Порочный круг
Шрифт:
— Фобос, люди... — заговорил сиплым голосом.
— Что люди? Что за глупая истерика? — переспрашивал я Вэнса, стаскивая его пробитый шлем и заливая рану коллоидом. — Объясни мне толком, что случилось.
— Да отстаньте же, мистер, — Вэнс оттолкнул мои руки. — Черт с ней, с этой царапиной. Я же говорю вам — с людьми что-то случилось.
— А что с ними может случиться? Они что, обделались все скопом? — Я тихо рассмеялся собственной глупой шутке.
— Нет мистер, — Вэнс вдруг перешел на шепот и в глазах я его прочел этакий спокойный ужас, какой бывает, когда кровь напичкана транквилизаторами, и мозг отчетливо сознает происходящее, — они просто лежат. Они все будто в летаргическом сне. Все, кроме малых детей, которые визжат и мечутся по отсекам гражданских кораблей.
Немного
— И штабные офицеры... Тоже?
Ни говоря ни слова, Вэнс с кривой ухмылкой махнул рукой в сторону коридора. Я выглянул наружу и увидел тело мистера МакКорфи. Похоже было, он направлялся ко мне, но не дошел несколько шагов. МакКорфи являлся вроде бы живым, но пока я дотащил его до центрального поста, где были необходимые приборы, у меня создалось необъяснимое впечатление, что передо мной уже не человек. Озабоченные ремонтники занялись телом мистера МакКорфи, а я в мрачном настроении принялся глотать горячий кофе. Все более и более дурные мысли лезли в мою голову. И когда один из ребят извиняющимся голосом сообщил мне, дескать, простите, мистер, но у пострадавшего отсутствует активность коры больших полушарий, я только произнес:
— Все ясно.
И пояснил, поймав вопрошающие взгляды стоящих подле меня:
— Сезон охоты за душами можно считать открытым.
* * *
Падший одел свою любимую человеческую плоть и принялся созерцать и наслаждаться ею, благо рядом было большое зеркало. Он трогал руками длинные, тщательно расчесанные волосы, гладил тонкую белую кожу, показывал сам себе острый розовый язычок. Затем Падший повернулся в профиль и слегка выпятил грудь — любуясь плавными линиями тела. Как только он увидел эту плоть человеческой самки, будто безумие охватило его. Он тотчас сбросил с себя порядком надоевшее ему обличие рогатого и вселился в новую, прелестную оболочку. Может быть, так случилось потому, что тело это принадлежало раньше мисс Вселенная, которую угораздило оказаться на борту лайнера, когда его захватили киберы. У Падшего хранилось еще несколько тысяч тел — в основном взрослых мужчин. От остальных людей он брал только души, ибо физическое состояние плоти детей и стариков не позволяло использовать ее в тяжелой работе. Теперь лишь изредка Падший облачался в тело рогатого — народ этот был полностью покорен ему — и поэтому обладание такого рода плотью не приносило ему ровным счетом никакого удовольствия. А люди — совсем другое дело. Люди были вершиной творения Вседержителя, и их устройство было наиболее уподоблено духу его. И обладание человеком приносило для Падшего удобства необычайные.
В этот момент Падший подозвал к себе сгорбленного старика, который скромно сидел доселе на корточках в углу комнаты. Старичок, как и сам Падший, был абсолютно нагим — им не приходили в голову мысли об одежде. Падший приказал своему слуге, показав на одно из мужских тел, помещенное в саркофаге у противоположной стены:
— Одень его, Предавший!
В тот же миг тело старичка обмякло и с тихим стуком повалилось наземь. А у молодого человека, лежащего под прозрачным надгробием, вдруг порозовела кожа, открылись глаза. Через минуту юноша уже стоял подле Падшего.
— Поцелуй меня, — попросил повелитель и слегка содрогнулся от блаженства, когда Предавший нежно коснулся его губ.
Падший увлекал за собой юношу к мягкому ложу, шепча ему: "Овладей мною". И тот не смел ослушаться господина, захотевшего получить непомерное удовольствие, причина которого была Падшему мало понятной, но чья глубина потрясла его.
То, что Падший решил заняться удовлетворением похоти, говорило о его хорошем расположении духа. А ведь еще совсем недавно Падший снова был во гневе. Его войска ничего не могли поделать с искусственными созданиями, порожденными людьми с помощью селенитов. В хроносе Падший сумел заключить перемирие с многочисленным племенем населявших Луну, но селениты смогли договориться и со Вседержителем — а в результате породили существ, души которых были не подвластны ни сеятелю доброго и вечного, ни его антагонисту, поскольку обладали иной структурой. Киберы Падшего, будто осы в банке варенья, завязли в армаде экспедиционного корпуса, донося до гнезда господина лишь жалкие крохи от столь долгожданной и обильной добычи. Кроме того, Падший понял, что семя разума посвящено в тайну бытия и сознание этого приводило его в еще большее бешенство. Однако вскоре Падший успокоился, самодовольно заметив, что единственный ретранслятор в его руках, и люди никогда не познают воочию чуда воскрешения, ибо Посланец уже давно покинул Землю, а Падший не будет делать этого. Оценив ситуацию, Падший приказал уйти из владения семени разума, при этом провозгласив своим рабам, будто пресекая возможные возражения, о которых, впрочем, не могло быть и речи:
— Искусственные сами придут сюда, а вместе с ними придут и люди, ибо неизмерима людская глупость и любопытство. Я получу множество тел, которые построят новых воинов. Я получу множество душ и увеличу зону своего влияния во вселенской душе. Настанет день — и вселенская душа людей будет полностью моей, так же как и единая душа рогатых, что верно служат мне и за это получившие возможность возрождаться. Верно ли я говорю?
И тысячи рогатых — рабов Падшего заорали в приветствие ему. Властитель тьмы смотрел на эту толпу лохматых существ и улыбался, проникаясь сознанием своей всесильности...
На этом месте воспоминаний Падший грубо оттолкнул Предавшего, ибо уже пресытился наслаждением. Юноша тотчас подбежал к своему саркофагу и лег в него. Закрылось прозрачное надгробие, и буквально через секунду у ног прекрасной женщины зашевелилось тело сгорбленного старика — привычный облик Предавшего.
* * *
Итак. За несколько дней кампании мы имели две пятых боеспособного флота, кучу то ли живых, то ли мертвых людей, да ораву их визжащих сопливых младенцев. К счастью, с последними отлично управлялись триста киберов, которых мы заперли вместе с детьми на второй планетарной базе, в центре нашего потрепанного роя. Мысли мои были мрачными-мрачными. И в таком состоянии я телепортировался к Скорпиону. Мой товарищ грыз арахис в сахаре, причем делал это с отрешенностью во взгляде и напихивал в рот такое количество орешков, что надувались щеки. Глядя на него я понял, что Скорпион тоже чувствует себя не в своей тарелке.
— Хреновое дело, — произнес он, наконец увидев меня. — Есть ли у тебя гипотезы?
Я умостился арахисом и со вздохом уселся рядом с ним:
— Мне ясно только одно — упала шестая печать. И пришел день гнева его, и кто может устоять?
Сказав так, я посмотрел в глаза Скорпиону. Тот перестал жевать, и во взгляде его вдруг загорелось озорство. Скорпион встал и снял со стены гитару, с которой во многих местах был уже стерт лак.
— За последние тридцать лет я впервые услышал от тебя библейскую цитату,— сказал он мне, подтягивая колки. — Это вовсе не цитата.
Скорпион улыбнулся:
— Грешен, и кары небесной боюся:
Кажется мне после каждой бутылки,
Что я в небесной тюрьме очутюся,
Ну, а туда не доходят посылки.
Там ведь тюремщики — черти вонючи,
Гады рогаты, в общем, зверье.
Чуть не по-ихнему — сразу за крючья —
И истязают все тело мое...
Так на суде меня адом пугали
Девять присяжных и змий-прокурор.
Дело закрыли и вслух прочитали,
Правда, условный пока, приговор.
Я корешам рассказал эти страсти,
Чтобы они не грешили зазря —
Шуток не любят небесные власти,
Ссориться с ними нам просто нельзя.
Но с увлечением друг-психиатр
Книжку читал мне про небеса.
В коей написано, что прокуратор,
К вышке представил Иисуса Христа.
И я злорадствую: верьте — не верьте,
Будут и вас, господин прокурор,
Крючьями мучить лохматые черти,
Пусть за условный, но злой приговор.
Брякнув для порядка еще пару раз по струнам, мой товарищ отложил гитару со словами: "Итак..." — будто собирался сказать еще что-то, но, однако, промолчал. А мне стало повеселей. Приятно видеть человека, который не теряет чувство юмора.