Порочное обещание
Шрифт:
— Иди в кровать, — резко говорит он. — Откинь одеяло, ляг на простыню и включи прикроватный светильник.
У меня перехватывает дыхание. Я не знаю, чего я хотела, но это было не это. Это не нежно, но и не такое сильное желание, как прошлой ночью. В нем есть что-то холодное и механическое, и я хочу сказать ему, что я передумала, что я хочу, чтобы он сделал это хорошо для меня, для нас обоих, но слова застревают у меня в горле. Я не совсем могу с этим справиться.
Я медленно заползаю на кровать, откидываясь на мягкие пуховые подушки. Шелковистая простыня касается моей обнаженной кожи, и я чувствую себя полностью обнаженной, более уязвимой, чем когда-либо. Я включаю лампу у кровати, и Лука выключает более яркий верхний свет, оставляя нас в тусклом, более романтичном освещении.
Впрочем, в этом нет ничего особенно романтичного.
Лука наблюдает за мной, развязывая галстук, бросая его на пол и снимая пиджак. Его глаза не отрываются от меня, небрежно скользя по моему обнаженному телу, когда он начинает расстегивать рубашку по одной пуговице за раз, обнажая кожу груди. Сначала это просто видимая худощавая, загорелая, мускулистая плоть, но когда он расстегивает рубашку и снимает ее с плеч, я, к своему шоку, вижу, что у него татуировки. На одном предплечье выгравирован святой, а на левой стороне груди, замысловатый узор, тянущийся вверх через плечо и частично вниз, весь в черных и серых тонах, обрамляющий его гладкую оливковую кожу.
Но это еще не все, от чего я не могу оторвать глаз. Одетый, он великолепен, но без рубашки он нечто совершенно иное, нечто, для чего у меня даже нет слов. Его грудь и пресс идеально мускулистые, стройные и рельефные, линии по обе стороны пресса исчезают в брюках от костюма таким образом, что у меня невольно текут слюнки. Когда его руки тянутся к поясу, я вижу, что он возбужден несмотря на то, что мы едва соприкоснулись, и несмотря на то, что он явно пытается сделать это как можно более безличным. Он все еще возбужден мной…толстая, твердая выпуклость, которая портит идеальную линию его брюк, выдает это.
Лука видит, как мой взгляд скользит вниз, и улыбается, хотя это не касается его глаз.
— Нравится то, что ты видишь? — Спрашивает он, расстегивая ширинку штанов и стягивая их со своим нижним бельем. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он опускает все это вниз по бедрам, обнажая мускулистый изгиб там, прежде чем опускает их и позволяет им упасть, позволяя мне увидеть его полностью обнаженным, я впервые вижу обнаженного мужчину во плоти.
Его член поднимается между мускулистых бедер, длинный, толстый и твердый, кончик блестит от его возбуждения, и когда он видит, что мой взгляд прикован к нему, он тянется к себе, обхватывает его рукой по всей длине и медленно поглаживает, пока идет ко мне.
— Ты хотела этого прошлой ночью, — хрипло бормочет он, его зеленые глаза темнеют от вожделения, когда он подходит к кровати. — Ты не можешь сказать мне, что ты этого не хотела. Я почувствовал это. Я почувствовал, какой ты была влажной, когда я скользнул между твоих ног…
У меня перехватывает дыхание, когда он останавливается на краю кровати, я испуганна и возбуждена одновременно, и я не могу отвести от него глаз. Сейчас я мокрая, вопреки себе, мою кожу покалывает, мои соски затвердели, хотя он никогда к ним не прикасался, и я жалею, что не хочу его. Но, наблюдая, как Лука идет ко мне, скульптурно вылепленный, как греческий бог, со своим твердым членом в руке, я не могу отрицать, что мое тело жаждет его. Я хочу закончить то, что мы начали прошлой ночью, и мне помогает то, что у меня нет выбора. Я должна это сделать, и постоянно растущая часть меня хочет наслаждаться этим.
Он забирается на кровать, и я резко вдыхаю, когда он наклоняется надо мной. Я чувствую себя маленькой в тени его тела, хрупкой и уязвимой, и когда он опускается на колени между моих ног, я лежу очень тихо, как кролик, прячущийся в траве.
Лука смотрит на меня сверху вниз, его лицо гладкое и нечитаемое, и я больше всего на свете хочу знать, о чем он думает. Его рука касается моей талии, и я вздрагиваю, мое тело подергивается под его прикосновением, когда он проводит ладонью вниз к изгибу моего бедра.
— Это будет больно в течение минуты, — бормочет он, его другая рука скользит между моих ног. — Но я постараюсь быть нежным.
Мое сердце бешено колотится. Я понимаю, что он не собирается меня целовать. Я просила его покончить с этим, и это именно то, что он собирается сделать. Он следует моим желаниям, что в некотором смысле само по себе является добротой, но мой желудок сжимается от беспокойства, когда я чувствую, как его пальцы скользят вверх по внутренней стороне моего бедра, касаясь мягкой, теплой плоти между моих ног. Я вижу, как его глаза темнеют от вожделения, когда он прикасается ко мне.
— Хорошо, — говорит он с удовлетворением. — Ты готова для меня.
Он пытается, чтобы это звучало холодно, но даже ему это не совсем удается. Я слышу понижение его голоса, хриплый, скрипучий звук желания, когда его пальцы пробегают по моей коже, и мое тело реагирует, несмотря ни на что, мои бедра выгибаются навстречу его прикосновениям, когда я тихо вздыхаю. Его рука движется, и я смотрю вниз, чтобы увидеть, как он разрывает презерватив, катая его по всей длине своего члена, не встречаясь со мной взглядом.
Детей не будет. Тогда я вспоминаю о контракте и внезапно очень радуюсь, что он был готов, пока не вспоминаю, что он никогда не собирался заниматься со мной сексом сегодня вечером. Этот презерватив предназначался для какой-то другой случайной встречи, с какой-то другой женщиной, и я чувствую внезапный комок в горле, глаза щиплет от слез.
Мне должно быть все равно, но мне не все равно.
Лука ничего не говорит. Он шире раздвигает мои бедра, наклоняя свой член ко мне, и я чувствую, как все мое тело напрягается, когда я понимаю, что это вот-вот произойдет, он вот-вот…
— Расслабься, — говорит он, поднимая на меня взгляд. — Будет еще больнее, если ты этого не сделаешь.
Я чувствую, как кончик его члена прижимается ко мне, и я крепко закрываю глаза, мое дыхание становится прерывистым. Я пытаюсь расслабиться, но все, о чем я могу думать, это о том, какой он большой, насколько твердый, и что он ни за что не войдет…
— Ах! — Я вскрикиваю от острой боли, внезапного давления и понимаю, что первый дюйм его плоти находится внутри меня. Мои глаза распахиваются, и я вижу его стоящим на коленях в тусклом свете комнаты, его лицо в тени, его тело слегка вздрагивает, когда его руки цепляются за мои бедра. Его глаза закрываются, когда он продвигается вперед еще на дюйм, и стон срывается с его губ.