Порочный круг
Шрифт:
— Вы так думаете? — спросил я его иронично и, попрощавшись, отключил канал связи, прошептав при этом.— Да уж: величайшее открытие, о котором ты, по всей видимости, можешь и никогда не поведать самолично научной общественности. Впрочем, — и дальше я продолжил в полный голос, обратив на себя внимание четырех дежурных операторов, — !
— Интересно: Вэнс, — обратился я затем к своему адъютанту, — откуда управляют киберами?
— Судя по тому, как они перестраивают боевые порядки, приказы исходят от системы красного карлика, до внешней планеты которой всего световой день. Хотя, может быть, это лишь видимость...
"Может быть, лишь видимость... — повторил я про себя эту фразу несколько раз. — Откуда-то отсюда некая сила три тысячи лет назад начала строить телепортационные трассы в сторону Солнечной
* * *
Любовался Посланец отпрысками своими. Два крепких мужских тела трудились над постройкой нового дома на окраине Назарета. Несмотря на полуденный жар, они не прекращали тяжелой работы, надеясь завершить до конца месяца перекрытия крыши виллы римского изгнанника, которого злая судьба загнала в этот бедный край. Посланец твердо решил, что сегодня он оденет одно из этих тел, отправив душу к трону Вседержителя, но было трудно выбрать из двух одинаковых претендентов. Близнецы были дороги посланцу.
Дороги так, как родителям дороги отпрыски их. Он опекал мальчиков в младенчестве. Он ограждал их и взрослыми мужами от болезней тела и разума. Наконец, Посланец выбрал одного близнеца, который работал внизу и подавал брату брусья. Посланец отделил его душу и послал ее к Вседержителю, а сам занял тело мужчины и удивился, как замечательно оно подходит ему.
— Что с тобой, брат мой? — воскликнул работавший наверху близнец и поспешил сойти вниз, к распростертому на горячей земле телу.
Когда он подбежал к воплотившемуся Посланцу, тот уже сидел, с наслаждением оглядывая себя и манипулируя членами своими и тихо смеясь счастью своему. В это мгновение Посланец еще более уверовал в свою правоту — он не может отдать на растерзание толпе такое замечательное тело. Поэтому, когда сошедший с крыши близнец помог подняться ему с земли, спросил:
— Брат мой, любишь ли ты меня, как себя?
В ответ мужчина недоуменно посмотрел на своего близнеца:
— О чем ты? Солнце напекло тебе голову — я говорил, что надо было бы подождать до вечера.
— Нет, скажи мне! — Посланец схватил близнеца за руку. — Готов ли ты принять лютую смерть за меня?
— Конечно-конечно, — брат забеспокоился, — я готов живот положить за тебя — ты же знаешь, как я люблю тебя, но зачем...
Туг Посланец поцеловал брата и сказал ему:
— Смотри же: пусть будет, как сказано. Сейчас я покидаю тебя, и ты не сможешь остановить меня, но придет время, и мы снова встретимся... Ты нужен мне.
Близнец действительно ничего не мог поделать. Он понимал, что безумие поразило брата его, но странная сила будто свинцом налила ноги его и не давала бежать вслед быстро уходящему на север Посланцу. "Куда же ты, братец мой", — только и мог шептать близнец, а по пыльным щекам его, медным от жгучего солнца, торили дорожки две слезинки.
А в глубоком космосе бесновался тем временем Падший, ибо он узнал от Предавшего Вседержителя, что по слухам. где-то в районе желтых звезд посеяно было последнее, не подвластное доселе ему, семя разума, и что семя это, якобы, призвано уничтожить власть тьмы. Падший тотчас приказал начать постройку великих мостов в ту область, где предположительно должно было обитать семя. И сотни тысяч существ, порожденных его волей и трудом, подвластных ему, разумных, засуетились, выполняя задуманное им. Но даже Предавший не знал о том, что Вседержитель успел отправить на осемененную планету Посланца своего. И поэтому Предавший уверял Падшего, что тот возьмет к себе сонм разумных тел, лишенных главного знания, а значит беспомощных перед ликом его. Но Падший не любил ждать, и гнев его тушил мелкие звезды, сея пустоты во чреве близлежащей вселенной — ведь ему не досталось ни одной капсулы, и он не может покинуть поле ретранслятора. А пока Падший не овладеет отпрысками Вседержителя, пока не приберет души их и не поработит все до единого тела — не видать ему вечного покоя; Но пройдет три тысячи лет, прежде чем слуги Падшего достигнут желтых звезд, прежде чем их господин столкнется с силой, которая сделает почти недостижимой цель его непомерной гордыни — единолично овладеть материальной составляющей галактики и семенем мира духовного.
* * *
Два дня мы провели, будучи окружены защитной оболочкой. За это время среди людей, чьи корабли были надежно укрыты в центре нашего роя, начались привычные для этого стада брожения. Они призывали нас не драться, а повернуть назад, упирая на первоценность их собственных жизней. По телевидению то и дело транслировались возмущенные лица мамаш, которые тискали своих орущих. чад и гневно восклицали, что стали заложниками нашей агрессивности и, дескать, мы обрекаем их на неминуемую гибель. На всякий случай мы со Скорпионом решили запретить контактировать с людьми нашим солдатам. Более того, полковник Крайт приказала убивать всякого человека, который попытается проникнуть на боевой корабль с целью агитации.
— Это ваш приказ! — поднявши вверх палец, ответил ей Скорпион.
Полковник Крайт кивнула:
— Если кого-нибудь убьют, я тут же возьму всю вину на себя.
Затем она окружила себя отрядом мартовских ребят — доблестных защитников нашего героического генштаба, взяла с собой Ворона и пошла в народ. Полковник занималась тем, что тыкала в морду каждого недовольного подписанное им заявление, что "я, такой-то, такой-то, по доброй воле и в здравом рассудке подтверждаю, что приму участие в боевых действиях и готов пожертвовать своей жизнью и жизнью своих детей во имя интересов человечества". Конечно, многие, кто подписал эти бумаги, сильно смахивающие в нынешней ситуации на завещания, не думали, вернее, не хотели думать, чем это может обернуться, поэтому запоздало каялись в своей глупости. В конце концов, Ворон резонно заметил, что желающие могут выйти из-под защиты военных кораблей и попытаться вернуться домой. Желающих не нашлось, но воя от этого не убавилось.
Воодушевленный апокалипсическим настроением народных масс, мистер МакКорфи назойливо вертелся около меня, то и дело отводя в сторонку, с жаром доказывая, что мы все погибнем, если продолжим активные боевые действия. После этих фраз он проникновенно заглядывал в мои пустые глаза. Не находя в них поддержки, он заламывал руки:
— Ну пожалейте хоть детей — отправьте их с сильным отрядом прикрытия назад. Не убивайте младенцев!
В ответ я горько усмехнулся:
— Мысль о бренности жизни является суждением аподиктическим до безобразия.
Тут мистер МакКорфи, в полном бессилии понять произнесенное, плевал на пол и переходил на тривиальный мат, не забывая путать меня попутно и божьей карой. На этом наша дискуссия заканчивалась. Наконец, мы дождались, что киберы окружили нас плотным кольцом, выставив вперед абордажные снаряды. На военном совете было решено снять защитный экран и ударить по врагу катерами и канонерками. После такого вердикта Скорпион за несколько минут до атаки выступил с речью перед личным составом:
— Соколы мои голожопые! — заорал он, выпучив глаза. — Как только мы снимем покрывало, для многих из вас война закончится в несколько мгновений. Но за этот ничтожный отрезок времени вы должны доказать, что не зря жрали хлеб свой. Доказать тем придуркам, которые прогнали нас сорок лет назад, и тем смертным, которые уже заранее отпевают свои мощи. Мы шваркнем так, что на небосклоне Земли через пятьсот лет компьютеры навигационной службы увидят звездочку двадцать второй величины в районе Плеяд. Звездочка эта будет мерцать несколько секунд и, я думаю, что кто-нибудь из нас все же увидит ее блеск, сидя глубоким стариком где-нибудь на задворках Солнечной системы. Но сейчас каждый из вас должен поклясться мне, что этим человеком будет не он.
— Клянемся! — заорали тысячи глоток детскими голосами, и вскоре корабли выпустили из трюмов своих канонерки и катера, похожие на извергнутые стаей нерестящихся рыб икринки.
Экран схлопнулся, и мы сошлись. И бой длился долго — тридцать три секунды. И мы снова подняли экран. И принялись добивать тех врагов, которые оказались внутри него. И на корабли-матки вернулись две канонерки из восьмидесяти и пять безнадежно поврежденных катеров из трехсот девяносто шести. И когда я подсчитал потери — наша боеспособность составляла тридцать пять процентов от первоначальной, а соотношение с силами противника выросло до один к десяти, — в мой наблюдательный пункт забежал легко раненный Вэнс.