Порочный сексуальный святой
Шрифт:
— А как насчет тебя? Как ты стал владельцем бара?
Он не был уверен, как много хотел рассказать о своем тревожном и адском детстве и последующих подростковых годах, поэтому решил выдать сокращенную версию.
— Джерри, владелец этого бара, нанял меня, когда мне было шестнадцать и я отчаянно нуждалась в работе. — Потому что у него было два младших брата, которых надо было кормить, одевать и обеспечивать крышу над головой. — Я начал подметать полы, выносить мусор и делать генеральную уборку. Работал как проклятый, и он стал для меня отцом, которого у меня не было. Чем больше я работал,
— Ты сказал «был», — тихо произнесла она.
Клэй почувствовал, как у него сжалось сердце, когда он вспомнил, как был опустошен, обнаружив безжизненное тело Джерри в офисе в тот роковой день.
— У него случился сердечный приступ, и он умер, когда мне было двадцать четыре. И тогда я узнал, что он оставил бар мне. У него не было ни жены, ни семьи, ни детей.
Вместе с заведением Клэй унаследовал небольшое состояние, накопленное Джерри — шокирующие два миллиона долларов, которые припрятал старик, а Клэй и не подозревал об их существовании. Помимо того, что он разделил часть богатства с братьями, большую его часть он инвестировал, а часть денег использовал, чтобы помогать своим сотрудникам, когда это было необходимо.
— У меня была не самая лучшая жизнь до того, как Джерри нанял меня, и мне повезло, что теперь я могу помочь другим людям, которые в этом нуждаются. Даже если это означает дать им что-то простое, вроде работы.
Она улыбнулась ему.
— Мне нравится, что ты видишь в людях хорошее.
— Так было не всегда, — хрипло ответил он. Нет, долгое время он рисовал людей той же кистью, что и его мать и отца, веря в худшее в мире и в людей, населяющих его. Пренебрежение, наряду с физическим и эмоциональным насилием, — вот всё, что он знал в детстве. Доверять людям было трудно. До Джерри.
— Твоя жизнь совершенно противоположна моей, — сказала Саманта, врываясь в его мысли.
— Ну, теперь посмотри на себя, — сказал он с дразнящей интонацией, чтобы поднять настроение. — Вся такая упрямая и непокорная.
— Мне нравится быть плохой девочкой, — хрипло сказала она. — Это освобождает.
Признавшись, она встала из-за стола, и Клэй быстро понял, что его ждут неприятности. Она сделала в его сторону несколько шагов, уверенно покачивая бедрами, прежде чем плюхнуться к нему на колени, как соблазнительный подарок, который он не хотел возвращать и не мог дождаться, чтобы развернуть.
Ее идеальная попка прижалась к его паху, и все его тело напряглось, включая член. Она сидела боком на его бедрах, и потребовалась титаническое усилие, чтобы не развернуть ее и не расположить так, чтобы она его оседлала. Ему ничего так не хотелось, как подвигать своим утолщающимся членом между ее обтянутыми джинсами ногами. Но он держал руки по швам, подальше от любой части ее тела.
Она без колебаний схватила его за запястье, и положила ладонь на изгиб своего бедра. Темно-синие глаза встретились с его, в их глубине кружилась та же самая потребность, безжалостно пульсирующая в нем.
— Прикоснись
Его пальцы сжались на ее талии в отчаянной попытке удержать руку от скольжения под футболку и ласки ее полной груди.
— Саманта, — простонал он низким и грубым голосом. — Я уже предупреждал тебя сегодня утром…
— Что ты не джентльмен и не ведешь себя нежно и мило, — сказала она, повторяя его слова, она положила руку ему на грудь, ее прикосновение обжигало его даже через хлопчатобумажную ткань футболки. — Но меня не нужно предупреждать, Клэй. Весь день я думала о том, что ты сказал, о том, что ты хочешь сделать со мной, и спрашивала себя, хочу ли я того же.
. — Ты понятия не имеешь, чего хочешь, — снова попытался предостеречь он.
— Вот тут ты ошибаешься, — сказала она соблазнительно, скользнув рукой по его шее и поглаживая большим пальцем бьющийся пульс. — Я знаю, без сомнения, что хочу тебя. Больше, чем когда-либо хотела другого мужчину.
Правда этого утверждения сверкнула в ее глазах, обжигающе огненная. Ее признание подтолкнуло его ближе к критической точке и сделало его член таким твердым, что ему стало больно.
— Я изо всех сил стараюсь не воспользоваться тем, что ты предлагаешь, но мужчина не может терпеть долго.
Она склонила голову к другой стороне его шеи, ее мягкий смех был теплым и влажным на его коже.
— На это я и рассчитываю, — прошептала она ему на ухо. — С меня хватило нежности, легкости и романтики с другими парнями, и особенно с Харрисоном, который даже не прикасался ко мне между ног, потому что одержим чистотой, и не любит, когда что-то пачкает его пальцы или ладони. Хотелось бы знать, каково это, чувствовать на мне твой рот, как твой язык доставляет мне удовольствие. Или то, что ты почувствуешь, скользя глубоко внутрь меня.
Она говорила так чопорно и корректно, когда он умирал от желания услышать более грязные, более шокирующие слова, слетающие с ее губ. Например, каково это, когда он будто голодающий будет поедать ее киску, и сосать клитор, пока она не кончит на его язык. Или каково это, когда его член будет входить в ее тугие жаркие глубины, когда он будет трахать ее до тех пор, пока она не расколется на части и не выкрикнет его имя. Но хорошие девочки не делают и не говорят таких вещей…
— Я больше не хочу быть хорошей девочкой, — сказала она, каким-то образом настроившись на него и прочитав его мысли. Прижавшись губами к его шее, она лизнула его кожу своим мягким языком, заставляя его вздрогнуть от желания почувствовать, как ее рот и язык ласкают его член. — Я хочу быть очень плохой с тобой, Святой Клэй.
Тяжело дыша, он поднял руку и запустил пальцы в ее волосы, затем откинул ее голову назад, чтобы посмотреть в глаза, которые были такими темными, что он хотел утонуть в их сладкой чувственности.
— Я не святой, Кексик, — сказал он, чувствуя, что уступает собственной отчаянной жажде к этой женщине. — Особенно когда дело доходит до секса.
— Это хорошо, потому что на самом деле мне не нужен святой, — мягко поддразнила она, проведя языком по нижней губе, а затем чувственно улыбнулась. — Мне нужен грешник.