Порочный сексуальный татуировщик
Шрифт:
Изо всех сил стараясь умерить свою импульсивную потребность доминировать, хотя, вероятно, он потерпит неудачу, потому что такова была его суть, он схватил ее за волосы и оттянул ее голову назад, прильнув губами к ее уху.
— Скажи мне, что ты этого хочешь, — грубо потребовал он. Ему нужно услышать, как она произнесет эти слова.
— Я хочу этого, — с энтузиазмом взмолилась Катрина, приподняв бедра и стремясь насадить себя на его член. — Трахни меня. Пожалуйста.
Свободной рукой он скользнул к ее обнаженной груди и щелкнул пальцем по тугому соску, заставив ее ахнуть, а тело
— Как ты этого хочешь, Китти-Кэт? — прохрипел он.
Ее губы приоткрылись, ресницы с трепетом опустились, словно так она могла спрятаться от его проницательного взгляда.
— Очень жестко, — пробормотала она. — Грубо. Глубоко.
Он улыбнулся ей в щеку. Слава богу, потому что обычно он не был способен на медленные и нежные действия, и одно только ощущение скользких складок ее киски, трущихся о его стояк, подвело его к грани потери рассудка.
Стремясь удовлетворить их обоих, он не стал ждать ни секунды. С беспощадным толчком врезался в Катрину так сильно, что она приподнялась на цыпочках, приспосабливаясь к тому, как он все глубже вгонял в нее член, пока не погрузился по самые яйца. Их стоны удовольствия смешались, когда ее соблазнительное тело втянуло его внутрь, а он попытался выйти на несколько дюймов, чтобы снова врезаться в нее и дать им обоим то трение, которого они так жаждали, но ее узкий канал сжал его, как кулак.
— О, боже, — выдохнула она, хныкая и царапая стену, когда он начал вколачиваться на полную мощь, вырываясь и возвращаясь обратно с разрушительной точностью.
Она двигалась в противовес его неумолимому ритму, отводя бедра назад, когда он рвался вперед, бесстыдно насаживаясь на его член и принимая то, чего так жаждала. Это была самая горячая и сексуальная вещь, которую он когда-либо видел или ощущал.
Сжав ее волосы, Мейсон повернул ее голову и накрыл ее рот своими губами, впитывая все те декадентские звуки, которые она издавала, когда он проник языком глубоко, целуя ее так же тщательно, как и трахал. Похоть, пробежавшая по его венам вместе со знакомым потоком тепла, подсказала ему, что он вот-вот взорвется. Обычно именно здесь его разум отключался, внимание сосредотачивалось лишь на том, чтобы кончить и достичь того прилива адреналина, который шел с освобождением и последующим кайфом.
Но невозможно было избавиться от ошеломляющего ощущения того, как тесно он прижимался к Катрине, чувствуя с ней связь, выходящую за рамки физического единения. И это было чертовски приятно и чертовски правильно. Будто она создана для него и ни для кого другого.
Он застонал и вздрогнул, продолжая поглощать ее рот, хотя разум сопротивлялся мыслям, проносившимся в его голове. Так не должно быть. Он не должен чувствовать себя таким отчаянным и диким, и понимать, что этот непреодолимый голод не похож ни на что ранее испытанное с любой другой женщиной. Все дело было в Катрине. Она разрушила его самообладание, заставила почувствовать себя обезумевшим от примитивного желания отметить ее и заклеймить как свою, чтобы ни один другой мужчина никогда к ней не прикоснулся.
Моя. Она, черт возьми, только моя.
Именно эта последняя собственническая мысль, а также Катрина, простонавшая его имя ему в губы, отправили его за острую грань умопомрачительного
Ее тело задрожало, она издала тихий крик удовольствия, ее райская киска сжала его член сильнее, пульсируя вокруг него, продлевая его оргазм. Шокирующая кульминация охватила его в самом возвышенном блаженстве, которое он когда-либо испытывал, настолько опьяняющем, что от горячего экстаза, пронзившего каждую клеточку его тела, затуманилось зрение. Полностью обессилев, он рухнул на нее с протяжным стоном. Прижав ее всем телом к стене, он тяжело дышал и пытался прийти в себя.
Но как только смог ясно соображать, первое, что пришло ему в голову, было: какого хрена я сделал?
Всякое удовольствие, которым он только что наслаждался, испарилось, сменившись чувством беспокойства, свернувшимся в его животе. Бл*ть. Ему нужна минутка, чтобы собраться с силами и справиться с тем, что они только что сделали, даже если сексуальное безумие было обоюдным.
Он осторожно оттолкнулся от миниатюрного тела Катрины, но она не сдвинулась с места, продолжая прижиматься к стене. Очень плохой знак. Бл*ть, бл*ть, бл*ть.
— Я сейчас, — пробормотал он, стремительно скрывшись в ванной, подозревая, что ей тоже нужно время побыть наедине.
Он позаботился о презервативе, застегнул джинсы и вымыл руки. В зеркало глядеться не осмеливался, потому что не был уверен, что хочет смотреть в глаза мудаку, потому что, несмотря на добровольное участие Катрины, он знал, что ему нельзя было с ней связываться. Но он все равно это сделал, потому что не мог контролировать свой проклятый член и непреодолимую потребность наконец получить то, чего жаждал столько лет.
Худшая часть? В спешке обладать киской Катрины, он взял ее сзади, как животное. Упустил возможность смотреть ей в глаза и видеть выражение ее лица, когда она кончит. Господи, когда что-то из этого имело для него значение? Никогда.
На его месте она могла представлять другого, кто бы по яйца погрузился в нее. Осознание этого разозлило Мейсона, особенно когда он вспомнил ее слова, сказанные ему в порыве страсти.
«Я хочу этого», сказала она. Не «я хочу тебя». Она хотела секса, но не с ним конкретно. Ее ответ довольно хорошо демонстрировал, что на его месте мог оказаться любой случайный парень, с которым он советовал ей познакомиться до прибытия в Вегас. Чтобы переспать с ним, потому что она была слишком дерганой.
Дрожащими пальцами он провел по волосам, ненавидя чувство вины и ненависти к себе, скручивающее его внутренности. Одно дело трахать женщин, которые соглашались на это по тем же причинам, что и он, и с которыми ему не приходилось сталкиваться ежедневно, и другое дело — воспользоваться своей лучшей подругой и единственным человеком в его жизни, не считая братьев, который значил для него всё.
Господи, он такой эгоистичный мудак и сволочь. Так почему же в этой ситуации должно быть иначе?