Поросль
Шрифт:
– Угомонились! – рявкнула историчка, разозлившись, и смешки стали сдерживаемыми, а шепот – едва слышным. Машка вытащила из сумки какие-то тетрадки, дневник и учебники, бросила все на парту и выпрямилась, чувствуя себя местной звездой.
Настроение у девочки, несмотря на ядовитый холод директрисы, оставалось прекрасным. Жалко, правда, что помаду пришлось смыть – такие красивые ведь были губы…
В спину Машке невесомо врезался бумажный шарик – отпрыгнул и укатился куда-то под стул. Склонившись, девочка с трудом дотянулась до бумажки и, спрятав
На вырванном листочке в клетку было торопливо написано: «Молоток, Машка! Крутые губы. Красотка!». И подпись.
Таня Марычева.
Марычева! Таня была главной красавицей класса – с огромными голубыми глазами, пушистыми черными ресницами и струящимися золотистыми волосами, она с самого детства приковывала к себе все внимание и была главной в классе. Таня Марычева и подруг себе подбирала весьма придирчиво – только самых хорошеньких и веселых, с кем не стыдно было и вечером погулять, и на вечеринку сходить.
Машка Савкина и Таня Марычева были настолько далеки друг от друга, что почти и не замечали, что они одноклассницы. Машка в своих обносках, с некрасивым крючковатым носом и чуть косящими глазами никак не могла попасть в компанию к Тане.
А тут такое!
Обернувшись, Машка посмотрела на одноклассницу с такой признательностью, что заслезились глаза. Губы почти затрещали от широкой улыбки. Таня, поймав ее взгляд, улыбнулась натянуто и показала два больших пальца.
Подавившись хохотом, закашлял сидевший с Таней главный красавец класса, Димка Большаков – пловец, отличник и староста. Машка с недоумением посмотрела на Димку, не понимая, почему он смеется.
– Савкина! – в очередной раз взорвалась историчка. Кажется, у нее с утра было плохое настроение. – Раз так хочется пообщаться, иди к доске! Ты сегодня и так у нас успела побыть павлином, пошли за пятеркой!
Шутка учительницы была не такой уж и смешной, но класс, изнывающий от невозможности похохотать в голос, просто прорвало – постанывая от смеха, ребята принялись шептаться почти в полный голос. Машка, вновь скупо улыбнувшись, поднялась со своего места.
Дорога до доски была долгой и неприятной – между лопатками зачесалось противное чувство, в горле пересохло, а ладони, наоборот, вспотели. Мямля Леночка Яценко, выпросившая себе тройку, сидела за первой партой с блаженным лицом.
Встав у доски, Машка неуверенно скрестила на груди руки и спросила:
– А чё отвечать-то?..
– Домашнее задание, – кровожадно отозвалась историчка, не давая и подсказки.
– Я не готова, – смиренно призналась Машка, понимая, что выкрутиться не удастся.
Она ждала торжествующего выкрика «Два!». Ждала очередной двойки в дневник, вызова мамы в школу (мама все равно не придет), ждала нагоняя от Аяны… Но историчка, откинувшись на стуле, спросила, словно палач:
– А почему ты не готова?
– Не поняла тему, – брякнула Машка и тут же пожалела о своих словах.
– Какую тему? – по классу вновь пронеслось хихиканье. Машка пристыжено мочала.
– Два, – наконец-то резюмировала историчка. – Неси дневник.
Машка доковыляла до парты, схватила розовый дневник с игривыми котятами, на которых блестели стразы из дешевого магазинчика недалеко от дома. Котята упали на стол перед историчкой. Распахнув дневник, учительница полистала его, с недоумением глядя на незаполненные поля и многочисленные записи красной ручкой, кровавых лебедей-двоек, замечания…
– Тебе не стыдно? Только сентябрь. Пятый класс, – удовлетворяя любопытство одноклассников, историчка показала всем исчерченный красной ручкой дневник. Класс ненатурально охнул с такой силой, будто Машка кого-нибудь убила, не иначе.
Маша молчала: мяла пальцы, поддевала носком кроссовки задирающийся линолеум.
– Лучше бы об учебе думала, чем губы малевать. И кем ты будешь с такими оценками?..
– Проституткой, – едва слышно шепнул толстый Влад, и все снова захихикали. Слава богу, учительница не услышала, продолжая что-то размашисто писать в пустом дневнике. А вот Машка услышала. Она резко подняла голову и отозвалась:
– Я буду ветеринаром.
– Тогда учиться надо хоть чуть-чуть… Знаешь, я бы хотела побеседовать с твоей матерью. Когда она сможет зайти в школу?
– Она не придет, – угрюмо отозвалась Машка.
– Ей что, все равно, как учится ее дочь? Ей все равно на тебя, Маша?
– Нет.
– Тогда она придет.
– Она не придет. Нас семеро у мамки, если она ко всем будет ходить… Да и она опять… Не придет, я ж говорю.
Историчка замолчала, прикусив губу. В классе вновь воцарилась мертвенная тишина – каждый прислушивался к глухому шепоту Машки и отрывистым репликам учительницы.
– Понятно. Садись, Савкина. На следующем уроке тебя спрошу первой, готовься, – и брезгливо толкнула дневник обратно к девочке.
После урока к погрустневшей Машке подошла Таня Марычева. Глаза у главной красавицы лихорадочно горели.
– Слушай, а хочешь сегодня с нами погулять?
– С вами?.. – тихо переспросила Машка, боясь, что ей просто послышалось.
– Ну да. Я, Юлька, Димка будет, Федя еще. Хочешь?
– Хочу.
– Тогда в четыре у вокзала. Договорились?
– Да, – и, уже глядя на удаляющуюся спину, Машка крикнула: – Спасибо!
В груди у нее мигом потеплело.
Когда уроки закончились, а пятиклассники торопливо помчались к выходу, Машка, бегущая со всех ног, едва не врезалась в Аяну – та ждала у раздевалок, скрестив на груди руки и пождав губы. Ее суровое лицо не выражало ничего хорошего. На лавке перед сестрой лежала Машкина розовая курточка.
– А где Лидка с Саньком? – окольными путями начала разговор Машка, позволяя Аяне натянуть на себя куртку. В душе девочка молилась, чтобы старшая сестра еще не заметила сломанную помаду.