой, он весь вечер ждал, что как-то всё прояснится, что засияет лучик, вдруг нагрянет Фрайгаузен и чем-то утешит, расскажет, что происходит.
– Муха, а ты зачем сегодня под матушку запела?
– Сама не знаю, что меня попутало, батюшка. Вспомнилось, как Алевтина Андреевна пела «Херувимскую», и голос мой сам запел, как она. Это за то, что я её когда-то попрекала.
– Больше так не делай.
– Ладно.
Мучительно долго тянувшийся вечер так ничем и не кончился.
– Видать, и впрямь нет его на свете, Ивана Фёдоровича, – горестно вздохнул батюшка, укладываясь спать.
108
Отцу Александру снилось ясное лето, поле, кругом цветов море. Вдруг из густой травы с букетом цветов встала девочка с толстой косой, хорошенькая.
– Ой! Ещё одну Бог послал! – всплеснул руками отец Александр. – Откуда ты, небесное созданье? Беженка? Ну идём, будешь у нас жить, у меня детей много. Главное моё богатство.
Но девочка так странно посмотрела на него и заговорила голосом матушки Алевтины:
– Ох, Саша, Саша! Когда же ты уймёшься! И так у тебя полный дом детей.
– Алюшка! А я тебя и не узнал! – изумился отец Александр. – Как ты помолодела-то!.. Так здесь, стало быть, вот так…
109
Утром после этого сна, встав раньше всех и придя к храму, он нашёл там Ивана. Того самого, которого он крестил когда-то. Того, которого часто били, и он всегда бывал с синяками на лице. Несчастный узник Сырой низины лежал без сознания, свернувшись на ступеньке, поджав колени к подбородку. Отец Александр думал, что он мёртвый, но, толкнув Ивана, священник оживил спасшегося пленника.
– Иван!
– О, отец! Откуда вы меня помните?
– Я всё своё войско по именам и в лицо помню. Давай скорее в храм, а то увидят нас!
В храме батюшка сразу повёл Ивана в алтарь.
– Сейчас, сейчас растопим печь, я накипячу воды, добавлю туда вина, у меня и хлеб здесь есть. Как же ты тут оказался?
– А вы ничего не знаете про лагерь?
– Я приходил туда, видел, как горят бараки, а потом меня прогнали фашисты.
– В тех бараках горели наши.
– Ой!
– Большая часть узников слегла в тифу. На днях Вертер сам издох от тифа. Прислали нового коменданта, и он распорядился… Всех, и больных, и здоровых заперли в бараках и подожгли. А я сбежал. Успел.
– Как же тебе удалось, Ваня?
– Сам не знаю. Видать, я такой битый, что Бог сжалился надо мной. Я бежал, пуля свистнула и пролетела у меня прямо под мышкой, только царапнула. Тут я провалился в болото, но лез, лез, карабкался. Спасибо немцам, морили нас голодом, а то был бы толстый, потонул бы, это точно. И потом я тихо полз, полз, колупался. Немцы думали, я утоп в болоте. А я полз. Ночью я шёл. Потом определил направление. Соображалка! На юг, думаю, надо идти. И вот на рассвете дошёл до этого села. А потом глядь, церковь ваша! Как я обрадовался! Не зря, стало быть, крестился у вас!
– Дак конечно… И причащался!
– Не зря меня Три Ивана все звали. Был бы один, не ушёл бы от немца. А так нас три Ивана, втроём и вылезли.
– А почему три Ивана?
– Да потому что я Иванчёнок Иван Иваныч.
– Стало быть, у меня под куполом теперь целых три Ивана будут скрываться, – сказал отец Александр.
– Может, кто ещё спасся? – с надеждой промолвил Иван Три Ивана.
В сей миг всё существо батюшки пропиталось сознанием, что больше никому из его войска спастись не удалось. Все имена его воинов-узников погорели, и только этот Иван Три Ивана спасён чудом.
– Может быть, – произнёс священник. – Но ты, Ваня, не горюй по убиенным. Сегодня день Александра Невского. Отмечается в память о его погребении во Владимире. Всё не случайно. И это знак. Он их к себе решил взять в небесное своё воинство. Дураки немцы. Они наивно полагают, что это по их воле погибли русские воины. На самом деле их Александр к себе забрал. Нарядил в сверкающие доспехи, дал щиты и мечи, украсил главы сияющими шлемами, на ноги дал сафьяновые сапоги. И встали они в строй с лучшими воинами Александра. Красивые, розовощёкие, сияющие, бравые!
– Это хорошо бы так! А что ж он меня не захотел взять?
– Потому что ты, сам говоришь, карабкался и колупался. Да нет, не поэтому. Он тебя ко мне связным отправил. Так что, Ваня, живи и не думай, что тебя не захотел взять в своё войско князь Александр. Живи! Придёт твоё время, отправишься туда же. Место за тобой там сохраняется, в строю.
110
Иван Три Ивана поселился там же, где спасался Лёшка Луготинцев. Но только теперь в барабане было холодно. Ночевал спасшийся узник внизу, в натопленном храме, а день проводил наверху, под суворовским куполом. Не было матушки, чтоб прознала о новом барабанном жителе, чтоб отругала мужа за губительную храбрость. А вот Торопцеву отец Александр, конечно, похвастался:
– А у меня, Коля, под куполом теперь целых три Ивана скрываются.
– Да ну? Партизаны?
– Нет, из Сырой низины после ликвидации лагеря чудом спасся один. Иван. Я его крестил, помнишь? Тогда же там были Альберт, Мольберт, Эдуард.
– Не Мольберт, а Марлен. А почему же три? Вы сказали.
– Потому что он трижды Иван – Иван Иванович Иванчёнок. Его так и в лагере звали – Три Ивана.
111
Батюшка и сам удивлялся, как спокоен он стал к нахлынувшему валу скорбей, бед, смертей. Мысль о том, что его войско перешло в полное и непосредственное подчинение к самому Александру Невскому, утешала его. Он побывал на месте ныне уничтоженного концлагеря и совершил отпевание над могилой, в которой были погребены останки его войска. Немцы смотрели на это сквозь пальцы. Но у них была на то причина – они готовились уже отступать, уходить отсюда, сводили со дворов скот, чтобы угнать на запад, выгребали у жителей всё съестное, им уже было наплевать на жизнь русского священника, кого он там отпевает.