Порочное обещание

Джеймс М. Р.

— Ты такая чертовски тугая, — стонет он, и я вижу, как его бедра слегка подергиваются, усилие двигаться медленно почти слишком для него. Я чувствую внезапный, резкий прилив желания по моему телу, реакцию на то, что вижу, как он балансирует на грани контроля.

Я смутно соображаю. Ему нравится мое теле, что он едва может контролировать себя…

— О черт… — снова стонет он, и я чувствую, что реакция моего тела позволила ему легче, чем раньше, продолжать двигаться, сдвинуться еще на дюйм, а затем еще, пока внезапно он не наклоняется ко мне, его глаза все еще закрыты, и я понимаю, что каждый дюйм его тела погружен в меня.

Это действительно было больно. Это все еще есть, немного, но я уже чувствую, как боль отступает, заменяясь чем-то другим, болью, проникающей до глубины души, потребностью в чем-то, что я не могу точно описать.

— Лука, — шепчу я, его имя невольно срывается с моих губ, и его глаза распахиваются, встречаясь с моими, его тело дрожит надо мной.

Я вижу момент, когда его контроль ломается. Я вижу, как он пытается обуздать это, пытается оставаться отстраненным, пытается превратить это в холодную обязанность, как он сформулировал это ранее. Но когда он слышит мой голос, шепчущий его имя, я почти чувствую, что внутри него что-то обрывается, все его тело дергается, когда его бедра выгибаются напротив моих, и он издает глубокий, дрожащий стон.

— София, — стонет он, а затем его губы обрушиваются на мои.

Что я делаю? Эта мысль проносится криком в моей голове, но мое тело уже реагирует, мои руки обвиваются вокруг его шеи, когда его рот наклоняется к моему, его язык проникает между моих губ, когда его член снова входит в меня, и я чувствую, как мои ноги раздвигаются для него, мои бедра поднимаются ему навстречу, когда он скользит в меня. Это приятно, не то, что я чувствовала прошлой ночью, не та напряженная, нарастающая, ноющая потребность кончить, но что-то подсказывает мне, что в конце концов так и должно быть.

И все остальное… о, боже. Его кожа на моей, теплая, горячая и гладкая, вкус его рта, вибрирующее ощущение его стонов на моих губах, его руки, блуждающие по моему телу, когда он растворяется во мне. Даже прошлой ночью он контролировал ситуацию, но теперь все это ушло. Есть только вздымающаяся волна его тела внутри моего, его член, толкающийся снова и снова длинными, медленными движениями, которые становятся быстрее по мере того, как ускоряется его дыхание, совпадающее с моим, когда я выгибаюсь ему навстречу, желая быть ближе. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного, и я не могу думать о том, что это значит для меня, для нас, для нашего будущего. Все, о чем я забочусь, это тепло его тела напротив моего, прижимание моих грудей к его груди, то, как я чувствую, как он окружает меня во всех отношениях, и у меня возникает внезапная, отчаянная мысль, что я никогда не хочу, чтобы это прекращалось.

— Лука, Лука… — Я внезапно выкрикиваю его имя, сильно выгибаясь ему навстречу, когда чувствую, как что-то сотрясает меня, не оргазм, но какое-то глубокое, первобытное желание быть рядом с ним. Как будто я знаю, что он близко, и я права, потому что в следующий момент он внезапно зарывается лицом в мою шею, еще один глубокий стон вырывается из него, когда он сильно входит в меня. Я чувствую, как его бедра прижимаются ко мне, как будто он хочет погрузиться еще глубже, его член невероятно тверд, а его руки впиваются в подушки по обе стороны от моей головы, все его тело сотрясается в глубоких, изматывающих толчках.

В тот момент, когда все заканчивается, он замирает. Его тело нависает над моим, не совсем лежа на мне, а затем так же быстро он скатывается с меня, вставая. Я чувствую холод от потери его прикосновений. Так же быстро, как он потерял контроль, он восстанавливает его, связь между нами разорвана. Лука не смотрит на меня, когда снимает презерватив, направляясь в ванную, чтобы избавиться от него, и оставляя меня там, голую, на кровати. Мое тело чувствует себя странно, все еще возбужденное и неудовлетворенное, внезапно опустошенное там, где оно было наполненно несколько минут назад. Я хочу схватить одеяло и укрыться, но, кажется, не могу пошевелиться, застыв на месте в ожидании возвращения Луки.

Он включает свет, когда выходит из ванной, заливая комнату светом, и я быстро моргаю, мой желудок сжимается, когда он шагает ко мне. Все признаки мужчины, который только что потерял контроль, когда был внутри меня, который целовал меня и прикасался ко мне так, словно умирал с голоду, словно ничего не хотел больше, чем меня, исчезли. Выражение его лица снова стальное, его зеленые глаза бесстрастны, и он останавливается на краю кровати, его взгляд скользит вниз, к промежутку между моими ногами. Я вижу, как выражение его лица мгновенно меняется с плоского на сердитое, его челюсти сжимаются, и я инстинктивно напрягаюсь.

— Что не так? — Шепчу я, нервно глядя на него. — Лука…

— У тебя не было кровотечения. — Его голос холодный, пронизанный таким холодным, бесстрастным гневом, который пугает больше, чем неприкрытая ярость.

— Что? — Я отодвигаюсь от своего места на кровати, сажусь и подтягиваю колени к груди. Простынь по-прежнему гладкая и белая. — Я предполагаю, что я не…

— Ты солгала мне. — Он проглатывает каждое слово, его каменные зеленые глаза впиваются в мои. — Ты, блядь, солгала мне, София. И все это из-за того, мадемуазель, что на самом деле это не было ложью… — Затем он начинает горько смеяться, качая головой. — Что за гребаный бардак…

— Я не лгала! — Восклицаю я, уставившись на него. — Я никогда ни с кем раньше не была, конечно, ты мог бы сказать, что…

— Ты была тугой, но это ничего не значит. Может быть, ты просто не была шлюхой, как твоя маленькая русская подружка. — Его слова похожи на шипение, гнев нарастает с каждым предложением. — Ты, блядь, солгала мне, маленькая сучка, из-за тебя меня чуть не убили…

— Я не лгала! — Я выкрикиваю эти слова, внезапно ужаснувшись этому новому уровню гнева. — Я не лгала, Лука, клянусь.

— Тогда почему у тебя не пошла кровь? — Рычит он. — София, у меня должны быть доказательства для Росси утром, что я трахнул тебя, что ты моя жена, или мы оба умрем!

Я смотрю на него, не веря. Мой страх внезапно отступает перед лицом абсолютной нелепости всей этой ситуации, всего этого глупого, запутанного беспокойства о моей гребаной девственности, которая когда-либо что-то значила для меня только потому, что это был способ отделить какую-то часть меня от него. Теперь он получил то, что хотел, он трахнул меня, и этого все еще недостаточно. Я начинаю смеяться, почти истерически, качая головой.