Порочное обещание
Шрифт:
— Нет, — шепчу я. — Мне никогда не было необходимости, я…
— Обычай, — резко говорит он, подчеркивая каждое слово, — заключается в том, что родители жениха и невесты, подружка невесты и шафер поднимаются в спальню на следующее утро, чтобы убедиться, что брак заключен. Это традиция, доказать, что брак настоящий и законный, и что жених лишил невесту девственности. Это старо, — добавляет он, видя выражение моего лица, — но это обычай. И поскольку ты настаивала, чтобы я не прикасался к тебе в качестве условия нашего брака, что ж, ты можешь видеть, как это поставило меня в трудное положение.
— Ты должен был сказать мне, — шепчу я. Я чувствую, что не могу дышать.
— Ты права, — признает он, и я чувствую, как мои глаза расширяются просто от шока от этого признания. — Но по моему опыту, чем больше людей знают, что ты солгал, тем быстрее эта ложь раскроется.
— И что теперь? — Я обхватываю себя руками, мягкое кружево платья трется о мою кожу. — Что происходит?
Лука смотрит на меня сверху вниз на мгновение, и между нами затягивается тишина.
— Мы должны переспать сегодня вечером, — говорит он наконец.
Я смотрю на него, потеряв дар речи. Моя первая, немедленная мысль, что он лжет мне, чтобы затащить меня в постель. Но, глядя в его глаза, я вижу, что это не так. Я видела голод в его глазах, и желание, и похоть. Я видела, как он смотрит на меня, когда хочет заставить меня умолять его, когда он хочет, чтобы я подчинилась его воле. Это не то. Он выглядит почти побежденным, как человек, которого загнали в угол и у которого нет выхода. На самом деле я не уверена, что хуже. Я не хотела, чтобы Лука принуждал меня, но я также не хочу, чтобы мой первый и, возможно, единственный опыт в постели был с ним, ведущим себя как мужчина, которого ведут на казнь.
— Что произойдет, если я скажу нет? — Выпаливаю я. Это единственное, что я могу придумать, чтобы сказать.
— Тогда мы оба мертвы, — устало говорит Лука. — Росси не допустит ни малейшего шанса на то, что брак может быть аннулирован, каким бы незначительным он ни был. И если он думает, что моя преданность тебе перевешивает мою преданность ему, он и этого не потерпит. Если каким-то образом я это переживу, то не со всеми частями моего тела или моим положением в целости.
Он говорит это так бесцветно, как будто говорит мне, что небо голубое или что сейчас весна. Я, с другой стороны, в ужасе отшатываюсь.
— Но ты его наследник, — шепчу я. — Он бы избавился от тебя, так или иначе, просто так? Из-за одной лжи?
— Лояльность должна быть абсолютной. — Лука слегка натянуто улыбается мне. — Нам нравится думать, что мы лучше Братвы, более культурные, но по-своему мы одинаково жестоки. И Росси может быть по-своему жестоким человеком. — Он смотрит на меня сверху вниз, и по выражению его лица я вижу, что выхода нет. — София, изнасилование занимает далеко не последнее место в списке вещей, перед которыми Росси колебался бы. И хотя это противоречит моему личному моральному кодексу, это именно то, чего он ожидает от меня сегодня вечером, если ты откажешься.
— Так чего ты хочешь от меня? — Шепчу я.
— Я хочу, чтобы ты захотела. — Он говорит это просто. — А если нет, тогда я не знаю, что нам делать. Я не смогу жить с собой, если заставлю тебя, София. Я могу сделать очень многое, но не это. Но я также не хочу умирать медленно. Так что, как видишь, я в тупике.
Это самый долгий разговор, который у нас когда-либо был, и самый серьезный. Я впервые почувствовала, что он говорит со мной как с равной. Это не заставляет меня любить его, он мне даже не нравится, но это заставляет меня ненавидеть его чуть меньше. Это заставляет меня впервые почувствовать, что он не думает обо мне как о чем-то, чем можно пользоваться и управлять. По крайней мере, на этот раз он просит моего сотрудничества, а не требует его.
Я не хочу быть замужем за ним. Я даже не хочу его знать. Я хочу быть как можно дальше от этого, насколько это возможно. Но это не значит, что я хочу, чтобы он умер, не говоря уже о способах, которые, как я могу себе представить, мог придумать Росси и, вероятно, способах, которые я не смогу себе вообще представить. И я тоже не хочу умирать.
— Мне жаль, — просто говорю я.
Его лицо немного бледнеет, и я понимаю, что он думает, что я говорю ему нет, извиняясь за то, что не могу уступить. Мгновенное превосходство ощущается как маленькая победа, и я хватаюсь за это, как за что-то, за что можно уцепиться.
— Я сделаю это. — Я прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как мою кожу покалывает от страха и хотя я не хочу этого признавать… небольшого предвкушения. — Я не хочу этого, но я не хочу, чтобы кто-то из нас умирал. Я просто хотела бы, чтобы ты предупредил меня, что солгал об этом, — мягко заканчиваю я. — В конце концов, я твоя жена.
Уголок рта Луки чуть заметно подергивается. Затем он протягивает руку, убирая локон волос с моего плеча, кончиками пальцев проводит по моей ключице. Это заставляет меня резко вдохнуть, а его глаза на мгновение закрываются.
— Я приготовил себя сегодня спать в кресле, — усмехаясь говорит он. — Я не уверен, что я бы вообще не прикоснулся к тебе, София, особенно после прошлой ночи. Но мне нужно, чтобы ты знала… — Он делает глубокий вдох, и в его глазах что-то нечитаемое, что-то, что я не могу полностью расшифровать. — Я бы никогда не лишил тебя девственности против твоей воли, София. Я нехороший человек, но есть некоторые вещи, которые даже я бы не стал делать.
— Я знаю, — шепчу я. Я чувствую, как у меня учащается пульс, во рту пересохло, руки дрожат. — Я… — Я напугана, вот что я хочу сказать, но я не могу признаться в этом этому мужчине, этому великолепному, переменчивому мужчине, который смотрит на меня сверху вниз, готовясь впервые затащить меня в постель. Я недостаточно хорошо его знаю… я ему недостаточно доверяю.
— Я буду настолько осторожен, насколько смогу, — говорит Лука, его голос понижается на октаву. Я слышу, как он углубляется, становится грубее, и это вызывает во мне дрожь, которая может быть вызвана страхом или желанием, я не уверена, чем именно. — Но я не могу отрицать, что хочу тебя, София. И когда настанет этот момент…
Я не должна его хотеть. Ничто в этом мужчине не должно меня возбуждать. Но что-то в грубости его голоса, в том, как он говорит, что хочет меня так сильно, что едва может контролировать себя, мужчина, который может заполучить любую женщину, какую захочет, возбуждает меня вопреки мне. Я чувствую влагу на своих бедрах, мою кожу покалывает, когда его пальцы спускаются к промежности между моими грудями, к краю выреза.