Попаданка-травница на службе Его Величества

Гуда Хелен

Начала я с того, что развела огонь и поставила на него пустые сковороды и котелки. Это добро надо как следует прокалить и отчистить песочком. Для этого я его, в принципе, и принесла.

Я по порядку начала освобождать шкафчики и перебирать содержимое. Деревянную посуду в одну кучку. Металлическую в другую. Запасы сушеных трав — в третью. Пока разбирала содержимое шкафов, сковороды раскалились, и я осторожно, чтоб не обжечься, вынесла все во двор, в песочек. Нагар отлетал от посуды, стоило как следует поддеть ножом. Я устала как собака. Но спустя два часа четыре сковороды и три котелка-кастрюльки были если не как новые, то в более хорошем состоянии, чем были. Это однозначно. Пришел черед деревянной посуды. Дело в том, что посуда от частого использования и редкого

мытья, да еще не покрытая лаком, впитывала запахи еды и темнела. В общем, выглядела не очень хорошо. Я как следует вычистила песком всю деревянную кухонную утварь и, перемыв ее, выложила на табурете на улице. Табурет я тоже помыла, так как и он был не в лучшем виде. Потом принесла и оставшиеся два табурета и их отмыла до приличного состояния.

Дальше я принялась за шкафы, которые отмыла и вытерла насухо. Высохшую деревянную посуду я протерла тряпочкой, которую слегка смочила в масле. Посуда стала после чистки песком значительно светлее и ушел запах, а после обработки масляной тряпочкой стала насыщенного коричнево-древесного цвета. Я убрала ее в шкафчик, из которого взяла. Правда, посуда у старика была практически во всех шкафах. Видимо, он совал ее туда, где в тот конкретно взятый момент было место. Я же составила все на одну полку, вторую полку в этом шкафчике я решила занять металлической посудой, которая ждала своей очереди на чистку в корыте с песочком на улице. Далее я нашла корзинку с картошкой, про которую, видимо, дядюшка Поль благополучно забыл. Вынесла корзинку на улицу с намерением почистить, что еще не испортилось, и отварить. Кормить-то деда чем-то надо будет, после того как он в себя придет. Да и у самой маковой росинки во рту не было, а уже, простите, день движется к обеду.

Закочнила я с кухней в обед, вернее к двум часам дня. Я только дочистила картошку, когда со стороны кухни раздались крики.

– На помощь! Караул! – я вскочила с коленок и рванула на кухню.

Дело все в том, что так как пол отмывался из рук вон плохо, то я его замачивала. Еще бы! Его не мыли, наверно, со времен динозавров, а тут я без специальной бытовой химии, а всего лишь какой-то мыльнянкой. Я замачивала небольшой квадрат пола и обильно натирала его чудо-травой. А когда грязь хоть немного разбухала, счищала ее найденной в сарае лопаткой. Не знаю, для чего предназначалась эта лопатка, но выглядела она как шпатель и оказалась довольно многофункциональной вещицей, а в моем случае незаменимой. Использованные стебли и листья мыльнянки я залила водой и тоже оставила на кухне. Просто когда я ее покидала последний раз, то руки были заняты, и ведро так и оставалось стоять у входа. Как говорится, оно никогда не трогало и никому не мешало. А все потому, что кроме меня на кухне никого не было. Но, оказывается, пока я там чистила картошку, на улице, греясь на солнышке, дядюшка Поль изволили проснуться. Ну правильно, мыслимое ли дело спать до обеда? И, видимо, выпив весь отвар из ромашки, что я ставила ему на тумбочку у кровати, он пошел на кухню за водичкой. А тут такое…

Старик, естественно, не смотрел под ноги. Он, разинув рот, глазел на полупустые шкафы, которые я не все и закрыла. Ну, во-первых, нужно было еще перебрать все сушеные травы, что у него были, и хоть как-то их систематизировать. А во-вторых, я оставила дверцы открытыми, чтобы все проветрить и просушить. Ну вот, дядюшка Поль, увидев все это безобразие, испуганно рванул на кухню, полагая, что я его обчистила подчистую. И сперва поскользнулся на последнем оставшемся неотмытом кусочке пола, а затем и вовсе, задев при падении ведро с мыльнянкой, перевернул все это счастье на себя и на пол.

В общем, когда я оказалась в дверях кухни, старик пытался встать на четвереньки. Но старые слабые конечности дядюшки не желали его слушаться, а разъезжались в разные стороны, как на льду. Мокрый, в одном исподнем, которое давно нуждалось в стирке, старик полз в мою сторону и истошно верещал. Все это было бы очень смешно, если б не последствия, которые могут меня ожидать. Он и так после вчерашних посиделок в уличном клозете грозился меня сдать властям за покушение на убийство

и разорвать со мной любые деловые отношения. А после сегодняшнего мог еще и покалечиться. Я понимала, что дядюшка будет, мягко говоря, недоволен, что я полезла все чистить и мыть. И сделала это, понимая, что скандала не избежать. Делала я это не из любви к противоречию и даже не из любви к чистоте. А просто потому, что готовить в такой грязной кухне не то что противно, а даже опасно для здоровья. Потому, идя на этот осознанный шаг, я все понимала, но не ожидала, что все обернется так.

Осторожно ступая, так как мои ноги тоже начали разъезжаться на мокром полу, я попыталась поднять дедулю. Он цеплялся за меня своими сухонькими пальцами, причиняя боль, и пытался подняться на ноги. Но вместо того чтобы, как на коньках, попробовать проскользнуть к выходу, он решил маршировать, как бравый солдат по плацу. В итоге падал сам и в какой-то момент завалил и меня тоже. Я не сдержала смех и лежала на полу, хохоча. А старик, как червяк, греб к двери из кухни. Сказать, что это было смешно, — не сказать ничего.

— Ох, разбойница, — приговаривал дядюшка Поль. — А я знал, что эта хитрая карга Беатрис не предложит нормальную ученицу, — продолжал бурчать себе под нос пожилой человек. — Авантюристки, сговорились, чтоб свести со свету, а лавку себе прикарманить, — эти слова были последней каплей в чаше моего терпения. Может, она у меня, конечно, и не глубокая, но и у нее есть предел.

Я встала на коленки и на них же поползла к выходу, а добравшись до него, естественно, быстрее старика, схватила его за шиворот, подтянула к сухой части пола.

— А теперь поговорим, — я немного запыхалась. Все же дед хоть и тщедушный, но и я в этом теле не привыкла таскать тяжести. — Я не авантюристка, и никаких целей навредить вам и уж тем более прикарманить вашу лавку у меня нет, — я смотрела хмуро на дядюшку Поля. — Матушка Беатрис от меня избавилась, потому что не смогла выдать замуж, — я не стала говорить, что она не то чтобы не смогла, а это я не захотела. Но боюсь, что тогда и вовсе шокирую старика до сердечного приступа. — Вы погрязли в грязи и не можете даже поесть себе приготовить, не говоря уже о том, чтобы нормально наладить свой быт. Может, конечно, у вас и есть сбережения, но, думаю, не потому, что торговля идет полным ходом, а потому, что вы себе во всем отказываете. И давайте все же выработаем правила нашего с вами нормального сосуществования в этом доме. Иначе мне действительно придется разорвать с вами контракт, и живите как хотите, в грязи и питаясь только вашими укрепляющими отварами, — если честно, я понятия не имела: могу ли я по своей инициативе разрывать такого рода контракт, поэтому с моей стороны это был чисто блеф. Но, видимо, и дядюшка Поль тоже был не особо сведущ и юридически подкован, поэтому его моя речь впечатлила. И потому, посидев и посверлив пару минут меня взглядом, старик все же кивнул.

— Хорошо. Что там ты еще придумала? — сделал мне одолжение старикан, идя на мировую.

— Ничего нового, — я устало потерла лоб. — Все просто. Мы просто договариваемся о правилах совместного сосуществования, — я смотрю на старика. Он сейчас выглядит довольно жалко. Да, в принципе, мы оба не в лучшем виде.

— О каких? — дядюшка Поль подозрительно на меня косится.

— Соблюдать чистоту, — это было первое условие, что пришло мне в голову. — Я готовлю еду, но продукты за ваш счет. А еще я не фокусник. И кашу из топора сварить не смогу, — сразу оговариваюсь, за чей счет питаемся. Ну мало ли, он ничего не будет из продуктов покупать, а вкусный и сытный обед будет ждать.

— Кашу из топора? — мужчина снова странно посмотрел на меня.

— Не важно. Главное, что вы покупаете или обмениваете на свои настойки продукты, из которых я буду готовить, — я понимаю, что очень часто заговариваюсь. То присказки, то устоявшиеся обороты речи употребляю. И поймут меня исключительно такие же попаданцы, как и я. А обычный люд примет меня за сумасшедшую.

— Но не шиковать. Я жил скромно и привлекать к себе излишнего внимания дорогими покупками или излишними тратами не буду, — ворчит старик.